Миледи и притворщик

Гилела внимательно выслушала меня, а потом перевела взгляд на толпу журналистов, что обступили Стиана с Шелой, и сказала:

– Пусть оставит своему умирающему зверю частичку себя как залог их вечного единения.

– Частичку себя? Как это понимать?

– Ты узнаешь, когда придёт время.

– Как я узнаю? Что именно…

Я так и не успела ничего выяснить – внезапно и так не вовремя журналисты переключили своё внимание со Стиана на меня, и я вмиг попала в плотное кольцо из людей и их бесчисленных вопросов. Я не видела, как Гилела покинула выставку. Я просто прокручивала в голове её слова о той самой частичке себя, но никак не находила объяснения этой загадке.

Зато я поняла, для чего сахирдинский визирь исправно посылал своих дочерей получать образование в Тромделагскую империю. Ответ прост – чтобы эти образованные и честолюбивые барышни через систему договорных браков попадали в разные сатрапии и, пользуясь своим развитым и изощрённым умом, расшатывали тамошнюю власть путём интриг, шпионажа и прочих милых шалостей. Зачем всё это самому визирю, даже не представляю, но если учесть, что его семья обслуживает в Сахирдине интересы Тромделагской империи, то выгоду последних от передела сфер влияния в Сарпале понять несложно. И Стиан во всём этом принимает непосредственное участие, как бы он этого ни отрицал, говоря, что всего лишь продаёт разведке ненужную для его научных работ информацию…

Всю следующую неделю тромские газеты осыпали нашу выставку и книгу восторженными отзывами и рецензиями. Антропологи и биологи атаковали Стиана в желании узнать ещё больше об обитателях неведомого тропического леса. Журналисты светской хроники тоже не отставали от них и то и дело приглашали нас со Стианом на интервью, чтобы узнать, назначена ли уже дата нашей свадьбы и станет ли Стиан после бракосочетания маркизом Мартельским.

С аконийской прессой всё было куда печальнее… Когда курьер привёз на виллу "Вестник Фонтелиса", Шела долго не хотела отдавать его мне, приговаривая:

– Дорогая, зачем ты это читаешь? Ты же и так знаешь, что они про тебя напишут. Так зачем лишний раз расстраиваться?

Я с ней соглашалась, но любопытство всё равно брало верх. В итоге я узнала, что на родине мои гамборские снимки называют фотомонтажом, что четырёхметровых птиц и цветов-людоедов в природе не существует, а мы со Стианом наглые вруны и мистификаторы, иначе бы не стали скрывать истинное место обитания халапати и позволили бы учёным подтвердить или опровергнуть наше открытие.

А ещё в газете была премерзкая статейка под фотографией, на которой мы с Жанной рассматриваем на выставке снимок с бабочками. Какой-то писака прознал, что все во Флесмере считают Стиана отцом малышки, а после разразился глубокомысленными рассуждениями о том, что безродный жених маркизы Мартельской неразборчив в связях, что у него может быть ещё с десяток внебрачных детей, и все они после нашей с ним свадьбы будут претендовать на моё имущество и титул, если я скоропостижно скончаюсь, а я обязательно скончаюсь, ведь Стиан – брачный аферист и от меня ему нужны только деньги, вырученные от проданных виноградников. Ах да, и ещё после всех этих помоев меня снова назвали влюблённой идиоткой, которая променяла честь, достоинство, преданность короне и прекрасного принца на сомнительную перспективу стать опекуншей безродной туземки и женой альфонса.

После таких слов мне хотелось рвать и метать. Хотелось бросить всё, поехать в Фонтелис найти этого писаку и подать на него в суд иск о защите чести и достоинства. Я даже почти решилась на это, как вдруг спустя неделю раздался телефонный звонок от моей кузины Мари – единственной из родственников, кто ещё не брезговал общаться со мной.

– Эмеран, – услышала я в трубке её взволнованный голос. – Сегодня ночью с дядей Бернаром случился приступ. Он умер, Эмеран. Твой отец скончался.

