Мир Дому. Трилогия

То, что Кирюха вне подозрений, подтвердилось буквально через пару дней. Впрочем, в этом Серега не сомневался – понимал, что здесь излишняя Гришкина мнительность сыграла.

Двое суток обойма двигалась с раннего утра и до позднего вечера. Отмахали километров сорок. С одной стороны немало, учитывая характер местности; но с другой – цифра не впечатляла: извилистые пещеры пожирали расстояние, и за все время подъем составил всего полсотни метров. Коридор менялся гротом, грот – коридором, затем очередной пещерой или залом с колоннами сталагнатов, пылью, натеками на стенах, камнем, иногда – радиацией… И снова – залы, коридоры, гроты, лазы, провалы и расселины. Они были бесконечны – и для неопытного глаза похожи друг на друга как две капли воды. Не будь лазерника – ориентирование затруднилось бы до бесконечности. Главное – скрупулезно отслеживать каждый шаг, иногда ведь и возвращаться приходилось, если на тупик нарвешься, искать другую дорогу. Запутаться в этом лабиринте – как два пальца. Но с отслеживанием было строго – каждый перекресток, каждый уклон, каждая пещера, по которой проходила обойма, старательно заносились в навигационную программу. Она позволяла чертить не просто двумерные, а трехмерные чертежи – и потому Серега видел пройденный путь и местоположение обоймы в трех проекциях. А там уже и расстояние подъема вычислить не проблема.

Ближе к вечеру второго дня наткнулись на чистую просторную пещеру – и, несмотря на то что идти можно еще пару часов, приняли решение встать лагерем. Грот оказался большим и на удивление чистым – тянущий из узкой расщелины в дальнем углу сквознячок не давал пыли залеживаться, вытягивая ее наружу. ПКА молчал и наконец-то можно было стащить опостылевшие намордники, которые эти двое суток постоянно висели на физиономии.

Пока раскладывали лагерь, пока дежурные, стараясь не потерять ни единой крошки провизии, готовили ужин – Серега занимался картой. Вспомнить дневной переход, отметить наиболее опасные участки, дать пояснения и подсказки… Он все же надеялся, что следом пойдут новые экспедиции. А может, и они же сами. Заметки лишними не будут. Здесь Серега взял за образец Путеводитель – иногда там проскальзывали действительно ценные пояснения.

Внимание его вдруг привлек Дровосек – стоя у пролома, ведущего в коридор, он к чему-то напряженно прислушивался, сжимая в механической руке свою саблю. Часть брони он уже снял и теперь в этих местах сквозь направляющие и раму виднелся комбез, лоснящийся чернотой в рассеянном свете фонаря.

Отложив планшет, Серега поднялся и подошел к нему. Железный лишь мельком глянул на командира и продолжал стоять, поворачиваясь в коридор то одним, то другим ухом.

– В чем дело, Паш?

– Не пойму… – помедлив, ответил Железный. – Очень далеко… То ли звук какой, то ли сквозняком тянет, подвывает… Ты дудку слышишь?

Серега прислушался – и медленно кивнул. Далеко-далеко, на самом пределе, то пропадая, а то опять проявляясь, играла заунывная мелодия. Она казалась настолько дикой здесь, в пещерах, что он даже растерялся… Откуда здесь взяться музыке? И на ветер тоже не похоже, слишком уж складно играет…

Сообразили они одновременно. Дровосек вдруг страшными глазами посмотрел на командира… и Серега, стремительно крутнувшись вокруг себя, обвел взглядом лагерь.

Кирюхи не было.

Дернув с пояса пистолет, Сотников вывалился в коридор. Следом, грохоча экзой, выбрался Железный. Ход здесь шел прямо как стрела – и, прибавив мощность на максимум, Серега увидел вдали, шагах в двухстах, там где луч фонаря уже почти не мог бороться с тьмой, маленькую фигурку ребенка. Кирюха шел за музыкой.

Дровосек с низкого старта рванул за ним – но Сотников, рискуя рукой, ухватил его за рюкзачную раму. Остановить танк невозможно – однако Железный, почуяв хватку, тормознул сам. Повернул голову – глаза были на выкате, бешеные.

– Стоять! – зашипел Серега. – Куда?! Без брони, без оружия, с одним ножом! Бойцов поднимай, быстро!

Дровосек, сообразив, нырнул обратно – и в пещере тут же послышался его грозный бас. А Сотников, высвечивая фонарем спину уходящего во тьму пацана, на цыпочках, паря над бетоном, заскользил по коридору.

