Миледи и притворщик

Но не только черепа покоились здесь. Посреди зала стояла высокая статуя шестирукой женщины из гладкого чёрного камня. В одной руке зажат кинжал, в другой дудочка, третья держит чашу, четвёртая кубок, а две оставшиеся схватили за волосы отрубленные головы – мужскую и женскую. Если бы не две лишние руки с кубком и головой женщины, я бы подумала, что это Камали. Хотя, это всё равно она, вот только отчего-то в этом тайном святилище она выглядит иначе.

– О чём ты думаешь? – заметив моё замешательство, спросила Алилата.

– Почему эта статуя так не похожа на те, что я видела прежде? Это ведь Камали?

– Да?

– Тогда зачем ей кубок и женская голова? Я думала, она призвана защищать всех женщин от несправедливости и насилия, а не причинять им вред.

– Ты неправильно думала, – был мне холодный как сталь ответ. – Это там, снаружи, наверху, люди молят Красную Мать о помощи и заступничестве. Но они не знают, что на самом деле наша Мать черна. Им и не нужно этого знать. Им хватит и того, что она стала богиней, когда отрубила голову надругавшемуся над ней брату Гештиту, потом собрала его кровь в чашу, чтобы испить её, и сыграла ему на флейте погребальную песнь. А то что Гештит потерял свою голову после того как испил отравленного вина из кубка, им знать не надо. А ещё им не нужно знать, что кроме Гештита Чёрная Мать усыпила и отсекла голову своей родной матери Мерит за то, что та после смерти сына вознамерилась построить в его честь храм, где его должны воспевать и день и ночь как воплощение всеохватыващей любви и плодовитости. Камали не стерпела такого насмехательства над собственными страданиями, и Мерит лишилась головы вслед за Гештитом. Видишь эту статую? Такой Камали не знает никто из черни. Тёмным людям не понять, как дочь может отсечь голову матери и обратить в прах чрево, её породившее. Поэтому они не должны ничего знать о Чёрной Матери. Она выше их понимания, больше, чем способен вместить ограниченный разум любого из них. Им хватит и Красной Матери, чтобы начать менять свою жизнь и вести Румелат к процветанию.

Вот, значит, как. Красная Мать оказалась Чёрной, а культ Камали, который приводит в дрожь весь южный континент, на самом деле всего лишь ширма для тайного культа шестирукой богини. Как же всё это запутанно и малопонятно…

– Госпожа, – спросила я, – ты думаешь, узнай люди правду о матери Камали, они бы отвернулись от неё?

– Они бы ей этого не простили.

– Потому что в Румелате любая мать как глава рода превыше всего, – поняла я.

– Такова старая традиция. И я не просто так рискнула всем, чтобы вытащить её из глухих деревень и возродить в городах. Только матери, имеющие безраздельную власть в своих семьях, могут взрастить новые поколения румелатцев, которые забудут старые порядки и построят новый мир, где не будет места тирании сильного над слабым, не будет воров и убийц, не будет войн и рабства. Но пока этот мир очень далёк от нас. И только поэтому о Чёрной Матери людям ещё рано знать.

Завершив свою речь, Алилата вперёд жриц повела меня к новому коридору, что спрятался за спиной статуи шестирукой Камали, а этот короткий коридор привёл нас в следующий зал.

В помещении не было света, только отвратительный затхлый воздух, пропитавшийся смрадом говорил о том, что мы находимся в сыром подвале, где что-то усиленно гниёт.

– Да озарит свет истины этот жертвенник, – провозгласила Алилата, и жрицы с факелами в руках вошли в зал.

Первым делом я увидела сложенный из каменных плит стол посреди помещения, потом выдолбленный в столешнице рисунок в виде лежащего человека. Затем я приметила, что столешница немного наклонена, а под опущенным углом в полу выложен жёлоб, что тянется к моим ногам и уходит через коридор в соседний зал прямиком к статуе шестирукой Камали.

Меня посетили смутные сомнения, и я снова повернула голову, чтобы лучше разглядеть рисунок на столе и едва не вскрикнула от ужаса: жрицы успели зажечь огонь в масляных чашах на треногах, и свет озарил стены зала и двух человек, прикованных к ним кандалами.

– Что?.. – еле сумела выдавить я. – Кто?..

