Миллион для гения

– Ну, Леон… Идов! Не придуривайся! Ты же хотел печататься в нашем издательстве! Мой папочка прочитал твои книги, ну…, то есть, просмотрел их…, пролистал, короче, мы согласны!

– Без понтов! – подтвердил папочка, потом добавил: – С твоим издателем разберусь сам, короче, можем работать, влегкую.

Алка посмотрела на своего мужа и перевела: – Короче, все юридические тонкости мой муж берет на себя.

– Не твоя печаль, – добавил папочка.

– Ну да,… ну,… я это самое и говорю, – сказала Алка, – подписывайте договор и вперед! Вперед? – посмотрела она на мужа.

– Влегкую, – снова повторил папочка, поправил пиджак на широких плечах и осклабился.

– Я подумаю, – произнес Леонидов.

– Подумаю? – удивился папочка.

– Леонидов,… прости, Леончик! – поправилась Эллен. – Ты же сам нас просил? В конце концов, ты обещал! Теперь ты просто должен! Ты наш!

– Должен, – снова мелькнуло в его голове, – когда он оказался всем должен?

– Он хотел сказать, что не отказывается, – возникла его Гелла, теперь она всегда появлялась в нужное время, – просто Леон пока не готов к таким резким движениям, – мягко и мудро произнесла она. – Завтра поговорим. Мы ни от чего не отказываемся. Завтра, хорошо? Да, Леон? Да?

Он стоял и смотрел на этих троих – на друга-бизнесмена и Художника, на Алку. Ему было очень приятно встретить старых друзей в этом доме. Друзей, которые ради него готовы были на все. А иначе и быть не могло! Ведь это была одна компания, все, как и прежде…

– Ты кто такой? – внезапно услышал он резкий утробный голос прямо за своей спиной. От неожиданности он застыл на месте, потом повернулся. Перед ним стояла сама Маммонна и своим коротким толстым пальчиком тыкала в него.

– Это Леон! Леон Идов! – быстро заговорила Эллен. – Я не успела вам его представить! Это тот самый Идов, писатель…

– Я не тебя спрашиваю, Эллка.

Маммонна не удостоила ее своим взглядом и уставилась на него. В этих глазах застыл дьявольский блеск, который выдавал удовольствие от такой встречи. Блеск глаз голодного человека, или не человека вовсе, который, не насытившись огромным куском торта, желал теперь чего-то еще, чего-то посолонее. Она пожирала его глазами, проникая ему в голову, в его сознание, в самую душу. На мгновение Леонидов почувствовал себя жертвой перед хищником. Он чувствовал себя раздетым, совершенно голым, беззащитным, он стоял, как школьник в гимназии, ожидая наказания. Правда, пока не знал, за что.

– Я тебя спрашиваю, кто ты такой?… Леон… Идов. Ну, кто ты такой? Почему не идешь ко мне? Не “проставляешься”? Ты кем себя возомнил?

Люди вокруг притихли и с замиранием сердца наблюдали за этой сценой. Они привыкли к дурачествам своей Маммоннки, хотя, по-видимому, она имела на это право, и поэтому теперь с уважением, трусливо смотрели в их сторону, ощущая себя на месте этого Леона. Тигра, который оказался в клетке.

– Не жрет мой торт?! – продолжала она. – Не идет знакомиться! Никакого уважения! Дать ему торта! Принести ему моего торта! Быстро! – прокричала она.

Прямо у его носа оказалось большое блюдо, на которое плюхнулся огромный кусок торта, соскочившего с лопаты. Он стоял и молча держал его в руках.

– Ну, Леон Идов, ты кто такой? И чего ты можешь в этой жизни? Писссатель.

– Скажи ей что-нибудь, – зашептала Алка ему на ухо. – Давай, чего ты молчишь? Ну, скажи что-нибудь! Ты должен ей понравиться!

А он все стоял и смотрел на нее.