Чем ближе он подбегал к Кирюхе – тем отчетливее слышал дудку. Звук шел из глубины коридора – плавная успокаивающая мелодия завораживала, манила – и даже ему, взрослому мужику, захотелось подойти поближе и посмотреть, кто же это наигрывает. На полпути, когда дудка стала совсем уж отчетливой, Серега, понимая, что не упустит теперь Кирюху, даже замедлился и перешел на шаг – мелодию действительно хотелось слушать ! Она словно вытаскивала из глубины души все то хорошее, доброе и светлое, что было в его жизни. Вдруг вспомнились мама и отец, домашние вечера под желтой лампой, мелькнули картинки детских лет… И в то же время какой-то частью мозга он понимал – опасность! На то и рассчитано! Как у росянки, приманивающей жертву дурманящим запахом сока.

Когда до пацана оставалось шагов пятьдесят, дудка смолкла. Серега, жалея о том, что не потратил полминуты распаковать пулемет, сместился к стене и вскинул ствол, шаря по коридору перед Кирюхой. Вылезет или нет?.. Гамельнский Крысолов – самый главный страх всех родителей Дома. Существо, которое ворует детей… Как не страшиться? И Сотников, ожидая его появления, внутренне готов был ко встрече с кем угодно… Но пространство пещеры оставалось пусто.

Сдернув с пояса рядом с кобурой ХИС[51], он до хруста ампулы надломил палочку – и, размахнувшись, зашвырнул вперед. Палочка, описав светящуюся дугу, упала шагов за двадцать перед пацаном; ХИС лежал одиноко, он не мог осветить всю галерею, а давал только малый островок света – но Сотников все же смог уловить мелкое шевеление впереди за ребром. Словно крупная волосатая крыса…

Музыка смолкла.

Едва закончилась музыка, остановился и Кирюшка. Постоял немного, покачиваясь словно спросонья… и вдруг сообразил. Всхлипнув, он попятился, споткнулся о камень, упал, тут же вскочил с истошным визгом – все это произошло в одно мгновение – и, развернувшись, не разбирая дороги слепо бросился назад, прямо в руки Сотникова. А сзади, от лагеря, уже слышался топот множества ног и грохот экзы Дровосека.

Кирюха так и не смог вспомнить, как ушел из лагеря. Помнил только что услышал музыку, заинтересовался и выглянул из пещеры. А там огоньки вдалеке разноцветные – синие, желтые, зеленые… словно елка новогодняя. Дальше как отшибло. Знайка вцепился в пацана и битый час терзал расспросами – но так ничего и не выяснил и, разочарованный, отпустил на попечение Дровосека.

Уже и отбой прошел – а разговоры все не утихали. Паутина вывалила на людей очередную опасность – и хотелось обсудить, обсосать и что-то уяснить для себя.

– Разве может какая-то дудка увести за собой?.. – размышлял Гришка, валяясь на спальнике и поглядывая на Кирюху, который в своем гнезде уже десятый сон отсматривал. – Не врет, как думаешь?..

– Бук, не сношай мозг! – разозлился Серега. Он прекрасно помнил недавний разговор, и эти попытки перенести свои страхи на ребенка уже начинали слегка задирать. – Да, дудка! Я тоже слышал! И охеренно красивая дудка, я тебе доложу!

– Да как так? Крысолова же Кощей сожрал! – ворчливо возразил Гриша. – Сами же видели в стойбище стариков…

– Мы не знаем, что есть Крысолов, – резонно заметил со своего спальника Знайка. – Может, он не один такой…

– Согласен с наукой, – подал голос Хенкель. – Десятки лет не объявлялся, уже списали его на байки – и вот он, тут как тут. Рановато расслабились…

– Может, они, эти крысоловы, как раз в Штольнях и живут, – предположил Гоблин. – Жрет тут живность, пропитается кое-как…

– Ты видел здесь живность? – спросил Маньяк.

– Сова тоже в Штольнях сгинул… – напомнил Дровосек. – Не он ли растревожил?..

– Все могло быть… – задумчиво сказал Сотников. – Но знаете, народ… музыка и впрямь… Я ведь буквально чувствовал, что ничего страшного случиться не может. Тот кто играет – он настолько добрый и сильный, что убережет от любой напасти. Будто стоит дойти – и в сказку попадешь. Я ведь тоже повелся. Это я-то, взрослый матерый мужик?!

– Абсолютная мелодия, – сказал Илья.