Милая маленькая игрушка

Она не спорит со мной. Вместо этого Уитни выглядит побежденной, опуская голову. Я тяжело вздыхаю, отпуская одну из ее рук, чтобы провести пальцами по волосам.

— Может быть, ты не создана для нашего соглашения. Может быть, ты больше похожа на Аню, чем мы оба думали. — Мне больно это говорить, но Уитни, похоже, не до конца осознает опасности моего мира. Она видит это индивидуально для своей подруги, но, когда дело доходит до дела, тот же человек, который вытащил Аню из нашей комнаты в клубе, тот, кто решает, желанный ли я в Северном Чикаго, и что можно сделать, чтобы послать сообщение, если я не буду желанным гостем.

Уитни резко поднимает голову и встречает мой взгляд свирепым взглядом.

— Я достаточно сильна для всего, — категорично говорит она.

Я внимательно изучаю ее, не зная, куда идти дальше. Было бы безопаснее всего разорвать отношения с Уитни. Она слишком тесно связана с Аней, которая находится во власти Николо Маркетти, и как пахан моей Братвы, я обязан защищать свой клан. Но мысль о том, чтобы прекратить мое соглашение с Уитни прямо здесь и сейчас, оставляет ледяную пустоту в моей груди.

— Мы можем сохранить соглашение, — неуверенно соглашаюсь я. — Но ты должна быть полностью честна со мной в будущем. Больше не нужно скрывать от меня подробности. И больше не нужно просить меня помочь с Аней.

Уитни молча кивает, ее слезы продолжают течь по щекам. Подняв руку, я нежно поглаживаю влагу с ее кожи, желая сделать больше, чтобы утешить ее. Молча я добавляю еще одно условие для себя. Мне нужно быть осторожным, чтобы не зайти слишком далеко. Как бы я ни пытался это отрицать, я начинаю что-то чувствовать к Уитни, и мне нужно оставаться объективным по отношению к ней. Иначе она станет слабостью, которую я не могу себе позволить.

— Пойдем, приготовимся ко сну.

Она встает с дивана вместе со мной, и я осторожно веду ее в спальню. Мы переодеваемся и завершаем нашу ночную ванную в тишине, затем забираемся под одеяло. Я притягиваю Уитни к себе, прижимая ее к своей груди, пытаясь удержать ее в целости и сохранности. И впервые с тех пор, как я ее встретил, я провожу ночь с Уитни, не занимаясь с ней сексом. Я пытаюсь убедить себя, что это потому, что ее не будет весело трахать, когда она так отвлечена своей подругой — что правда — но я также беспокоюсь за ее психическое состояние, и я не могу заставить себя оставить ее одну сегодня вечером.

23

УИТНИ

В течение следующих нескольких недель я нахожусь в путанице эмоций, что заставляет меня чувствовать себя слабой и уязвимой. Я не могу выкинуть из головы образ Николо, вытаскивающего Аню из комнаты. И все же, это каким-то образом кажется поворотным моментом в их борьбе. Я бы не сказала, что Аня выглядит счастливой. В ее голубых глазах всегда была глубокая печаль, которая только усилилась из-за насилия со стороны Николо. Но в последние несколько раз, когда я спрашивала, как она держится, Аня говорила, что все становится лучше. Что она чувствует, что Николо, возможно, даже как-то меняется. По крайней мере, он меняет то, как он к ней относится. Надеюсь, это означает, что он устал от нее и скоро уберет свои когти, но что-то в том, как Аня говорит о нем, заставляет меня не быть уверенной, что свобода от Николо — это все еще то, чего она хочет.

Вдобавок ко всему, мои чувства к Илье было трудно контролировать с той ночи, когда он держал меня в своих объятиях. Мы больше об этом не говорили. Не о сцене с Аней, не о бесцеремонным способе Николо выдворить мою подругу из комнаты, и не о нежной заботе, с которой Илья обращался со мной. Мы вернулись к тем же экстравагантным свиданиям и сексу по контракту, и Илья кажется почти более далеким, чем когда-либо, но я нахожу, что мне приходится много работать, чтобы оставаться объективной по отношению к нему.

Под его холодной, отстраненной внешностью я увидела более мягкую сторону Ильи, которую я видела только проблеском, когда он говорил о своей сестре. И то, что он обращался со мной так по-доброму, когда я чувствовала, что расползаюсь по швам, оставило меня в состоянии глубокого замешательства. Я бы не назвала это любовью, я вообще не верю в эту концепцию. Но теперь, когда я думаю об Илье, моя грудь наполняется глубокой болью, которая мучительно пульсирует, и единственное облегчение, которое я могу найти, это когда я снова рядом с ним.

Единственное, что, похоже, идет у меня сейчас правильно, это то, как складывается мое выступление с Трентом. Мы каким-то образом нашли своего рода симпатические отношения, в которых Трент позволяет мне думать обо всем, и теперь, когда я научилась отключаться от него, я обнаружила, что наше время, проведенное вместе в танце, удивительно синхронно. Это мышечная память, и мы оба так хорошо знакомы с движениями друг друга после месяцев изнурительных тренировок, что мне даже не нужно думать об этом, когда я тянусь к его руке в знак поддержки. И каким-то образом это самое озадачивающее из всего. Почему, когда вся остальная моя жизнь, кажется, балансирует на острие ножа, мой танец внезапно обретает идеальный смысл? Я не знаю, но я возьму то, что смогу получить.

И вот однажды в понедельник Аня появляется на нашем хореографическом занятии как раз к разминке, и ее прибытие потрясает меня до глубины души. Она выглядит так, будто кто-то выбил из нее всю дурь, несмотря на ее попытки скрыть синяки макияжем. Она тайком пробирается в класс, опустив глаза и частично прикрыв лицо шарфом, словно пытаясь скрыть свое присутствие до начала занятия. Но ее разбитая губа и багровый синяк вдоль левой скулы выделяются, как фары полицейской машины, ревущие на виду у всех.

Вскакивая со своего места на коврике, я оставляю Трента на середине предложения, когда направляюсь к своей подруге. Я добираюсь до нее как раз в тот момент, когда она засовывает шарф в сумку и прячет его в нишу.

— Что случилось? — Ахаю я, хватая Аню за запястье и поворачивая ее лицом к себе.

Из ее губ вырывается шипение боли, и я опускаю взгляд и вижу натертые круги синяков на ее запястьях, говорящие мне, что кто-то связал ее слишком туго и не той веревкой.

— Что сделал этот больной ублюдок — Требую я, и мои мысли мгновенно возвращаются к Николо Маркетти. Он единственный, кто мог причинить вред этой прекрасной девушке.

Глаза Ани расширяются от шока, и она шикает на меня, оглядывая комнату, чтобы посмотреть, не обращает ли на нее внимания кто-нибудь еще. Затем она берет меня за руку и тянет в коридор, подальше от наших сверстников.

— Мне плевать на то, что я говорила раньше о том, что ты выдержишь и найдешь кого-то хорошего, когда Николо устанет от тебя, — яростно шепчу я. — Он чудовище, раз думает, что может вот так на тебя наложить лапу. Я натравлю Илью на этого садистского ублюдка и заставлю его отрезать ему яйца. — И если Илья больше заботится о своем дурацком союзе, чем о моей подруге, то я сама кастрирую Николо, но ему это не сойдет с рук. Я так полна ярости, что могу просто убить этого наглого ублюдка.