Миллионер под прикрытием

— Ладно, - тушуется Адель.
– Давай спокойно поедим и... Я планировала обидеться, кстати.

— Эй, ты мне не ответила.

— В моем животе твоя дочь. Аргумент?
– улыбается она.

Я ее не отпускаю... Люблю всю ночь. Ласкаю твердые, набухшие груди, глажу слегка выпирающий животик. Наутро Адель просит Людмилу Осиповну собрать ее вещи и отправить их с курьером.

Ничего не объясняет, оставляет беседу на потом.

А через два дня невестушка готовит мне сырники.

Пробуждаюсь от ее обиженного шипения:

— Черт... Муки, что ли, мало добавила? Почему они не переворачиваются?

Застываю в дверном проеме и почти не дышу, наблюдая, как изящно покачиваются ее бедра и колышутся груди, спрятанные под тканью моей старой футболки.

И снова ее хочу! Напиться ей не могу, надышаться... В телефоне – десятки неотвеченных от мамы.

Я забил на работу, семью, друзе!

Три дня мы не выходим из дома. Нет, вру — вчера удалось выбраться в магазин за продуктами. И

Адель снова опасливо озиралась по сторонам, боясь встретиться с моей мамой лицом к лицу...

Или Айдаром... Или кем-то еще - из прошлого...

— Нужно сунуть тесто в формочки и запихнуть последние в духовку, —- подсказываю ей я, обнимая со спины.

— Боже, Лев Яшин... ты меня напугал, — мурлычет Адель, прогибаясь в пояснице.

— Или можно подсыпать в тесто муки. Тогда все получится. Господи, Адель... Мы не навредим малышу?

— Нет, - протяжно стонет она, позволяя моим пальцам отодвинуть ластовицу трусиков, и ворваться в нее.

В кухне висит стойкий аромат домашней выпечки. Мы болтаем и завтракаем, размышляя о планах. Сидеть дома вечно не получится... Да и надо ли?

— Меня на работе потеряли. Но все знают о беременности и думают, что дело в этом, —

пережевывая еду, произносит Адель.

— Я сказал, что у меня... депрессия, - выдавливаю, наблюдая, как губы Адель изгибаются в улыбке.
– И мне нужен небольшой отпуск.

— Что? Пффф... Ну, ты даешь! Странно, что прошло три дня, а твоя мама.

Адель не договаривает, потому что в двери звонят. Не нужно быть гением, чтобы понять, кто за дверью.

— Привет, мам, — обнимаю ее я, ища взгляда.

Мама не обращает на меня внимания - оставляет сумочку в прихожей и спешит в кухню, к своей добыче...

27.

Лев.

— Мам, не надо, ладно?

Во мне просыпаются странные, пугающие чувства.. Раньше я был свободен.

Беззаботный мамин любимчик, готовый на все, чтобы ее порадовать.

Левушка то, Лева это... Мама знала, как меня задобрить и на какие клавиши нажать, чтобы получить желаемое. А прямо сейчас я смотрю на нее и понимаю, что оторвался...

Перегрыз соединяющую нас пуповину, как бы по-дурацки это ни звучало...

Я не хочу угождать. Никому на свете. И сердце мое больше не пустое, оно, наполненное любовью... Мне есть что защищать.

— Так и знала, что ты с этой, - надрывно шепчет мама, стуча каблуками.

Проходит в кухню и замирает, окидывая Адель придирчивым взглядом.

— Дрянь, ты чего пристала к моему сыну? Зачем он тебе? Ну... Катилась бы к мужикам постарше.

Зачем тебе мой мальчик?

— Мам, прекрати немедленно. Уйди из моего дома, - приказываю я.

Боже.. Как же больно... Меня словно надвое разрывают. Я меж двух огней в прямом смысле.

Мама не принимает мою любимую, Адель молчит, втянув голову в плечи и часто моргая.

В ней мой малыш... И я любого за него порву... Глубинные, первобытные инстинкты оказываются сильнее - я закрываю Адель собой, боясь, что мама зайдет дальше.

– Лев, ты одурманен, сынок. Думаешь, она твоего ребенка носит? Вовсе нет, —дрогнувшим голосом произносит мама.
– Тебя, дурака, использовать хочет, чтобы повесить на нас своего щенка... У нее Айдар был, итальянец какой-то...

— А мне все равно, мам.

— Как это? Это... Ты же не идиот у меня, сынок? Или ты так вжился в роль дурачка Яши, что ничего не замечаешь? Ну, ладно Женечка... Она была чистой девочкой. Да и Марина наша неплохая невестка. А эта...

Адель в ступоре. Она почти не дышит. Хлопает глазами и молчит. Раскрывает губы и судорожно тянет влажный, тяжелый, как грозовая туча, воздух.

— Не идиот. Просто она моя женщина, мам. Я люблю ее. И ребенка, которого она носит, тоже люблю... И буду о них заботится.

Мама все сказала. Адель выбрала молчание, за это я люблю ее еще больше...

— Оставайся, сынок. Ты сделал выбор.

Не сделал, блять! У меня есть семья, и я не отказывался от нее! Орать хочется... Посуду бить, звонить всем, просить совета, помощи... Что делать?

Дверь оглушительно хлопает, Адель только тогда приходит в себя... Сползает со стула на пол и закрывает лицо ладонями...

— Милая моя... Родная. Любимая. Адель, ты как? Живот не болит?
– шепчу, подхватывая ее на руки.

— За что... так? — сипит она, обнимая меня за плечи.
– За что... Столько ненависти, Лева.

Я что же... Совсем-совсем пропащая? Курящая, неблагополучная, больная? Бесприданница?

Или образования у меня нет? Почему так?

— Я выясню, Адель. Может, маму кто-то накрутил? Сдается мне, без этого не обошлось.

— С кем она дружит?

Губы Адель дрожат. Побелевшие, будто высохшие, я накрываю их ртом и целую.

Успокойся, милая... Я все исправлю. Я мужчина и все исправлю. Тебе не нужно ничего делать...

— Тебе не нужно лезть в это. Я разберусь сам, Адель. Мама очень впечатлительная и ведомая.

Когда-то давно, некая сотрудница убедила ее в непорядочности Марины – жены Святика. Мама слепо поверила Диане и выгнала Маринку, обвинив в краже. А колье ей подбросила Диана... В

общем, история вышла некрасивая...

— Я бы исчезла из вашей жизни навсегда, - качает головой Адель, обнимая мои плечи.

— Она так и сделала. А потом явилась на помолвку Свята. Опять же - вынужденно... Но они все смогли преодолеть, все.. Простить друг друга, поверить, сохранить семью ради Оленьки. Да они любят друг друга, как никто!