В этот миг весь мой мир будто рухнул в пропасть. Я ясно понимала лишь одно – теперь моя жизнь не будет прежней. Всё изменилось, всё. И навсегда. Нет больше маркизы Мартельской – есть только герцогиня Бланшарская. И мне этого никогда не простят.

– Эмеран, – продолжала Мари, – похороны будут через два дня, ты должна успеть на самолёт. Только не бери с собой своего жениха.

– Что? Почему?

– Папа говорит, что у него могут быть неприятности. Есть распоряжение задержать его при пересечении границы, если он задумает снова въехать в королевство. Папа говорит, что его обвиняют в контрабанде сарпальских древностей. Я понятия не имею, правда это или нет, но распоряжение об аресте пришло из королевского дворца. Понимаешь?

Да, я всё поняла. Адемар тоже читает прессу и не может смириться, что моим мужем скоро станет другой мужчина. Он мстил мне, теперь мстит и Стиану. Но сфабрикованные обвинения – это так гнусно…

Я последовала совету Мари и улетела в Фонтелис одна. Я успела добраться до Эрминоля в срок, но то, что случилось на похоронах, было похоже на кошмарный сон.

– Убирайся отсюда, – через траурную вуаль прошипела мне мама, стоило мне подойти к могиле, чтобы кинуть ком земли на гроб. – Ты недостойна быть здесь. Ты недостойна его имени и титула. Если бы не ты, не твоё развязное поведение, он был бы жив. Ты убила его. Ты – убийца.

Только из-за угрозы публичного скандала я поспешила покинуть кладбище и уехать домой. Но через две недели мне снова пришлось встретиться с мамой – на оглашении завещания в конторе нотариуса. Отец за пару лет перед смертью пожелал, чтобы матери достался их дом и солидная часть банковских накоплений, а мне – титул, подаренный мною же виноградник и пакет ценных бумаг весьма прибыльных компаний. Настолько прибыльных, что в кабинете нотариуса тут же начался театр одного актёра. Мама угрожала подать заявление в суд, чтобы меня признали недостойной наследницей и вычеркнули из завещания:

– Бернар умер в тот же день, как прочитал в газете, что его единственная дочь и наследница выходит замуж за простолюдина и готова удочерить его туземную дочь. Это известие убило его. Ты, Эмеран, убила своего отца, – тут она метнула взгляд на своего адвоката и заявила, – убийца ведь не может быть наследником. Таков закон. Мы должны лишить её права на титул и имущество Бернара.

Бедный юрист растерялся, явно не понимая, как спустить свою доверительницу с небес на землю, поэтому я сделала это за него.

– Если отца убила та жёлтая статейка, то спрашивать нужно с человека, который её написал. Я не собираюсь никого удочерять. У Жанны официально есть мать, и я на эту роль не претендую.

– Но ты всё равно виновата, – не сдавалась она. – Твоё недостойное поведение подточило его здоровье. Тот приступ стал апогеем его переживаний о твоей судьбе. О судьбе рода Бланмартелей. Наш род прервался на Лориане. Ты его не продолжишь. Ты только испортишь его, смешав нашу благородную кровь с туземной кровью какого-то сказочника.

– О, да неужели? – не стерпела я такого оскорбления в адрес Стиана и пошла в атаку. – Не хочешь, чтобы я была герцогиней Бланшарской? А кто же ею будет? Ты? Хочешь остаться единственной, кто носит этот титул? Этого не случится. Я герцогиня в своём праве, только я могу решать, какой будет судьба моего рода. Не ты.

– Ах ты, мерзавка, – понизив голос, протянула она и добавила. – Захотела власти? Захотела денег и угодий, которые тебе не принадлежат? Ради этого ты свела отца в могилу? Понадеялась на его слабое здоровье и нанесла удар в спину этими отвратительной новостью о свадьбе с простолюдином? Ты же знала, что у Бернара слабое здоровье. Знала и всё равно заставила его страдать.