Мир Гаора

– От темноты, - ответил Ворон.

И видя, что его не поняли, стал объяснять.

– Там темно, совсем темно, так?

– Ну, раз двойное железо, то так, - кивнул Мастак.

– Ну вот, а когда из темноты сразу на яркий свет, то глаза не выдерживают.

– Так что?
– задумчиво спросила Матуха.

– Сразу ему глаза чем-нибудь тёмным завязать.

– Сразу не получится, - покачал головой Старший, - пока его от верхней до нас доведут...

– Вряд ли он сможет идти, - перебил его Ворон, - трое суток без движения... тело онемеет.

– Значит, волоком опять, - кивнула Мать, - либо лицом, либо затылком о ступени побьют.

– Это ладноть, - сказала Матуха.
– С глазами-то что?

– Можно ему как-то дать знать, чтобы зажмурился и не открывал глаз?
– спросил Ворон.

Асил, Юрила и Старший одновременно покачали головами.

– Попробую из девчонок кого подослать, - с сомнением в голосе сказала Мамушка.

– Полы там седни мыли, - возразил Старший, - завтра не нарядишь туды никого.

– Я попробую, - сказала Маманя, - по хозяйству разное быват, может, и получится.

– Ладноть, - кивнула Матуха, - с энтим ладноть. Ещё что? Тело немеет, говоришь?

– Да, - кивнул Ворон, - и ещё, раз там железо, то там холодно.

– Застудиться может, - понимающе кивнула Матуха, - ну с энтим справимся.

– Парильню сделаем, - сразу сказал Старший.

– Не знаю, - пожал плечами Ворон, - ванну бы горячую, конечно, лучше, чтобы сразу и согреть, и тело расправить, но здесь это невозможно.

– А ванна это что?
– спросил Мастак.

Ворон грустно улыбнулся.

– Вроде таза, но большого, чтобы человек там целиком поместился.

– Даже и не видела таких, - покачала головой Матуха.

– Можно и в шайках, - сказал Мастак, - ну, по частям греть.

– Да, - сразу подхватил Ворон, - хотя бы руки и ноги одновременно, а грудь и спину сразу растереть.

– Это-то сделаем, - радостно сказал Старший, - запросто.

– Запросто!
– язвительно передразнила его Мать.
– Кто седни эту сволоту упустил? Цельный день по двору шлялись, "по мягкому" да "горячих" наработали, а она целенькой за ворота упёрлась.

Старший смущённо покраснел.

– Ничо, Мать, - загудел Асил, - не последний день, пымаем.

– Последний, - возразил Ворон, - его уволили, сегодня он получил расчёт и больше не придёт.

– Тьфу!
– даже сплюнула от досады, Мать, - упустили, кметы недоделанные.

Мужчины виновато понурились.

– Ну и хрен с ним, - сказала Матуня, - об Рыжем речь, ну пропарим его, а дале?

– Дальше?
– Ворон не слишком уверенно пожал плечами.
– Не знаю, наверное... тёплое бельё, под двойное одеяло, напоить горячим и чтоб спал до упора, - и смущённо улыбнулся, - моя бабушка так все болезни лечила, на врача у нас денег никогда не было.

– Кто лечил?
– переспросила Матуха.

– Бабушка, мать отца, она с нами жила, - Ворон, всё ещё смущённо улыбаясь, оглядел молча уставившихся на него, как впервые увидевших, людей, - весь дом в руках держала.

– Так ты нашенский выходит, - удивился Юрила.
– А мы тебя за голозадого держали. Чего ж молчал?

– О чём?
– удивился Ворон.

– Ладноть, успеется с энтим, - остановила их Мать, - Так значитца с Рыжим и сделаем. Лишь бы он ещё сутки продержался, и чтоб нам его отдали, а там мы уж вытащим. Маанька, есть тёплая пара?

– А то нет, - фыркнула Маанька, - и одеял, навалом Надоть, хоть в три завернём.

– Питья сделаем, и чаю, и трав заварим, - кивнула Маманя, - а вот спал, чтоб до упора... Это когда его выпустят, да во сколь дёрнут. Работать-то пошлют его занепременно, а гараж, не склад, не поспишь за штабелями.

– Старший, тут никак?

Старший вздохнул.

– Если Гархем сам его куда не пошлёт, дневальным оставим, или...

– Ко мне на склад нарядишь, - сказал Мастак, - а Типуна вон к Тарпану или ещё к кому перекинешь, чтоб не заметили.

– Ладноть, - кивнул Старший.
– Лишь бы дотянул он, а это мы всё сделаем.

Посчитав дело решённым, да и время позднее, отбой вот-вот, разошлись по спальням.

Укладываясь на свою койку, Ворон улыбнулся, что он-то думал Рыжему помочь сберечь себя, остаться дуггуром, а получается совсем наоборот. Из-за Рыжего он сам сталнашенским. Смешно. Он так и заснул, улыбаясь, чего с ним не случалось последние лет двадцать, если не больше.

...темнота и тишина... аж в ушах звенит. Или это от голода? И пить, пить, пить... не проси, не радуй... пить, я уже не могу... о чём ни подумаю, только пить... воды, хоть какой, хоть губы омочить... язык шершавый, царапает нёбо, рот, горло, - всё пересохло, уже ни боли, ни холода, ничего, только пить...

Теперь он дёргался специально, чтобы потерять сознание и не чувствовать жажды, но сил на резкий рывок уже нет, а жажда мучила и в беспамятстве...

– Ты смотри, - надзиратель озадаченно прислушивался к слабому звону пружин, - он ещё и дёргается. Ну, живуч, ну...

Второй надзиратель негромко рассмеялся.

– Нас, пехтуру, так запросто не уделать. Я раз, помню в завале...

– И сколько суток?
– язвительно поинтересовался надзиратель.
– Не трое же. Да ещё без воды. А самое поганое в завале...

– Во-во, - перебил его другой, - я об этом самом. Самое поганое, что мыть, - он носком сапога потыкал ящик, - убирать за ним его дерьмо придётся нам.

– Почему? Потребуй пару баб половчее...

– Запрещено. Это орудие наказания, - говоривший довольно удачно подражал Гархему, - и рабы не должны знать его механизм.

– Думаешь, они в нём разберутся?

– Они, не знаю, а этот, - говоривший снова попинал ящик, - этот элементарно. Он механик классный. В гараже мне говорили, что все хозяйские машины на нём. И переделывать и доделывать за ним никогда не нужно. Наша выучка, армейская.