Мир Под лунами. Конец прошлого

– Все-таки зря ты остаешься здесь. Тот офицерик наверняка участвует в походе и постарается найти это место.

– Я его прогоню, - ответила она рассеянно.

Смерть протянула цепкую лапу к ее верному другу. Евгения видела его уже мертвым, с остановившимся взглядом и струйкой темной крови, стекающей изо рта; но он был еще жив, и она вздрогнула от прикосновения горячих рук. Пеликен взял ее лицо в ладони, нежно поцеловал лоб, щеки, губы. Он любил ее и хотел, так было всегда, так было и сейчас. Если бы она могла, то ответила бы ему. Но ее сердце давно обратилось в камень - если только камень может исходить кровью, которая все текла и текла из него, стоило ей вспомнить Халена. Пеликен прижал ее к себе, он весь дрожал, словно в горячечном бреду.

– Мне нужно было остаться с тобой тогда, на Фараде, - хрипло произнес он.
– Я сохранил вам верность тогда, но к чему это все сегодня?..

Евгения высвободилась. Ее руки спокойно опустились, а он отдал бы что угодно за то, чтобы они обняли его.

– Ты заговариваешься. Для меня ничего не изменилось с тех пор. Хален для меня жив.

– У тебя даже кольца его не осталось! Он умер, Эви, а ты жива и будешь жить! Я люблю тебя, ты же знаешь, как сильно я тебя люблю!

– Пожалуйста, не надо...

Он схватил ее и тряс, как куклу.

– Ты же пропадешь здесь, сгниешь заживо! Послушай меня, Эви, я же не могу больше. Не могу больше так... Что мы будем делать, когда все это закончится? Если твоя мечта сбудется и ты убьешь его - что потом? Думаешь, я навсегда останусь твоим слугой? У меня нет больше сил!

Забывшись, он еще раз встряхнул ее, так что лязгнули зубы, замахнулся, будто хотел ударить. Она вскрикнула, защищаясь вскинула к лицу открытую ладонь. Пеликен никогда еще не видел ее слабой, и это напугало его больше, чем ее гнев. Эта вспышка лишила его силы. Он сел на землю. Евгения, тяжело дыша, смотрела на него.

– Все еще может измениться. Все изменится когда-нибудь, Пеликен. Не мучай меня и прости.

– Ты сама себе противоречишь. Говоришь, что всегда будешь любить Халена, и хочешь убедить меня, что я смогу тебя разлюбить...

Он встал, расправил плечи, с удивлением увидел слезы на ее щеках.

– Хорошо, пусть будет так, - сказал он тихо.
– Надеюсь только, что меня убьют скоро, потому что такая жизнь хуже смерти.

Она прошептала:

– Что же тогда будет со мной?

– Может быть, тогда ты будешь любить меня больше.

Ее брови сдвинулись, но она слишком жалела его, чтобы расстаться в ссоре.

– Береги себя, Пеликен.

– И ты себя тоже. Может быть, все же уйдешь отсюда? Я провожу тебя до берега озера. Там тебя никто никогда не найдет.

– Нет. Отсюда мне удобнее видеть. Ничего со мной не случится.

Он еще раз обшарил глазами ее лицо, не нашел того, что искал, и пошел к лесу. Прижав руки к груди, закусив губы, Евгения смотрела, как он, не зная о том, уходит навсегда. Она уже набрала воздуха, чтобы крикнуть и вернуть его, как тогда, на Фараде, но крик замер в горле. Даже сейчас она не могла этого сделать. Ее тело было мертво так же, как будет мертв Пеликен спустя день или два. Она подняла глаза к низкому пасмурному небу.

– За что ты наказываешь меня? Для чего мне твой дар, если он приносит такую боль? Лучше бы я не знала, не видела!

Словно в ответ на эти слова угомонился ветер. Стало так тихо, что зазвенело в ушах. Иной мир будто бы сказал: "Уходи, если хочешь..." Евгения испугалась. Слишком много судеб все еще зависело от нее, они не давали уйти. Она вернулась к своей постели - ложбинке посреди поляны, застланной шкурами. Подтянула к животу зябнущие колени, накрылась плащом, закрыла глаза и устремилась к вражескому войску, что все глубже заходило на ее территорию.

