Мир Гаора

Трёпка ждала его, с интересом глазея по сторонам. В гараже она раньше явно не бывала, потому что рот у неё был удивленно приоткрыт, а глаза распахнуты во всю ширь. Потом уже Гаор узнал, что до него в гараже с машинами возился сам хозяин, и потому туда само собой никто не совался. А сейчас Трёпка, увидев, что он готов, взяла его руку и повела через двор к кухне, треща по дороге рассказом, чего здеся и тута. Гаор слушал внимательно, стараясь запомнить. Как бы ни было, ему здесь жить, пока не продадут, так что надо знать что, где и как.

В кухне весёлая, как всегда перед едой, толкотня у рукомойника и стола. Гаор вымыл руки и сел к столу на своё вчерашнее место. Сидеть было больно. Но стоя есть не будешь. Так что, терпи или ходи голодным. А есть хочется так, что от одних запахов внутренности сводит.

Последним вошел, вымыл, как все, руки, вытер их общим полотенцем и сел за стол аггр. Гаор исподлобья следил за ним и за остальными, пытаясь определить: не отделяют ли его, как, бывало, на "губе" да и в училище отделяли подлипал и стукачей. Но палачество аггра ему явно в укор не ставили. Как и всем, налили в миску из общей кастрюли супа. Хлеб на столе навалом на большом деревянном круге и берут, не выбирая, по кругу. А ложки мечены, но тоже в общей куче.

– Эта твоя будет, - дала ему ложку Большуха, - сам потом пометишь.

– Спасибо, Мать, - ответил Гаор, продолжая следить за аггром.

Но тот ел, глядя в свою миску и словно не замечая окружающих.

Суп странный, такого Гаору есть ещё не приходилось, но он был слишком занят своей болью, голодом и присутствием за общим столом палача, чтобы разбирать вкусы, и потому даже не спросил, что это за суп и как называется.

После супа положили каши, уже знакомую ему гречку, и налили молока в кружки. Утолив первый голод и успокоив себя привычной фразой, что в каком полку служишь, по тому Уставу и живёшь, Гаор стал выспрашивать соседей о порядках. Особенно его интересовало курево. Норма оказалась та же: мужику пачка на две недели, а курить можно во дворе, в кухне ещё...

– Это когда Мать дозволяет.

– А она не балует нас, ох, не балует.

– А чего вас, бугаёв неложеных, баловать? Чтоб вы мне всю кухню дымом своим прокоптили?
– не всерьёз рассердилась Большуха.

– А мне и вовсе не дают, - вздохнул длинный тощий мальчишка, ошейник ему заклепали явно на вырост.
– Матка не велит.

– И не велю, - твёрдо сказала Красава, - мал ты ещё для курева.

– Вот станешь, Лутошка, мужиком, - сказал, подмигивая остальным, Чубарь, - тады и закуришь.

Все засмеялись.

– А энто ему и навовсе рано, - решительно сказала Нянька.

– Не ему рано, Старшая Мать, - возразил Тумак, - а Трёпка мала.

Когда отсмеялись над покрасневшими Лутошкой и Трёпкой, Большуха уже серьёзно сказала:

– А в гараже, Рыжий, или там в сенном курить и не вздумай. Не по-сегодняшнему шкуру спустят.

– Не дурак, - усмехнулся Гаор, - понимаю.

– То-то, - Большуха протянула к нему руку, - давай, подолью молока тебе. По нраву пришлось, вижу.

Гаор с радостью отдал ей кружку. Молока он не пил с училищных времён. Давали его только младшим классам, и не сказать, что тогда оно ему особо нравилось. А это, густое, сладковатое и неожиданно сытное...

После обеда, к удивлению Гаора, мужчины не разбежались сразу по рабочим местам, а вышли на крыльцо, расселись, кто хотел в теньке, а кто и на солнышке, закурили и повели уже неспешный разговор. Расспрашивали Гаора о том, где раньше работал, какие там порядки, рассказывали о местных. Что хозяин крут, конечно, но без дела не увечит. Хозяйство немалое, десять коров, четыре боровка на откорме, сад, огород, картошка там, луг, но по силам всё, ежели крутиться, а не лежать да порки ждать, то и хозяева довольны, и сами сыты.

