Милицейская сага

– На тормозах - это нам очень даже знакомо, - сочувственно кивнул Лисицкий.
– Но при всем уважении к Андрюхе...

Мороз поднялся.

– И вообще, - Рябоконь протянул руку на прощанье.
– Ты передай ему, чтоб не дергался. Не пацан ведь вроде тебя. Получил раз по сусалам, ну, и умойся. Слава Богу, опять в гору пошел. Так и - дуй, пока фарватер чистый.

– Тогда лучше вообще ничего не делать, - съязвил Мороз, откровенно вызывая желчного Рябоконя на ссору.

– Лучше, - неожиданно миролюбиво согласился тот.
– Но нельзя. Положено шевелиться. "Палки" строгать. ( сноска - "на милицейском жаргоне "палка" - поставленное на учет раскрытое преступление. Работа сотрудника оценивалась в зависимости от количества выявленных преступлений. Поэтому обэхээсники, как правило, сосредоточивались на выявлении незначительных одноэпизодных преступлений, что не требовало кропотливого труда").

Тут он кого-то увидел и нехорошо оживился:

– А кстати!

В предбанник вошел и под недобрым взглядом Рябоконя смущенно затоптался сдобный мужчина лет пятидесяти. Он собирался что-то сказать, но сбился, вопрошающе глянув на незнакомца.

– Новенький опер угро - Мороз, - коротко представил Лисицкий.
– Может, помнишь, когда-то у нас пацаном крутился.

Лицо вошедшего осветилось стеснительной радостью.

– Очень, очень приятно. Растет, стало быть, смена. Исполняющий обязанности начальника ОБХСС Красногвардейского РОВД Марешко.

Мороз с трудом сдержал разочарование и, кажется, не вполне удачно. В самом деле, трудно было угадать в этом благообразном человеке знаменитого в прошлом опера, о котором им рассказывали еще в школе милиции на семинаре по оперативному мастерству. И даже Тальвинский, на что нелюбитель цветастых комплиментов, инструктируя сегодня Мороза, назвал Марешко саблезубым тигром сыска. Если и был это тот самый тигр, то изрядно потрепанный и - судя по тусклому взгляду - с искрошившимися клыками.

Сейчас, вынув ладошку из руки Мороза, он робко взглянул на Рябоконя, зловещее молчание которого заполнило духотой кабинет.

– Из прокуратуры звонили. Материальчик у вас заволокичен, - искательно произнёс Марешко.

– Сами заволокитили, сами и разволокитим, - мрачно обрубил Рябоконь и - демонстративно харкнул на пол.
– А скажи-ка мне, начальник хренов, давно ли воровством промышляешь?

Мороз опешил. И даже Лисицкий, изумлённый, начал было предостерегающее движение, но Марешко, с самого начала понявший, о чём пойдёт речь, лишь кротко вздохнул:

– И всё-то ты, Серёженька, сердцем принимаешь. А мы ведь товарищи.

– Чего?!
– поразился Рябоконь, поворачиваясь правой стороной лица, которую, захватив и кусок брови, пересёк тонкий, жилистый шрам. И когда Рябоконь оживлялся и быстро говорил, правая сторона двигалась не в такт с левой, а чуть опережая. Смотреть на это было неуютно.
– Он, курва, чего удумал? Материалы чужие тибрить. С каких это пор ты строительство стал курировать? Ась?!

– Так беспокоить тебя не хотелось, Серёженька, - расстроился Марешко.
– Материальчик-то мелкий, пустяковенький. Прорабчик досок для дачи вывез. Тут же и попался, тут же и признался. И сумма какая-то смешная - чуть ли не сорок пять рублей.

– Пятьдесят три! Пятьдесят три рубля, паскуда!
– совершенно не владея собой, загремел Рябоконь.
– Ты мою "палку" себе на учёт поставил. ( сноска: согласно комментарию к УК РСФСР, хищение на сумму до пятидесяти рублей квалифицировалось как мелкое; от пятидесяти и выше рассматривалось как значительное ).

– Ладно, Серёга! Прости старому лису, - попытался разрядить обстановку Лисицкий.

– Год до пенсии мужику.

– Да и правда, Коленька, - Марешко благодарно закивал, будто ему сейчас сказали нечто приятное, просто-таки умасливающее душу.
– А то всё чего-то ссоримся, ссоримся.

– У меня у самого последняя десятка пошла! Вон демобильские зарубки делать начал, - непримиримый Рябоконь ткнул в косяк, изрядно истыканный ножом.
– А только подлянки никому не кидаю.

– Ну, уж и подлянки, - осторожно обиделся Марешко.
– Хочешь, ставь себе эту "палку" на учёт. Подумаешь, находка.

– Так чего, отдаёшь?

– А то из-за всякой ерунды ссоримся, ссоримся.

– Значит, не отдаст, - мрачно констатировал Рябоконь.
– Этот чего под себя подгрёб, так уж не выпустит. Во паучило! А ведь человеком при Котовцеве был: "головку" вагонзавода обложил и затравил в одиночку, - не стесняясь присутствия Марешко, припомнил Рябоконь.
– Равнялись мы на тебя, скотина!

Марешко зябко, едва заметно скосившись в сторону выхода, поёжился.

– И в лапу не брал! А теперь рад бы, да не дают, поди, - не за что! Вот только и осталось последнее - "палки" у корешков тибрить.

Он замолчал: под прозрачной кожицей на лице Марешко - словно подсветка включилась - расцвели и зашевелили отростками обширные кусты капилляров. Тяжёлое молчание наполнило комнату.

– Воды?
– догадался Мороз.

Марешко жестом отказался.

– Всем нам... досталось, - тихо произнёс он.

– Да, я чего зашел-то, ребята, - сделав над собой усилие, Марешко слабо улыбнулся.
– Агент мне только что позвонил: в горсаду нацмены-цветочники появились.

– Сильна твоя фортуна, парень, - Лисицкий вскочил.

– Если еще зацепим, - Рябоконь, сомневаясь, покрутил тоненькую папочку.
– Будем документировать или ну его?..

И метнул папку в сейф.

– С поличным возьмем! Я прихвачу понятых и зайду от набережной!
– выбегая, азартно крикнул Лисицкий.

– Может, и мне?..
– засомневался Марешко, но, уловив движение Рябоконя, быстренько передумал.
– А впрочем, работы много.

Когда он повернулся, у Мороза подкатило к горлу: над лоснящимся, усыпанном перхотью воротником старого пиджака на дряблой шее задрожали от сотрясения слежанные ошметья седых волос. Мороз уже слышал, что полгода назад у вдовца Марешко от лейкемии умерла единственная дочь.

7.

Рябоконь шел быстро, напором своим раздвигая встречных. Они только что прошли пивной бар, за которым открылась узорчатая решетка городского сада, - и вдоль нее фанерные, уставленные цветами ряды. Шла оживленная торговля. Но южан за прилавками не было. Правда, чуть в стороне, облокотившись о табачный киоск, углубился в газету "Правда" грузин лет сорока, в кремовом, прекрасного покроя костюме.

К нему-то, не задерживаясь, и направился прямиком Рябоконь. ябоконь мпп

– Ба, Сергей Васильевич, - с теплым акцентом поприветствовал тот, неспешно складывая газету.
– Давно не видал.

– Давно, - Рябоконь, помедлив, пожал протянутую руку, не переставая зыркать по рядам цветочниц.
– Давно, Тариэл.

Сердце у Виталия екнуло.

– Опять чего ищете?
– посочувствовал Тариэл.
– Работка же у вас. Ни сна ни отдыха измученной душе. Так у классика?