– Он что у тебя немой… или просто тупой?

Маммонна с удовольствием рассматривала его, прищурив глаза. Она готовилась съесть это блюдо целиком, но пока не решила с какой стороны начать. А этот писссатель не понимал, что просто нужно было сказать комплимент этой хозяйке вечеринки. Просто, в знак уважения, немножко унизиться перед ней, показать свое место. А этот стоит и тупо молчит! Какой скандальчик! Какая прелесть! Писссатель – придурок!

– Ну, сделай ей комплимент, Леонидов! – продолжала шептать Алка, позабыв его новое имя. Ей было не по себе. Такой конфуз! В ее доме! Леонидов, как медведь, упирается и не может подкатить к Мадам! Какой ужас!

– Она лишит тебя всех контрактов! – шептала Алка, – я не шучу, она может все! Ты должен ей понравиться! Давай!

– Должен! Снова должен! – подумал он.

А Маммонна все продолжала смотреть на него, сверля глазами. Теперь это не был взгляд тупой самодовольной жабы, в ее глазах застыло острие, которое пронзало его насквозь.

– Конечно, должен! – мягко прошептала она. Леонидов был поражен. Она читала его мысли. – А ты как думал? – продолжала она. Это больше не была шумная, взбалмошная бабенка. Это была женщина, которая умными всепонимающими глазами смотрела на него и улыбалась. Это была улыбка человека, который знал про него все. Ему даже показалось, что выглядит она теперь совсем по-другому. Он не мог понять, как, но весь этот наряд на ней, килограммы краски и жира были просто бутафорией, фикцией. Под всем этим скрывалась умнейшая, красивая женщина, которая сейчас смотрела на него и ждала. Этот взгляд он уже видел когда-то, она ему точно кого-то напоминала. Он посмотрел вокруг, словно ища поддержки. Вокруг никого не оказалось. Исчезли люди, исчез яркий свет праздничного зала, и только они вдвоем – он и эта женщина. И полумрак вокруг.

– Темный затхлый могильник, – подумал он.

– Что вам нужно? – спросил он.

– Чтобы ты любил меня, свою Богиню Маммонну, – ответила она. – Чтобы вступить в мой Клуб, нужно выполнить некоторые правила. Ты должен искренне полюбить меня и молиться этой молитвой. Или ты с нами, или… совсем один – третьего не дано. Ты никто! Ты ничтожество, Леонидов, – ответила она, смеясь.

Он точно видел эти глаза, этот взгляд, и видел не один раз. Видел его у многих людей, у разных людей. Только, не мог сейчас вспомнить – у каких. Вдруг рядом в этом сумраке появился некто. Ангел! Его Ангел! Слава Богу – он не один!

– Ты должен понравиться ей! – прошептал ему Ангел, – такое правило, ты должен полюбить ее, и тогда у тебя будет все.

– Снова, должен? – промелькнуло в голове.

– А ты как думал? – прочитала его мысли Маммонна. – Писссатель, гений… Мне не нужны гении, – улыбнулась она теперь совсем не доброй улыбкой. – Их время прошло. Это я тебя так, на всякий случай предупреждаю, на будущее, а каким будет это будущее, решать теперь мне. А за тобой я давно присматриваю. Ты никто и ничто без меня. Ты меня понял? Ты ничтожество.

Он тупо молчал, словно перед детектором лжи, боясь подумать о чем-либо, и Маммонна, наконец, оторвала от него свой пронзительный взгляд. Снова яркий свет, снова люди кругом, они смотрят, ждут. И еще один человек на него пристально смотрит. Нет, смотрели все, но этот взгляд выделялся из толпы. Или ему показалось? Тот самый человечек – тот старичок. Он смотрел на него и тоже ждал чего-то, хитро улыбаясь.

– Так, ты соизволишь сказать мне что-нибудь? – уже не выдержала Маммонна. Ей надоело это пассивное созерцание, и она желала развязки, финального аккорда.