Мир Гаора

И как накликал. В уборную решительно вошла Матуха.

– Чем это вы его поить вздумали? Спятил ты, Старший? Что тебе всякая сволочь скажет, ты уж вроде Тукмана сполнить готов?

Ворон повторил свои объяснения и спросил.

– А у тебя травы никакой для этого нет?

– Сон-травы?
– Матуха покачала головой, - ох ты, а ведь и нет, николи нужды в этом не было. Может, и впрямь... Говоришь, с половинки ничего не будет ему? Ну...

В уборную всунулась Аюшка.

– Ой, он молча бьётся, его Полоша с Волохом держат.

Старший выругался и бросился в спальню. Матуха и Ворон за ним.

Молча, это, конечно, не было. Рыжий продолжал ругаться и командовать, но то ли ослаб, то ли ещё что, и крика такого не было. Полоша и Волох сосредоточенно удерживали его, стараясь не дать ему упасть с койки или удариться о стояки. Ворон сокрушённо покачал головой.

– Придётся дать, а то и ему тяжело, и остальным не до сна. Давай будить, а то захлебнётся.

– Рыжий, - Матуха осторожно похлопала его по щеке, - очнись, Рыжий.

Он вздохнул и застонал.

– Рыжий, - повторила Матуха.

– А?
– наконец выдохнул он.
– Кто? Где я?

– Всё там же, - серьёзно, даже сердито сказал Ворон.
– Проснулся?

– Ворон?

– Да, держи.

– Что это?
– он растерянно ощупывал положенную ему на ладонь таблетку.

– Снотворное, - Ворон всё-таки решил дать ему целую таблетку, но одну.
– Воюешь слишком громко. Глотай и запей.

Подчиняясь командам, он засунул в рот таблетку, запил из поданной кружки и тяжело не опустился, а рухнул на подушку.

Они постояли над ним. Частое неровное дыхание постепенно сменилось более спокойным и ровным. Он вздохнул и вытянулся, обмякая.

– Заснул, - кивнул Ворон и строго посмотрел на Аюшку, - а ты посиди с ним. Если станет совсем редко дышать, разбудишь меня.

– Ага, - кивнула та.

– Всё, - Матуха зевнула, пришлёпнув рот ладонью, - всем спать.

И в спальнях, наконец, наступила тишина.

Впервые в жизни команда "подъём" не разбудила Гаора. Он не услышал ни крика надзирателя, ни утренней суматохи и суеты. Он спал без снов, ничего не ощущая и не помня, только полное спокойствие.

Утром многие первым делом бросились к нему посмотреть: жив ли, но вошла Матуха и погнала всех.

– Нечего тут, только парень успокоился. Старший, сколько ему на поправку дали?

– Три дня, - озабоченно ответил Старший, - успеем?

– Успеем, - ответил за Матуху Ворон.
– Первая ночь самая тяжёлая, дальше легче будет.

После вчерашнего Ворону верили, и утро пошло по заведённому порядку. Хотя многие стояли в строю отчаянно зевая, со слипающимися глазами, но рта о том, что, дескать, Рыжий никому спать не дал, никто не открыл. Понятно же, чего там.

Когда все ушли и наступила тишина, Маманя с Матухой решили разбудить Рыжего и напоить чем-то сытным. Как выводить человека из голодовки, они сами и без Ворона знали: голодом наказывали часто, у иных хозяев на хлебе и воде неделями держали, да ещё работать велели. А здесь-то... Парень крепкий, вчера, конечно, плох был, а разлёживаться ему особо давать и нечего: три дня всего. Надо успеть его на ноги поставить и расходить.

– Рыжий, - Матуха, как и ночью, похлопала его по щеке.
– Проснись, Рыжий.

Глухо, как из-за стены, Гаор услышал, что его зовут.

– Аа?
– откликнулся он протяжным вздохом.
– Чего?

Два женских голоса засмеялись над ним.

– Просыпайся, Рыжий, поешь малость.

– Давай-ка, подсажу тебя.

Мышцы слабо отзывались на его усилия, но беспорядочных судорог уже не было. Он сел, ему сунули в руку приятно тёплую кружку, помогли донести её до рта.

– Пей.

Он послушно глотнул. Густая непонятного вкуса, но ему сейчас не этого, горячая, но не обжигающая жидкость заполнила рот и горячим, согревающим грудь, комком прокатилась по пищеводу. Он пил, переводя дыхание после каждого глотка. Жаль, глотков оказалось маловато.

– Спасибо, - выдохнул он, протягивая в пустоту кружку, - ещё.

– Нельзя тебе сейчас много, - ответил ему женский голос, - потом ещё попьёшь.

– Матуха?
– уточнил он.

– Ну да, кто ж ещё. А сейчас ложись и спи.

– Да, - он откинул одеяло и попытался встать.

– А, ну давай, конечно, - его подхватили под мышки.

– Я сам, - попытался он запротестовать.

– Сам-сам, ты всё сам, - засмеялась Матуха.

Несмотря на его протесты, ему не то что помогли, а чуть ли не довели до уборной и там одного не оставили. Обратно он шёл уже уверенней, или это ему только так казалось.

Он хотел ещё попросить Матуху снять повязку и спросить, чего так тихо, куда все подевались, но заснул, едва успев лечь. Матуха сама укрыла его, подоткнув одеяло.

– Всё, Аюшка, спать иди.

– А ежли он опять биться начнёт?
– спросила Аюшка, мужественно борясь с зевотой.

– Не начнёт, - улыбнулась Матуха, - он теперь спать будет.

– Я пригляжу, - важно сказал Махотка, упросивший, чтоб его при Рыжем сегодня дневальным оставили.

– А куда ж ты денешься?
– засмеялась Маманя.
– Давай только и остальную работу сполняй, а то я Старшего ждать не буду, сама накостыляю. Пол-то не метён, не мыт, давай, берись за работу.

– Возле его койки не пыли, - озабоченно сказала Матуха, - смачивай чаще.

– Знаю, - шмыгнул носом Махотка.

Ничего этого Гаор не слышал. Он спал. Время от времени его будили, давали ему что-то пить, потом пожевать, вроде это была каша-размазня, он ел и пил подносимое ко рту и снова засыпал. Потом до него смутно доносился шум множества голосов, вроде его даже трогали, и он невнятно заплетающимся языком отругивался, чтобы ему дали спать. Однажды с ним уже было такое, когда после многодневного утомительного бессмысленного боя наступила тишина, и они повалились на землю кто где стоял и заснули, и санитары трясли их и пинали, пытаясь разбудить и так отделить раненых и убитых. Ещё дважды его сводили в уборную, и в последний раз он уже почти шёл сам и даже пытался ладонью считать стояки. Но и это сквозь сон.