Мир Гаора

Его догадку о дне рождения кого-то из Ардинайлов подтвердили в казарме.

Разумеется, он никого ни о чём не спрашивал, просто уже достаточно набил глаз, чтобы заметить суету предпраздничной подготовки. А Мажордом сразу - он только успел куртку снять - вошёл в их мгновенно замолчавшую спальню и прямо к нему.

– Дамхарец, завтра с утра в выездном чтобы был!

– Понял, - кивнул он, продолжая раздеваться.
– А куда ехать?

– Куда прикажут!
– усмехнулся Мажордом.
– Завтра всё для господина Орната, понял?

Гаор, сидя на кровати, расшнуровывал ботинки и, услышав это, вскинул на Мажордома глаза.

– Да-да, - насмешливо смотрел тот на него сверху вниз, - завтра его день и его праздник. Всё для него и как он захочет. Запомни.

Мажордом оглядел его, стоявшую рядом Снежку, улыбнулся с явным торжествующим превосходством и вышел.

Гаор посмотрел на Снежку, пожал плечами и продолжил переодевание.

– Ты поберегись, Рыжий, - шёпотом сказала Снежка, - про него страшное рассказывают.

– Кто?
– так же тихо спросил Гаор, возясь с ботинком.

– А мальцы из первой спальни, ну, кого ему на подстилку дают. Которые вернулись.

И Снежка вздохнула.

Перспективы вырисовывались, мягко говоря, невесёлые. Но ничего изменить он не мог, а потому просто кивнул Снежке, показывая, что всё понял, отдал ей своё бельё и белую рубашку и уже в расхожем пошёл со всеми на ужин.

А после ужина его позвала к себе Первушка и долго тщательно осматривала. Он, правда, догадывался, чем вызван этот осмотр, но всё-таки спросил:

– И что хочешь найти?

Она строго посмотрела на него:

– Не придуривайся, Дамхарец. Он о тебе давно спрашивает.

– Я знаю, - усмехнулся Гаор.

– А про дециму тоже знаешь?

И в ответ на его искренне удивленный взгляд кивнула:

– Вот-вот. Помни, за тебя вся третья спальня ответит.

Гаор медленно, тщательно подбирая слова, спросил:

– А что, бывало уже такое?

– А ты как думаешь, почему с малолетства на подстилок учат? Из-за этого. Кому охота из-за неумёхи или дурака поселкового своей жизнью отвечать? Сам подумай. Своей, - она зло и очень похоже на Мажордома улыбнулась, - головой. Или у тебя весь ум в лохмы ушёл?

Он стоял перед ней голый, во весь рост, а она, отступив на шаг, требовательно и придирчиво, как... на сортировке - вдруг подумал он - осмотрела его.

– Так-то ты ничего, волосатый, конечно, но... смотришься. Может, и обойдётся.

– Он твой отец, - глухо сказал Гаор, - так?
– и сам ответил.
– Так. Ты поэтому... за него?

– Дурак! Я жить хочу! Меня утилизируют, Милок и суток не продержится!

– А Мажордом? Он же Милку отец?

– Он сам вот-вот... Дурак, не лезь, раз не понимаешь...
– и она вдруг выругалась с удивившей его крепостью и злостью.

Гаор кивнул и, не дожидаясь её слов, стал одеваться. Децима, конечно, погано, но... нет, он не ляжет, ладно, посмотрим по обстоятельствам. Может... может, получится с вызовом.

На следующий день Гаор, как и было велено, сразу после завтрака переоделся в выездное и направился в гараж, но его перехватил Мажордом:

– Жди в спальне.

На душе стало совсем погано. Остальные - дворовые, парковые, гаражные - ушли на работу, и он остался в пустой спальне сидеть на кровати и ждать своего мгновения. Как понимал, смертного. Было нестерпимо обидно, что вот так впустую пропадают все его старания увидеть и запомнить увиденное, что вот сейчас из-за старого паскудника пропадут ненаписанные, но, чёрт, ведь уже подготовленные, размеченные к работе листы. И ещё децима, чёрт, за него вся спальня ответит... простите, браты, но не могу я, нельзя мне, я - человек и умру человеком, простите, братья, и поймите меня...

