Миледи и притворщик
Шрифт:
Когда я узнала, что вино с принадлежащих мне виноделен перестали покупать, а магазины вынуждены возвращать бутылки обратно на винодельни, я не сразу поняла, чем мне это грозит. Мне казалось, что повода переживать нет, что вино полежит в погребах и не испортится. Но тут акционеры и рядовые виноградари обратились ко мне с настойчивой просьбой – продать свои владения кому угодно, лишь бы рядовые аконийцы не связывали произведённую ими продукцию с моим именем, иначе винодельни разорятся, люди потеряют работу, а виноградники придут в запустение.
Никогда не думала, что меня выживут из моих родовых владений. То, что я с таким трудом вернула для
То, что за дружным отказом галерей выставлять мои работы, стоит именно он, я смутно подозревала. Но вот когда я продала разом все акции своих виноделен, этим же вечером курьер доставил мне домой корзину чёрных роз с коротенькой запиской: "Удачи в новой независимой жизни, которую ты так хотела. А."
Вот и подтвердились мои опасения о том, кто стоял за хорошо организованным винным бойкотом, ибо простые люди на такую дружную солидарность без должной организации вряд ли способны.
Немного оправившись после такого потрясения, на следующее утро меня ждало новое. Мама приехал в Авиль, чтобы с порога без всяких приветствий, брезгливо поджав губы, сказать:
– Теперь ты больше не часть нашей семьи. Ты чёрное пятно на истории рода Бланмартелей, похотливая шлюха, променявшая честь на какого-то грязного туземца. Будь ты проклята.
В довершении своих слов она ещё и плюнула на порог дома, а потом развернулась, и, не теряя гордой осанки удалилась.
По моим щекам покатились немые слёзы, а сзади раздался голос Стиана:
– Кто эта невоспитанная женщина? Что она от тебя хотела?
– Это моя мать, – сгорая от стыда, пришлось признаться мне. – И она сказала, что у неё больше нет дочери.
Остаток дня Стиан успокаивал меня и говорил, что настоящие матери со своими детьми так не общаются, а я просила у него прощение, за то, что ему пришлось услышать из её уст такое непристойное оскорбление.
Ночью я спала плохо оттого, что мне снилось, будто я стою в окружении злобной толпы, и люди толкают меня, бьют локтями в бока, отвешивают затрещины и плюют, плюют, плюют…
Я проснулась абсолютно разбитой и опустошённой. В голове было лишь одно желание – спуститься вниз и выпить чашечку кофе, чтобы хоть немного прийти в себя. Но стоило мне зайти на кухню, как я увидела хмурого Стиана, что стоял у разделочного стола, засунув руки под мышки, и графа Гардельского, что с довольным видом сидел за столом, пил мой кофе и ел мои любимые оладьи.
– О, Эмеран, вы проснулись, – обрадовался он, – а мы с вашим другом как раз вас и ждём. Мы уже всё обсудили, даже пришли к компромиссу. Осталось только узнать ваше мнение.
– Какое ещё мнение? – всё ещё пребывая в шоке от его появления в моём доме, спросила я.
– Я наслышан о ваших трудностях, – начал он издалека. – Вам пришлось продать свои винодельни, потерять доход и даже работу фотографа. Это всё очень прискорбно. Особенно то, что общественное мнение, подогреваемое прессой, не очень-то дружелюбно к вам настроено. В общем, я решил позабыть о наших старых обидах и протянуть вам руку помощи.
– Руку помощи от вас? И какую же?
– Всё очень просто, Эмеран. Моё старое предложение по-прежнему в силе. Раз вы расстались с принцем и никакие другие обязательства вас теперь не сдерживают, я готов снова предложить вам стать моей женой, матерью
моих детей.Я думала, у меня сейчас земля уйдёт из-под ног – до того мне стало не по себе от его слов и того, что их слышит Стиан. Зато Гардельяна ничего не смущало, и он продолжал:
– Знаю, ваша репутация изрядно подмочена и запятнана, но я готов помочь вам её отмыть. Брак придаст вам больше веса в обществе, а я верну вам ваши родовые виноградники. Куплю на своё имя, конечно, но в итоге они всё равно достанутся нашему сыну, будущему герцогу Бланшарскому. На счёт вашей фотокарьеры я не уверен, получится ли её возобновить. Разве что вы возьмёте псевдоним и будете под чужим именем публиковать ваши работы в журналах… Хотя, вы же не писатель, модели всё равно будут видеть, кто их снимает… Значит, с карьерой придётся покончить. Но я ведь вам не отказываю в содержании. У вас будет всё, что пожелаете. Даже маленькие земные радости. Со своим любовником можете встречаться и дальше, я же всё понимаю. Все мы, в конце концов, живые люди. Но только осторожно. У господина философа уж слишком экзотическая внешность. Будет нехорошо, если будущий герцог Бланшарский родится похожим на сарпальца.
Ну всё, я этот бред больше слушать не намерена.
– Вон отсюда, – со сталью в голосе сказала я и для пущей убедительности указала Гардельяну на дверь. – Убирайтесь и больше не появляйтесь здесь никогда.
– Эмеран, – не теряя благодушия, продолжал увещевать он, – я знаю, вы всё ещё не оправились от потрясения, которое вам устроила толпа пустоголовых чтецов бульварной прессы, но подумайте о себе. Вы же будущая герцогиня. Не собираетесь же вы всерьёз связывать свою жизнь с собирателем фольклора, у которого ни гроша за душой и происхождение самое прозаическое, да ещё и с туземными нотками.
– Вон! – уже громче повторила я.
– В конце концов, он тромец, – уже начал волноваться Гардельян, – не собираетесь же вы жить с представителем вражеской для нас империи.
– Прочь!!! – окончательно сдали мои нервы, и я схватила со стола первое, что попалось под руку.
Это был молоток для мяса. Не помня себя, я с грохотом стукнула им по столу в считанных миллиметрах от руки Гардельяна. Тот в ужасе вскочил и отшатнулся от меня, а я из последних сил закричала:
– Убирайтесь прочь! Оставьте меня в покое! Ненавижу вас! Ненавижу!
От моих криков Гро растерянно залаял, Гардельян же принял это на свой счёт и побежал к двери. Видимо, крупные собаки пугают его больше, чем разъярённая маркиза.
– Эмеран, всё, хватит, отпусти молоток, – услышала я убаюкивающие слова Стиана, а потом его рука коснулась моей, и он забрал у меня орудие возмездия. – Ты просто перенервничала, тебе надо отдохнуть. Пойдём, я уложу тебя в кровать, потом принесу тебе кофе. Только не нервничай.
– Что он тебе говорил? – не в силах унять дрожь в трясущихся руках, спрашивала я, развернувшись к Стиану. – Что предлагал?
– Яхтсмен? То же, что и тебе, – абсолютно спокойным тоном ответил он.
– И ты не прогнал его после этого?
– Ты ведь знаешь мой принцип. Выбор всегда за женщиной. И каким бы он ни был, я приму его, лишь бы она была счастлива.
– А я очень хочу быть счастлива. Очень, – в желании донести до него эту простую мысль я даже вцепилась трясущимися руками в его рубашку и продолжила заверять, – И это счастье для меня только с тобой. Ты это понимаешь?
– Понимаю.
– И никакой Гардельян нам в этом не помешает. Ты же веришь мне?