Мир Под лунами. Конец прошлого
Шрифт:
Когда она опять пришла в себя, был вечер. Она села, оглядываясь. Шатер; полотняный купол трепещет под порывами ветра. Все еще хотелось пить, и голова гудела. Она не могла вспомнить, как здесь оказалась. Что-то шевельнулось справа - это сидящая на земле Эвра повернулась на ее движение. Увидев расстроенное лицо подруги, Евгения вспомнила темноту и тряску кареты. Она вскочила на ноги. Последние остатки сна выветрились, когда Эвра поднесла ей чистой воды. Евгения шагнула к выходу.
Золотые краски горного вечера ослепили ее. Со всех сторон были горы; узкая долина затерялась меж лесистыми склонами. До ночи еще несколько часов, но солнце должно было вот-вот скрыться за ближайшим пиком. Чувствовалось, что равнина с городами осталась очень далеко. Здесь
– Он так велел, моя госпожа. Он так велел. Мы не могли ослушаться.
– Как он мог это сделать?
– спросила она.
– За что?..
– Он так приказал, - повторил Пеликен.
– Позвал нас с Эврой после того, как дал тебе сонного зелья, и велел увезти тебя через северные ворота сюда, в горы. Мы взяли Ланселота, и своих коней, и слуг и ехали больше суток, а потом местные жители привели нас в эту долину. Здесь нас никто не найдет. Так он хотел.
Она надолго замолчала, закрыв лицо руками. Такое предательство казалось ей невозможным. Потом она спросила:
– Сколько прошло времени со дня сражения?
– Сражение было позавчера. Мы не знаем, чем оно закончилось, мы еще не получали известий. Может быть, - Пеликен смотрел на нее с мольбой, - может быть, царь жив!
Евгения покачала головой.
– Халена больше нет с нами. Он пал от руки Алекоса. Я вижу это сейчас так же ясно, как вижу тебя.
Она с каким-то садистским удовольствием наблюдала, как исчезают с лица ее телохранителя последние краски и он становится похож на тяжелобольного. Он уже несколько недель не брился, одежда его была в беспорядке, и одни лишь глаза лихорадочно горели на бледном лице.
– Как он мог?
– повторила она.
– Неужели он думал, что я смогу жить без него?..
Пеликен молчал, глядя в сторону. Евгения опять со стоном уронила голову на колени. Больше горя ее мучила злость на Халена. Они были - как одно, они сражались вместе и вместе должны были умереть. О чем он думал, когда решил таким подлым способом спасти ее? В нем была ее жизнь, и смерть рядом с ним она приняла бы как высшее благо, как же он мог столь жестоко ее предать? Быть может, он слишком любил ее и, собираясь на последний свой бой, думал не о царице, а о женщине, которую нужно защитить? Но что она будет делать теперь? Одна, без своего царя и без царства! Что ей делать тут, в горах, с горсткой людей, у которых больше нет родины? И как дожить без него до завтра?
Ее душили слезы. Какая-то самая древняя часть рассудка, та, в которой живут первобытные инстинкты, хотела завыть, закричать - так тысячи лет воют женщины над телами убитых мужей, оплакивая их прошлое и свое будущее. Но она не могла себе этого позволить и боролась, из последних сил боролась с рвущимся наружу криком. Пеликен то порывался подойти к ней, то останавливался. От его невнятных слов сочувствия ей стало совсем невмоготу. Она так сжала челюсти, что заломило уши, и мысли мешались: горе, отчаяние, ярость сплелись в клубок и душили ее. Она вспомнила, как призывала Алекоса и он не снизошел ответить ей - ей, царице иантийской, которой подчинялось на этой земле все, от крохотной птицы до благороднейших властелинов! Ничем она не оскорбила его, а он отнял дружбу, и любовь, и будущее, и заставил ее ненавидеть погибшего мужа. Нет, не Халена должна она ненавидеть - он до последней минуты исполнял
свой долг царя, оберегая олуди для Ианты, - а незваного преступника, осмелившегося перейти ей дорогу!Евгения вскочила, воздела руки. Люди замерли, когда прямо над их головами в чистом небе возникло темно-сизое облако и гром разнесся над горами.