Время текло неощутимо и неотвратимо. На часы он не смотрел, и мыслей уже даже не было, только холодное оцепенение ожидания... чего? Чего ему ждать? На что надеяться? Всё ведь ясно уже...

– Дамхарец!
– в спальню влетел Милок.
– Пошёл наверх, в золотую гостиную, понял?!

– Да, - глухо ответил Гаор и встал.

Милок был по-рабочему: в шёлковой желтой рубашке с расстегнутым до середины груди воротом, чёрных туго обтягивающих бедра и расширяющихся от колена брюках, и от него ощутимо пахло пряным и каким-то "горячим" запахом.

– Бегом давай, - Милок насмешливо улыбнулся.
– А то ввалят. И не заблудись.

Он откровенно язвил и насмешничал, торжествовал, но, когда Гаор шагнул вперёд, предусмотрительно шарахнулся от него в сторону. Не обратив на его радость внимания, Гаор пошёл к выходу.

Где золотая гостиная он знал и, хотя ещё не бывал там ни разу, но заблудиться не боялся: поэтажный план "Орлиного Гнезда" он давно выучил наизусть.

В коридоре вдоль анфилады парадных залов бегали и суетились лакеи и горничные в бордовых, жёлтых, синих и зелёных рубашках и платьях, приносили и уносили подносы и свёртки, рабы из господской кухни в белоснежных комбинезонах подкатывали столики, уставленные судками и блюдами. Все черноволосые, черноглазые, остроносые... чистокровные дуггуры, настоящие Ардинайлы, все родичи - заставил себя мысленно усмехнуться Гаор. Пройдя сквозь эту пёструю, хихикающую и болтающую толпу, он толкнул дверь и вошёл.

Гостиная и вправду была золотой. Вернее, золота самого по себе не так уж и много, но оно, оттенённое белым мрамором с малахитовыми вставками, смотрелось как-то особенно нарядным. Огромные окна занавешены подобранными фигурными фестонами и складками шторами тех же трёх цветов. Мебель, картины, статуи. Огромные напольные вазы из мрамора и малахита и пышные букеты роз всех оттенков от снежно-белых до тёмно-красных, почти чёрных, как запёкшаяся кровь... Всё это Гаор сразу и разглядел, и тут же забыл, подходя к четырем мужчинам, стоявшим вокруг круглого, заваленного свертками и коробками стола. Трое в парадных чёрных костюмах, галстучные заколки и запонки искрятся бриллиантами, четвёртый, самый молодой, в мышино-серой форме без знаков различия, но с орденами и медалями, головы и лица гладко выбриты. И все четверо, похожие друг на друга и на снующих по комнате и за её стенами рабов настолько, насколько могут быть похожи близкие, ближайшие родственники, сейчас внимательно смотрели на подходившего к ним высокого раба в кожаной шофёрской куртке поверх белой рубашки, с падающими почти до бровей рыжевато-каштановыми кудрями и тёмно-каштановыми кудрявой бородкой и усами, аккуратно обрамлявшими его губы и лицо.

Встав перед ними в уставную стойку и щёлкнув каблуками, Гаор доложил:

– Рыжий здесь, хозяин.

Фрегор посмотрел на него злыми, будто это он виноват в том, что Венн не сделал вызова, пьяно блестящими глазами и промолчал. Фордангайр оглядел его скучающе-равнодушно и стал рассматривать сваленные на столе подарки. Орвантер, устало полуопустив старческие складчатые веки, казалось, дремал стоя. Зато Орнат... этот сразу проявил внимание.

– Рыжий? Что ж, Фрегор, непритязательно, но не претенциозно. У тебя неплохой вкус, мой мальчик.