– А пашни хозяин не держит.

– Сказанул тоже, пашни окромя посёлков нетути.

– Раньше, грят, и хозяева держали.

– Раньше... Ты ещё князь-Гороха вспомни!

Аггр курил со всеми, но в разговор не вступал.

Гаор попыхивал сигаретой, внимательно слушая и не забывая приглядывать за аггром. Такой послеобеденный отдых ему нравился. И то, что надзирателей, похоже, здесь нет и не было, и что нет звонков-сигналов. Может, и впрямь, уживётся он здесь. К концу сигареты он уже твёрдо запомнил всех. Мужчин: Тумака, Лузгу, Чубаря, Сивко и Сизаря, ещё Джадд и Лутошка. Женщин было больше. Куконя ходит за детьми хозяйскими, Белёна с Милушей по дому на хозяйской половине управляются, а Красава, Цветна, Басёна, Балуша и Жданка на всё и про всё. Ну, и девчонки, Трёпка с Малушей, на побегушках и подхвате пока. А у хозяина жена, значит, да дети. Девчонки две, бегают всюду, чуть Куконя не углядит, они уже по чёрному двору шастают, а сынок мал ещё, но тоже... уже видно, что разумный будет, да старший сын, тот в Аргате учится, на лето только приезжает.

– Ничо парнишка, с разумением.

– Молодой хозяин?
– усмехнулся Гаор.

– Да нет, хозяином ему не быть.

– Чего так?

– А он это... бастард.

– Матерь его, - пыхнул дымом Сизарь, - о позапрошлом годе приезжала, помнит кто?

– Помню, - кивнул Тумак, - только это ране было.

– Тады они вдвоём хозяина с войны и встречали.

Гаор кивнул, опустив глаза и скрывая лицо. Он давно, ещё в училище, слышал о том, как в других семьях относятся к бастардам. На солдатском отделении бастардов было больше половины, потом была семья Жука, потом ещё... но он не позволял себе об этом думать. А сейчас... изменить ничего нельзя, так что можно самому себе не врать. Те семьи - нормальные, а Юрденалы - выродки. И чего ещё ждать от отцеубийцы и братоубийцы? А если вспомнить рассказы Сержанта и проанализировать их... то, похоже, родовое проклятие обновлялось, если не в каждом поколении, то через колено - это точно. Кара Огня на семь колен.

– Вы долго сигареты смолить будете? Работать пора!
– вышла на крыльцо Нянька.
– Ишь расселись, задницы прилепили.

"Да, - усмехнулся Гаор, вставая со всеми, - здесь ни звонка, ни надзирателя не надо". От надзирателя увернуться можно, а против матери не попрёшь.

Спина болела заметно меньше, а когда сыт, то и весь мир куда лучше, и работа пошла веселее. Лезть под машину Гаор всё-таки не рискнул, да и нужды в этом особой не было. А вот на пробной надо проверить. За ворота, понятное дело, его не выпустят, хоть охраны и нет, но пытаться всё равно не стоит. А на дворе... ну хоть на поворотах, а то непонятно с рулём. То ли есть люфт, то ли нет. Гаор распахнул во всю ширь обе створки гаражных дверей и сел за руль легковушки.

Взревел мотор, с кудахтаньем разлетелись и разбежались куры, вскочил и залился оглушительным лаем с подвывом Полкан. Привлечённые необычным шумом сбежались люди.

Ридург как раз обедал с женой - дети поели раньше и уже спали - и Милуша подавала десерт, когда в столовую ворвался шум мотора, визг тормозов, крики людей и лай собаки. Милуша от неожиданности чуть не выронила поднос с домашним мороженым, а Ридург, отчаянно ругаясь, вылетел из столовой, едва не сбив Милушу с ног.

– Ну вот, - грустно улыбнулась Милуше Гройна, - всё как всегда. Машина дороже всего.

– Да это, небось, Рыжий мудрует, - засмеялась Милуша, расставляя вазочки, - он, хозяйка, с утра в гараже колупается. Сейчас хозяин ввалит ему и придёт.

– Рыжий это...

– Ну да, хозяйка, новокупка аргатская.

– Двенадцать тысяч, - сокрушённо покачала головой Гройна.

Милуша сочувственно вздохнула.