– Проклинаю его, убийцу царей, незваного подлеца, пришедшего на землю нашу!
– закричала она, и гром вторил ее словам.
– Небо и землю призываю я отомстить за смерть нашего владыки. Да обрушатся все духи земные и небесные на него, пусть гонят его в страхе, не дают ему спать и говорить, пусть заслонят от него свет дня и покой ночи! Черная тоска сгрызет его сердце и болезни источат тело, да лишится он своей силы, да погибнет в слабости и муках! Земля и небо, вы слышите меня - исполните мою волю!
С грохотом сверкнула молния, ударила в пень, у которого стояла олуди. Воины, слуги, горцы - все закричали в ужасе. Царица без памяти упала на землю, а туча растворилась, будто ее и не было.
Пеликен подбежал к Евгении, уверенный, что она погибла, с опаской обошел тлеющий пень. Она была без сознания, но дышала, и на теле не было ожогов. Он отнес ее в шатер, Эвра омыла ее тело водой. Пеликен в это время успокаивал людей: они сочли, что небо покарало царицу за то, что осмелилась проклясть другого олуди.
– Думаю, как раз наоборот, - возразил он мужчинам, подошедшим к нему с вопросами.
– Если бы так, это облако не ушло бы так быстро, да и царица умерла бы. Мне кажется, духи показали, что услышали ее просьбу, и отправились ее выполнять. А царица потеряла сознание, потому что слишком устала. Совсем недавно на Фараде ей пришлось сразиться с могущественными колдунами, а после этого она собиралась выйти к Алекосу... Весть о гибели царя стала для нее последней каплей. Она олуди, но все-таки женщина. Помните, мы дали нашему повелителю клятву защищать ее.
– И мы будем ее защищать!
– воскликнул Ильро из отряда копейщиков Дафарского гарнизона.
– Мы сделаем все, что она прикажет. Если прикажет - будем сидеть здесь, в горах, до самого конца света. Но царица не такая. Она не станет прятаться, я знаю! Даже если ее проклятие не подействует, она не сдастся!
– Хален действительно погиб?
– спросил товарищ Пеликена, гвардеец Себария.
– Так сказала Евгения. Она увидела это, как только пришла в себя.
Пеликен вытер покрытый испариной лоб. Он и сам утомился не меньше Евгении, и ему тоже хотелось погоревать в одиночестве.
– Давайте отдохнем. Мне все слишком устали. У меня что-то уже совсем голова не варит. Не знаю как теперь жить, без Халена, без Венгесе... Может, и правда нам лучше остаться здесь, ведь там, на равнине, ничего и никого больше нет!
Эвра не пустила его в женский шатер. Он ночевал у костра, а утром все же зашел посмотреть на царицу. Сидя у ее изголовья, Эвра плакала, и платок, который она сняла с головы, насквозь промок от слез. Было непонятно, пришла Евгения в себя или нет. Ее обведенные синими тенями глаза были открыты, но она ничего не видела, ни на что не реагировала.
– Она никогда так надолго не уходила, - всхлипнула Эвра.
– Она ведь думала, что погибнет вместе с Халеном. Я боюсь, что она не вернется к нам больше, уйдет к нему! Сделай что-нибудь, Пеликен!
– Я не знаю, что делать, - сказал он.
– Будем ждать и надеяться, что она придет в себя. Ей слишком больно. И подумай, Эвра, она ведь никогда ничего не теряла и просто не умеет горевать. Нужно время, чтобы она смирилась.
– Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь, через что ей пришлось пройти? Разве ты был с ней, когда она пыталась спасти людей от смертельной болезни и не могла? Ты видел, как она убивалась каждый раз? Разве ты был с ней, когда приходили видения и она не могла разобраться, что видит? Она знала, когда и как умрут близкие ей люди, - думаешь, это легкое знание?
– Эвра закашлялась, понизила голос.
– Ей не нужно учиться страдать. Я боюсь только, как бы она не потерялась в своих грезах...