Мир Гаора

– Здорово ты остроносых умыл, - шёпотом хохотнул уже за столом сидевший напротив Беляк.

– А то они задаются, что только они умеют, а нам, дескать, не дано, - поддержал Беляка сидевший на углу стола чернобородый, но светлоглазый мужчина из парковой бригады.

И всё, тем всё и кончилось. И Гаор искренне не посчитал это нарушением. А кого и как он уязвил своим пением... да по хрену ему они все с их закидонами и амбициями. Тем более что снова начались выезды и разъезды. Съездили пару раз в Исследовательский Центр, да ещё в несколько мест, видно, добирать остатки или что-то проверить. Ничего нового, скажем так, он в этих поездках не увидел, разве только...

...Белый госпитальный коридор, одинаковые двери без номеров и названий. Свои и так знают, а чужих здесь не бывает. И все, даже рабская обслуга в белых комбинезонах и халатах, даже на ногах белые мешочки поверх обуви.

– Нет, сюда вы можете пройти только без него.

Фрегор не так рассерженно, как удивлённо уставился на высокого и худого врача. Белый глухой халат, белая круглая надвинутая до бровей шапочка, большие очки с толстыми выпуклыми стёклами. К удивлению Гаора, Фрегор согласился с запретом:

– Жди меня здесь, Рыжий.

– Да, хозяин, - откликнулся он, - ждать здесь.

Неестественно круглые за стёклами очков жгуче-чёрные глаза врача оценивающе и... запоминающе осмотрели его. И когда за Фрегором и врачом закрылась дверь, белая и безликая, как всё здесь, Гаор перевёл дыхание с невольным облегчением: хватит с него здешних тайн и секретов.

– Парень, - вдруг позвали его негромко и хрипло.
– Будь человеком, подойди.

Гаор вздрогнул и повернулся на звук. У стены так, что стоя лицом к двери, за которой скрылись врач и хозяин, и не заметишь, кровать-каталка. Широкие белые ремни прочно удерживали на ней распластанное обнажённое тело. Обе ноги ниже колен туго замотаны белой тканью. "Полуфабрикат"? Гаор быстро оглядел стыки потолка и стен и, не найдя глазков камер наблюдения, подошёл. И удивился до немоты. Привязанный к кровати мужчина - явно чистокровный дуггур, без ошейника и клейма. Свободный?!

– Что, - мужчина скривил лицо, обмётанное недавно проступившей редкой чёрной щетиной, - не видел такого? Посмотри. Смотри, смотри, лохмач.

С усилием мужчина повернул привязанную к каталке руку ладонью вверх, и Гаор увидел синюю татуировку - открытый глаз.

– Точно, парень, - мужчина снова усмехнулся.
– Он самый и есть. Попал в аварию, ноги всмятку, а мы лечению не подлежим. Назначен на утилизацию. Что это такое, знаешь?

Гаор кивнул.

– И что?

– Перечислить стадии и фазы, господин?
– разжал губы Гаор.

– Пошел ты...!
– мужчина бешено выругался.
– Я к нему как к человеку, а он мне господином тыкает. Врезать бы тебе, да привязан.

– Могу и отвязать, - спокойно ответил Гаор.
– И врезать. Как человек человеку. Огонь справедлив.

Мужчина облизал сухие в серой корке губы и вздохнул.

– Думаешь... может, и так. Только... я ведь не сам, поверь, я по приказу... прикажут, и куда ты денешься. Ладно, покурить у тебя есть? Дай, будь человеком.

Гаор покачал головой. Мужчина зло сощурил глаза, и тогда он пояснил:

– С собой носить запрещено.

– Такой ты и послушный?!

– Спина чешется, - усмехнулся Гаор.
– И жить хочется.

– Это да, - вздохнул мужчина, - жить хочется.

Теперь они молча глядели друг на друга.

– Запомни, - вдруг совсем тихо сказал спецовик.
– Мы тоже люди, понимаешь? В печке все равны.

– Как тебя зовут?
– спросил Гаор.

– Неважно, у нас семей нет. Запрещено нам, понимаешь? Сволочи, хоть бы вкололи что, чтоб заснуть и не проснуться, а они...

Он внезапно, как выключенный, замолчал, и в то же мгновение Гаор не так услышал, как почувствовал поворот дверной ручки и резко шагнул с разворотом, чтобы оказаться спиной к каталке и лицом к двери...

...И что? И ничего. Огонь справедлив? А как ему ещё думать?! А в "печке", и в самом деле, все равны, все горят одинаково, и пепел в одну землю ляжет. Мать-Земля всем мать, всех принимает.

А в этот день должен был быть какой-то очередной "семейный" праздник. Гаор узнал о нём накануне от Фрегора, который всю дорогу домой отчаянно ругался, выдумывая повод удрать из дома.

– Сволочи, - стонал он, как от боли, - представляешь, Рыжий, эта сволочь знает моё расписание, а с пердуна станется позвонить моему идиоту и отпросить меня.

Гаор уже знал, что сволочь - это, как правило, Мажордом, пердун или старый пердун - отец Фрегора, а идиот - непосредственный начальник. Ни к кому из перечисленных он ни малейшей симпатии не испытывал, праздники Ардинайлов с травлей и прочими паскудствами ненавидел, и потому слушал хозяина даже с сочувствием.

– Придётся Венну звонить, - наконец вздохнул Фрегор.
– Пусть организует мне вызов. Останови, Рыжий, да, у будки.

Гаор аккуратно притёр лимузин к тротуару точно напротив будочки телефона-автомата.

Договорившись с Венном, Фрегор вернулся в машину уже в гораздо лучшем настроении.

– Гони в "Пещеру", Рыжий, - распорядился он и хихикнул.
– Сейчас мы тылы подготовим.

"Пещера" была знаменитым ювелирным магазином, и Гаору стало интересно: какие тылы там собрался готовить хозяин? А если его заставят идти следом, будет здорово: в "Пещере" он не был ни разу, и стоит посмотреть на это место, так сказать, изнутри.

Но мощные фигуры и морды охранников у входа - похоже, бывшие спецовики - не вызвали у Фрегора желания брать раба с собой, и Гаору пришлось остаться в машине под их внимательными и откровенно недоброжелательными взглядами.

Ждать пришлось недолго. Как и тогда, на день рождения Сынка, Фрегор вышел с маленьким фирменным свёртком-коробочкой в руках и сел в машину с теми же словами:

– Пусть давится. Домой, Рыжий.

– Да, хозяин, - откликнулся Гаор, срывая лимузин с места.