"Пеликен, сто человек идут к тройной сосне. Ильро, уведите их от коней - они подошли слишком близко. Себария, береги людей, вы слишком неосторожны". Око олуди следило за ними, подсказывало, куда идти и что делать. Некоторые из них по примеру горцев молились ей, как когда-то небесам в храме. Она это запрещала, говоря, что их призывы мешают ей видеть. Но они уже не воспринимали ее как человека. Она была существом из высшего мира, сильнее духов небесных и земных - те не умели карать и одаривать так скоро. Если б она повелела сейчас выйти безоружными навстречу врагам, они бы сделали это не колеблясь, так велико было благоговение перед ее силой. Евгения и сама верила в нее. Лишь одно смущало: видя печать смерти на других, она оставалась в неведении относительно своего будущего. Все было покрыто мраком. Быть может, этот день последний и для нее, а она не получила никакого знака...

Два дня все шло хорошо. Они несли небольшие потери, врагов было убито много. Те продвинулись далеко и уходили к югу от круглого озера. Евгении все сложнее становилось их контролировать - чем больше было расстояние между нею и объектом наблюдения, тем хуже она видела, а сделать и вовсе ничего не могла, разве что говорить со своими людьми. Оба этих дня она пребывала в состоянии лихорадочного возбуждения, которое изматывало ее, зато согревало, ведь от крохотного костра было мало пользы. Она с трудом вспоминала, что надо есть и пить, старое мясо было отвратительно, от холодной воды тошнило. Но энергия, что питала изнутри, все же зависела от физического здоровья, и ей приходилось есть, пересиливая себя.

На третий день несколько ее человек попали в плен. К вечеру двое, что еще могли говорить, рассказали все, что знали. А затем Евгения увидела, что несли солдаты в больших тюках. Она не сразу поняла, что они делают: соединяют плетеные рамы в большую квадратную корзину, расстилают на просторной ровной поляне огромное темное полотнище, устанавливают какой-то предмет, заливают в него жидкость, подносят горящую головню - и рождается столб синего пламени. Евгения была ошарашена, когда посреди ее гор поднялся к небу настоящий воздушный шар! "Погасить огни! Всем спрятаться!" - крикнула она. Солдаты привязали к сетке шара корзину, и один из них бесстрашно взвился ввысь. Запустить воздушный шар посреди гор, на сильном ветру, в близости от деревьев было настоящим безумием. И кто мог додуматься до самой идеи? Что это за ткань, не пропускающая воздух? А жидкость в горелке? Это Алекос принес с собой богатый багаж технических идей, не иначе! Она невольно подумала о нем с уважением. Продержись она здесь еще год - и ей придется сражаться против ружей и гранат!

Поднявшись очень высоко, дальше досягаемости стрел, воин из корзины, как со смотровой вышки, выглядывал в подзорную трубу врагов. От сетки тянулось несколько крепких канатов к ближайшим деревьям. Наступала ночь. По приказу Евгении все огни были затушены - дозорный ничего не мог найти. Через полчаса горелка погасла, и шар притянули к земле. Но утром он опять висел в воздухе, будто третья луна. Олуди успокаивала друзей, которые видели это чудо. На равнине от него была бы реальная польза, но под пологом деревьев в горных отрогах можно было прятаться бесконечно.

Нужно было уходить, пока за ней не явились слуги Алекоса. Она вскочила на ноги. Закружилась голова, да так сильно, что Евгения чуть не упала. "Все назад. Все в укрытие! Отходим, больше никаких боев!" - велела она. Сделала несколько шагов, остановилась, чтобы найти Пеликена. Он оказался совсем близко, с лошадьми. Зачем он там? "Прячься, - сказала она.
– Это место скоро обнаружат". "Я отведу лошадей под деревья, чтобы их не заметили", - ответил он.

Шар, доставленный с таким трудом, себя не оправдал. Долину коней шедизцы нашли по приметам, выпытанным у пленных. Евгения забыла о себе, не могла отвести взгляд от этой крохотной точки на ее карте. Короткий бой на перевале, и десять защитников ничего не могут противопоставить множеству врагов. Она пыталась вмешаться, наслать на шедизцев панику, но была слишком истощена. Пеликен сражался как зверь, каждая его рана была и ее раной. "Ты здесь?" - спросил он падая, и душа вылетела из него, когда тело грянулось о землю. "Я здесь, с тобой", - отвечала она, провожая его в дальний путь, гладя застывшее лицо со стекающей изо рта струйкой крови.