– Кто эти люди? – недобро спросила Алилата? – Преступники, истребители слабых, погубители невинных. И их участь теперь стать хворостом в костре ненависти Чёрной Матери. Она изопьёт их гнилую кровь и съест их трухлявые сердца, чтобы вобрать в себя все мерзости, что свершили эти люди, и уменьшить меру зла, что из-за таких как они распростёрлась по всему Румелату.

Я силилась не смотреть на стену, где были прикованы пленники, но увиденное так сильно врезалось в память, что мне вовек не забыть эту ужасную картину. Один из прикованных был уже мёртв – это я поняла по отсутствию головы и кровавой ране в паху. Судя по торсу и обрывкам одежды, это был мужчина, и я даже не хочу думать, что с ним сделали вначале: отрубили голову или оскопили.

Рядом с ним в полузабытьи висела прикованная цепями к стене женщина с кляпом во рту. Её волосы слиплись и, кажется, пропитались кровью. Глаза её были плотно закрыты, а руки в кандалах, судя по безвольно висящему телу, вывернуты из суставов. Она была без сознания. Или у неё просто не осталось сил бороться за жизнь.

– Что ты с ней сделала? За что?

Наверное, мне стоило убрать нотки негодования в голосе, но я не сдержала эмоций, когда обращалась к Алилате.

Царица не ответила мне. Пока жрицы поджигали воскурения в расставленных у стен чашах, она неспешно направилась к пленнице, чтобы коснуться её щеки и угрожающе прошептать:

– Открой глаза, презренная мужелюбка. Твой час пришёл. Ты не смогла стать достойной матерью своим детям, так что станешь кормом для истинной матери всех детей Румелата.

Пленница моргнула и через силу повернула голову к царице, а та резким движением выдернула кляп из её рта, и женщина шумно вздохнула:

– Повелительница… сжалься… прости меня… пожалей моих деток… дай мне вернуться к ним….

– Вернуться? И после всего, что ты натворила, ты ещё смеешь умолять меня об этом? Ты не была матерью своим детям. Ты была им хуже мачехи. Когда твой муж бил тебя и твоих дочерей, что мешало тебе в ночи, пока он спит, покинуть дом и побежать в приют красных сестёр, чтобы попросить о помощи? Что мешало тебе прийти ко мне и воззвать к правосудию?

– Но он ведь… он же… он мой муж… и мы одна семья…

– Семья – это ты и твои дети, презренная мужелюбка. Муж в твоём доме лишь гость, а гость должен блюсти правила дома, где его приютили. А каковы были правила в твоём доме? В нём отцу позволительно бить дочерей? Ему позволительно есть в три горла и не приносить семье ни единой руфии на пропитание? Это ведь ты разрешала своему мужу быть паразитом, что сосёт соки из твоей семьи. Ты разрешила ему жить в праздности и ничем полезным не заниматься. Ты разрешила ему сидеть целыми днями дома и попивать вино, пока сама ходила по городу от дома к дому и продавала пироги с булками. Ты разрешила этому скоту оставаться наедине с твоими маленькими дочерями и насиловать их.

У меня сердце ушло в пятки от услышанного. Так вот что случилось, вот что за человек без головы и гениталий прикован к стене вместе с несчастной… Теперь я всё поняла, абсолютно всё. И теперь меня ничуть не пугает вид его растерзанного тела. Пожалуй, Румелат – это единственное место на свете, где для извергов такого рода придумали самую подходящую казнь.

– Что ты сделала, когда маленькая Зиба сказала тебе, что папа трогал её и делал больно? – продолжала свой допрос Алилата.

– Я… я так много работаю… я одна… на всю семью... я так устала, когда пришла домой…

– Да, ты пришла и просто отмахнулась от маленькой напуганной девочки в слезах. Девочки, которая слишком мала, чтобы понять, что с ней сотворил твой муж. А потом ты снова ушла разносить пироги. И через несколько дней другая твоя дочь, что лишь двенадцать лун назад созрела из девочки в девушку, встретила тебя в платье с окровавленным подолом и безумными от ужаса глазами, а ты сказала ей, чтобы вымылась и шла накрывать на стол. И ты даже ни о чём её не спросила. Ты сделала вид, что ничего не случилось.