Милая душа

Чувствуя себя храброй, слыша искренность в его словах, слыша принятие своего голоса, который я хотела услышать всю свою жизнь, я тихо ответила: “Спасибо”, - как раз в тот момент, когда колесо начало уносить нас вниз.

Леви снова сел рядом со мной, только на этот раз его тяжелая мускулистая рука легла мне на плечи, и он притянул меня к себе. Мое маленькое тело идеально прижималось к его боку, как будто мы были слишком разрозненными частями, которые были идеально собраны вместе. Желая тоже прикоснуться к нему, я обняла его за талию, улыбнувшись про себя, когда услышала, как у него перехватило дыхание от моего приветственного прикосновения.

Я смотрел из стеклянной капсулы на раскинувшийся за ней город. Я чувствовала себя так, словно была на небесах — высоко в небе; в безопасности, сытая и теплая, с милейшим, добрейшим мальчиком, который принял мой самый большой недостаток.

Мне пришлось сморгнуть воду, застилавшую глаза, когда я почувствовала, как Леви поцеловал меня в макушку, а затем опустился, чтобы поцеловать кончик левого уха. Ухо, которое невозможно было спасти. Ухо, которое было полностью глухим. То, которое причинило мне столько горя.

Приподняв мою голову, чтобы он мог видеть мое лицо, Леви улыбнулся своей великолепной застенчивой улыбкой, милой, нежной улыбкой, навсегда запечатлевшейся в моей памяти, и приблизил свои губы к моим для легкого, как перышко, поцелуя.

Вздохнув, он сказал: “Я тоже люблю целовать тебя, Элси. Примерно так же, как я люблю слышать твой голос”.

Он ждал, просто ждал, и я знала, что отвечать должна я. Борясь с сокрушительной неуверенностью, с которой я жила всю свою жизнь, я ответила: “Я тоже люблю целовать тебя”.

Я вздрогнула, звук моего голоса был монотонным и немного более высоким, чем у большинства людей. Но палец Леви разгладил морщинки у меня на лбу, и его улыбка осветила мой мир.

“Мне нравится, - начал он, - мне нравится, что ты сохранила свой голос для меня, что ты отдала свой голос мне”.

На какой-то тревожный момент я все еще не могла поверить, говорит он правду или нет. Но это было написано в его глазах. Он имел в виду каждое слово.

Это был дар. Это была свобода.

Он вернул мне мой голос.

“Хватит молчать”, - сказал Леви и притянул меня ближе. Я почувствовала, как он переместился так, что его рот оказался ближе к моему правому уху, уху, которым я могла слышать. “Не со мной, Элси. Со мной больше не будет тишины. Даже если это будет только со мной.

Леви поерзал на сиденье, мягко помогая мне сесть. Кабина внезапно остановилась, и парень, сидевший за рулем, открыл дверь, чтобы мы могли выйти. Не убирая руки с моих плеч, Леви вывел меня из капсулы, и мы пошли обратно к машине. Я обняла его за талию. Я не могла не чувствовать себя в безопасности под его защитой.

Когда мы отошли достаточно далеко от руля, подальше от всех окружающих, Леви спросил: “Тебе понравился руль, Элси?”

Я подняла глаза и кивнула головой, только для того, чтобы Леви терпеливо ждал. Я знала, что говорить должна я. Может, он и был тихим, но часть его была непоколебима, показывая, что, в конце концов, он был не только застенчивым. “Мне понравилось”, - тихо сказала я, и Леви гордо улыбнулся мне.

Тепло разлилось в моей груди, мое тело стало легче теперь, когда мой загнанный голос вырвался на свободу. Рука Леви опустилась с моего плеча, и он взял мою ладонь в свою. Я нахмурилась, задаваясь вопросом, почему он отпустил меня, когда объяснил: “Я хочу видеть твое лицо, когда мы разговариваем”.

Я вдохнула соленый морской воздух и уставилась на воду. Мои пальцы, соединенные с джинсами Levi's, сжались, и я одарила его улыбкой. Леви опустил голову и сказал: “Ты действительно хорошенькая”.

Я покачала головой. Не я, а он, но мне нравилось слышать такие чувства из его уст. Игнорируя напряжение в животе, я сказала: “Вид с руля”, - я сделала паузу, борясь с желанием промолчать, - “это было прекрасно”.

Леви вздохнул и кивнул головой. Мы были недалеко от машины, когда Леви спросил: “Какое твое любимое зрелище, Элси?" Что самое красивое, что ты когда-либо видел?”

Счастье, которое я испытывала, исчезло, только чтобы смениться глубокой печалью. Леви, должно быть, заметил драматическую перемену, потому что спросил: “Что? Что случилось?”

Я уставилась в пол, затем, зная, что хочу рассказать немного больше о том, кем я была, открыться этому мальчику, я остановилась под светом уличного фонаря.

Я видел, как нахмурился Леви, но я хотел это сделать. Я никогда никому не рассказывал, кто я такой, на что похожа моя жизнь. Я никогда никому не рассказывал, никому не показывал... ее.

Отпустив руку Леви, который оставался безмолвным, как статуя, я сняла перчатки и сунула теплый материал в карман. Вблизи от воды ветер дул холоднее, но я поборола озноб, сунула руку под рубашку и вытащила медальон. Я увидела, как внимание Леви переключилось на ожерелье, и его хмурый взгляд сменился выражением любопытства.

“Твой медальон?” спросил он. “Ты находишь свой медальон самым красивым?”

“Да”, - ответил я, затем продолжил: “и нет”.

Нахмуренное выражение вернулось на его красивое лицо, когда я подняла пальцы, чтобы расстегнуть крошечную застежку. Леви наблюдал за каждым моим движением. Я шагнула дальше в полосу уличного света, открывая медальон, чтобы показать то, чем я дорожила больше всего.

Леви подошел ближе, его глаза сузились, когда он изучал маленькую фотографию. Я знала, что он поймет, когда увидит сокровище внутри: фотографию моей мамы, молодой и улыбающейся. Прекрасно; самое прекрасное, что есть в моем мире.

“Элси”, - прошептал Леви и просунул свой палец под мой, чтобы поднести медальон поближе. Ему показалось, что он изучал фотографию целую вечность, прежде чем правильно угадал: “Твоя мама?”

“Да”, - ответила я и накрыла руку Леви своей. Его глаза встретились с моими, и я увидела сияющее в ответ понимание. В его взгляде я увидела то же понимание потери, которое, я знала, было и в моем собственном.

“Она была прекрасна”, - сказал он, и у меня перехватило горло от того факта, что кто-то сделал комплимент моей маме. Никто никогда этого не делал. Ее судили всю ее жизнь, вплоть до того дня, когда она умерла.

Но она была моей мамой. Я любил ее больше всего на свете.

Я не осознавала, что плачу, пока Леви не придвинулся ближе и не провел большим пальцем по моей щеке, собирая падающую каплю. Я думала, что он заговорит. Я ждал, что он спросит меня, как она умерла. Спросит, что случилось — единственное, что я не мог раскрыть. Боль была слишком сильной.