Мир на продажу

– Потом об этом, - перебивал недовольно Павел и тут же продолжал допрос.
– Образование?

– Переразвито. Все чему-то учатся, курсы всякие...

– А разве для быстрого обучения нет специальной онтроники?

– Есть, но аборигены предпочитают учиться классическим методом. Для них главное - личное общение с преподавателем.

Павлик пыхтел, переваривая информацию, потом опять задавал вопросы:

– Спорт?

– Очень развит. Каждый чем-нибудь занимается.

– Искусство?

– Очень развито. Потому что мозги у аборигенов тренированы на выдумальнях.

– Работать хоть нужно?
– смеялся суфлёр.
– В этом раю?

– Тут нет постоянных профессий и организаций. Они конфигурируются, когда возникает задача. Появилась шпана на улицах - тут же возникают дружины по охране правопорядка. Пожар возник - тут же конфигурируется пожарный участок...

– Ясно. Где изготовляется онтроника?

– Пока не выяснено. Визун ничего не показывает, люди про это говорят неохотно. Слышал я от Анта, что есть какая-то Изобра. Возможно, там производится онтроника. Но Анту верить...

– Может, она выдумывается?

– Точно нет. Выдумываются только обычные вещи. А онтроника настолько сложна, что её вообразить невозможно.

Мы бы могли ещё месяц-другой изучать Миоген, но мой шеф, начальник отдела дилапинга, через Павлика передал распоряжение ускорить проект. И случай вскоре представился. Наш графоман Ант, которого мы навестили на третий день, сообщил, что после обеда в Сквере Творчества состоится публичное выступление поэтов. То есть каждый подобный Анту маньяк от поэзии может прочитать свои стихи, которые тут же и обсудят зрители. Я напросился с ним. Виталика я решил не брать, отправив его к вещеводу за посылкой с товарной наживкой, пересланной по моему заявлению.

– Помнишь, я тебе говорил о секретах раскрутки?
– напомнил я поэту, видя его колебание.

Тот покивал, хотя и коню понятно, что он уже забыл обо всём на свете.

– Ваше собрание как-то освещается в новостях?
– спросил я Анта.
– Ну, в смысле, как широкая публика узнаёт, что вы там читаете, творите? Или у вас закрытое собрание?

– Визун ведь есть...
– неуверенно произнёс поэт.
– Там новости публикуются, можно переместиться и посмотреть...

Точно, у визуна есть своеобразная "новостная лента", рекомендующая самые интересные события, куда можно переместиться.

– Прекрасно! Вот через визун мы тебя и раскрутим! Нужно, чтобы о тебе заговорили. А для этого просто необходим скандал. Сегодня ты его и устроишь.

– Скандал?

Поэту страшно не хотелось устраивать дебош. Этот трусишка, жаждущей славы, боялся оказаться в центре скандала. Неужели он взаправду думал прийти к славе с помощью своих виршей? Придётся научить его кое-каким земным технологиям раскрутки, о которых тут видно и не подозревают.

– По-другому, родной, никак не получится, - заверил я его.
– Тебе нужна слава? Я её обеспечу. О тебе с сегодняшнего дня заговорят.

– А какой скандал?
– спросил, бледнея, поэт.

– Не волнуйся, простенький такой скандальчик. Можно было, конечно, заставить тебя набить морду какому-нибудь коллеге-поэту. Но это банально. Вы там, в сквере стихи вслух читаете?

– Конечно, - улыбнулся Ант, заметно радуясь, что ему не придётся никому бить морду.

– Так вот, для скандала ты прочтёшь примерно такое.

Я принял псевдопоэтическую позу и с выражением прочёл:

– Там где блещет валалум

Нацепив колечки

Прилетел зелёный блум

На горячей печке!

Поэт, замерев, обалдело смотрел на меня.

– Что это?

– спросил он, выйдя из ступора.

– Стихи.

– Разве это стихи?!

– Конечно. Даже рифма есть. И ты их прочтёшь публично.

– Ведь ничего не понятно!
– возмутился Ант.
– На каком это языке?

– На твоём родном. В этом вся и соль: стихи должны выглядеть странными, туманными, - растолковал я недогадливому поэту.
– Объясни всем, что в них есть сокровенный смысл, понятный только избранным. Тех, кто будет хаять твои стихи, объяви тупыми и недалёкими животными, не разбирающимися в истинной поэзии.

– Не могу же я всех обозвать животными! А они все будут хаять...

Я глянул на него снисходительно:

– Эх, Фил, Фил! Я тебе гарантирую, что не все. Творческие люди вроде тебя страшно боятся показаться некомпетентными, не разбирающимися в истинной поэзии, за которую ты выдашь эти "стихи". Вот такие тебе подобные будут по крайней мере помалкивать.

В Сквере Творчества, когда мы туда перепухнули, уже собралось десятка три поэтов. Они читали стихи о покорении вершин, изобретении новой онтроники и силе человеческого духа.

– Привет, Ант!
– дружелюбно поздоровалась знакомая рыжая девушка, за которой неотрывно следовал молодой атлет.
– Написал что-нибудь? Давай, почитай, просим!

– Просим, просим!
– зашумела толпа поэтов. Ант тут, видимо, выступал в роли мальчика для битья, судя по снисходительным улыбкам поэтов.

Перед Антом расступились, и он взобрался на возвышение в центре сквера. Тряхнув длинными волосами, он с поэтическим подвывом вдохновенно прочёл ту галиматью про "валалум", которой я научил его час назад. Слова он, разумеется, переврал, но эффект был достигнут. Толпа поэтов в замешательстве замерла. Кто-то неуверенно хихикнул, но тут же замолк. Воспользовавшись всеобщим замешательством, я громко зааплодировал в гордом одиночестве, продрался сквозь толпу, вскарабкался на возвышение и порывисто пожал руку поэту.

– Дорогие друзья!
– пафосно обратился я к толпе.
– Нам с вами довелось жить в счастливую эпоху! Эпоху рождения нового направления в поэзии! Мы стали свидетелями зарождения сумбуризма!

– Но ведь это чушь!
– выкрикнула из толпы рыженькая.
– Это не стихи!

В поисках поддержки она оглянулась на атлета, и тот расправил плечи. Я с показным сожалением глянул на парочку и обратился к девушке:

– Девушка! Вы хотите быть преградой настоящему искусству? Откуда вы знаете, какой должна быть настоящая поэзия? Вы ведь свободные личности, - воззвал я к толпе, - а для полёта творческой мысли не должно быть ограничений, правил и преград. Сколько известно случаев в истории, когда творцы, не понятые толпой, умирали в неизвестности. И лишь через сотни лет потомки понимали, что загубленные таланты творили шедевры!

– Причём тут шедевры!
– не сдавалась рыжая.
– Это же набор звуков, а не шедевр!

Но куда этой коммуноидной девахе тягаться с дилапером, который по демагогии получал в университете одни пятёрки!

– Да, действительно, кому-то так может показаться. Обезьяне вообще любые стихи покажутся набором звуков, - сказал я под неуверенные смешки, - но это не значит, что стихи плохие. Дело в обезьяне.

Я заметил, что атлету не понравилось сравнение девушки с обезьяной. Он потемнел лицом и сделал шаг по направлению ко мне. Я поспешно добавил: