Мир Под лунами. Конец прошлого

Остатки армии островитян покинули континент сразу же, как только крусы открыли перед Алекосом ворота Рос-Теоры. Уже через две недели оттуда прибыло посольство. Слава Островов старалась сохранить хорошую мину при плохой игре. Ее велеречивые посланники обвиняли нового правителя в разных грехах и набивали себе цену, однако и они, и он понимали, что Мата-Хорус будет вынужден принять любые условия дальнейшей игры. Они находились не в том положении, чтобы соглашаться или не соглашаться со сменой власти на материке, и были достаточно объективны, чтобы это осознать. Многие облеченные властью люди на Островах были связаны с Матакрусом и Иантой узами родства; однако эти связи моментально потеряли цену, стоило родичам с материка утратить свое влияние. Островитяне верили в богатство и в свой ум, который помогал им делать деньги, а более тонкие материи их мало волновали. Поэтому в конце концов с присущим себе цинизмом они приветствовали нового монарха и предложили подтвердить священные договоры.

Но Алекос при всем желании не мог дать им то, что они просили. Еды в его империи едва хватало для собственных граждан. Объем экспорта для Ианты и Матакруса пришлось снизить в два раза. Остаток должен был восполнить Шедиз, которому капризы климата не нанесли существенного ущерба. Также великий царь значительно поднял цены на продукты. Власти Мата-Хоруса то лебезили перед ним, то угрожали, но платили по счетам. Членам Славы Островов наверняка становилось дурно, стоило им представить, что может случиться, если Алекос вздумает объявить блокаду. Он действительно одно время подумывал об этом: уж очень соблазнительно было получить в свое распоряжение богатейшее государство с развитой промышленностью. Но, взвесив все за и против, он отказался от этой мысли. Теперь, после объединения стран, империи понадобится новый общий враг. Рано или поздно эта роль достанется Островам, и пусть это произойдет как можно позднее. Золота и серебра у него и без этого было довольно, а в бытность свою в Шедизе он посвятил немало времени поиску и разработке новых мест добычи драгоценных металлов. Со временем вернется на север и то золото, что было увезено кочевниками, - дикари не сумеют его сохранить. "Время на нашей стороне, - говорил он товарищам на заседаниях Совета.
– Можно построить дом за неделю, но он не простоит долго. Мы с вами сейчас возводим здание, которое когда-нибудь подомнет под себя и степи, и леса, и заносчивые Острова. В таком деле необходимо терпение. Тяжелые времена закончатся, их надо пережить".

Управитель Камалонда пригласил царя посмотреть на результаты проведенного в городе ремонта. Алекос поехал в своем экипаже, в сопровождении сотни гвардейцев. Теперь, став хозяином материка, он мог позволить себе роскошь, которой раньше избегал. Самые быстрые и красивые кони стояли в его конюшне, но он предпочел карету. Первые его товарищи в этом мире - степняки не узнали бы своего сурового вождя в этом важном вельможе в богатых одеждах. И охраняли его теперь не их светловолосые братья, а родовитые шедизцы и крусы. И все же видно было, что в случае чего не они царя, а царь их защитит.

В поле у городка Лима стоял обелиск; Алекос поднял руку в приветственном салюте, вспомнив Бронка Калитерада. Этот человек стал для Алекоса олицетворением всего лучшего, с чем он столкнулся в этом новом для себя мире. Хотя он нередко смеялся над ними, все же ему нравились эти люди - сильные, гордые, умеющие любить и ненавидеть и - удивительное дело!
– умеющие держать данное слово. Сражаться с ними было скучновато, слишком они предсказуемы, зато выгодно дружить. Он получал удовольствие, завоевывая их доверие. Правда, Ианта стала крепким орешком. Он понял, что так будет, когда познакомился с Бронком. Алекос многое бы отдал, чтобы привлечь его себе на службу, - эти ум, опыт и аристократизм стоили дорого, - но главное достоинство Бронка стало и его недостатком: он до мозга костей был предан своей стране. И все же Бронк раньше своих земляков понял, кто пришел под видом варварского вождя, и своей смертью признал его право...

По пути великий царь не погнушался несколько раз выйти из экипажа, чтобы посетить сады и своей силой вдохнуть в них жизнь. С последствиями морозов следовало бороться всеми возможными способами, в том числе и непосредственно руками олуди. Алекос поморщился, вспомнив одну из встреч со святыми отцами. Старшины священников Матакруса и Ианты пригласили его и прямо осведомились, является ли резкое изменение климата делом его рук и как он собирается восстанавливать уничтоженное зимними холодами и летней засухой. Не желая ссориться с этими людьми, имевшими огромное влияние на народ, царь по их зову прибыл в резиденцию первосвященника Энхи и вежливо ответил на его вопросы. Ханияр говорил мало. Его откровенно ненавидящий взгляд старался прожечь Алекоса насквозь. "Я не имею прямого отношения к происшедшим катаклизмам, - сказал им великий царь.
– Они мне помогли, это правда, но в то время я еще не был способен на деяния подобного масштаба. Однако полагаю, что некое косвенное отношение к моему появлению в Матагальпе эти капризы погоды все же имеют. Я видел немало крупных войн и других катастроф, и мне хорошо известно, что беда не ходит одна. Очень часто природа на человеческую жестокость отвечает еще большей жестокостью. Не знаю, чем это объяснить. Эти явления слишком тонки, а я сейчас, как вы видите, занят более прозаическими делами. Когда-нибудь я смогу узнать, какие тайны скрывает от нас небо. Но это время еще не пришло".

"Народу требуется утешение и поддержка, - сказал Энха.
– И кому, как не вам, олуди, великому царю, виновнику всех бед, поддержать его сегодня? Мы просим вас принять обязанности священнослужителя и участвовать в наших обрядах". Алекос отказался, сославшись на занятость. За долгую жизнь ему много раз приходилось надевать на себя личину глубоко верующего человека и кадить богам, однако не для того он стал первым в этом мире, чтобы снова лицемерить. "Моя сила со мной, - объяснил он и в доказательство поднял взглядом тяжелый подсвечник с дальнего стола и взглядом же перенес его к ногам Ханияра.

– Я могу обойтись без белых одежд, без молитв и жертвоприношений. Сделаю все возможное, чтобы страны оправились от последствий катаклизмов". "Сила нашей олуди Евгении проявилась не сразу, ей потребовалось несколько лет, - заговорил Ханияр.
– Но вы в первые же годы оказались сильнее ее. Значит ли это, что сейчас ваши возможности не имеют предела?" Алекос горячо запротестовал: "Нет, нет, об этом не может быть и речи! Сегодня мои силы были бы примерно равны с нею. А еще два года назад мне нечего было ей противопоставить кроме своего жизненного опыта. И кстати, - заметил он, придав лицу как можно больше почтительности, - именно ваша олуди помогла моей силе вернуться. После битвы при Дафаре она прокляла меня. Мощь посланной ею ненависти оказалась столь велика, что умершие рефлексы были вынуждены проснуться, чтобы спасти меня. С тех пор каждый день возвращает то, что я умел когда-то. Не беспокойтесь. Через несколько лет страны получат все, что потеряли. Я обещаю это вам..."

Разрушенные стены Камалонда были отстроены заново, как и муниципальные и государственные здания, пострадавшие во время взятия города. Из своей доли военной добычи Алекос выделил деньги на помощь горожанам, потерявшим дома. Жители высыпали на улицы, провожали царя криками, закидывали цветами дорогу перед его кортежем. Их поведение не поддавалось логике: всего два года назад они проклинали жестокого завоевателя, а сегодня улыбались ему и желали успехов. Вечером на приеме в дома Матесса Тентиана местная знать интересовалась его дальнейшими планами. Женщины посмелее строили глазки. Робкие заливались краской и лепетали что-то бессвязное. Алекос высмотрел изящную зеленоглазую, пахнувшую лилиями брюнетку, утвердительно ответившую на его взгляд. Радуясь возвращению своей силы, он надеялся лишь, что она не скоро заставит его отказаться от простых человеческих удовольствий. Когда-то он мог обходиться без секса десятилетиями, а теперь считал любой день без него потерянным. Это не могло продлиться долго: поиски знания не уживаются с примитивными инстинктами. Но пока последние еще держались в нем, и это его устраивало.

За столом ему и его друзьям прислуживала дочь городского управителя. Добровольно покинувший должность после взятия Камалонда, Матесс по просьбе Алекоса недавно вернулся к своим обязанностям. Напротив и слева от царя, согласно протоколу, сидел его секретарь и оруженосец Легори. Как и все в зале, весь вечер он не сводил глаз со своего господина. Однако Алекос заметил взгляды, которые юноша время от времени бросал на дочку Матесса. Та и правда была хороша и воспитана и настолько боялась царя, что не смела поднять головы. Руки ее дрожали, разливая вино.

Уже заполночь он вошел в отведенную ему спальню, оставил дверь приоткрытой, ожидая женщину. Через минуту зашел Легори, как делал это много раз, в нерешительности остановился посреди комнаты. Алекос взял со стола бумагу, протянул ему.

– Что это?

– Приказ о назначении вторым помощником губернатора Алемара.

Юноша резко опустил бумагу, его лицо вспыхнуло.

– Вы выгоняете меня? Чем я провинился перед вами?

– Это повышение, а не наказание. Хватит тебе терять время среди дворцовых бездельников. Пора заняться настоящей работой.

– Я не хочу этого. Позвольте мне остаться с вами!

– Ты умный парень, Легори. Можешь сделать хорошую карьеру.

– Вы не хотите меня больше видеть, - молодой человек нахмурился и, пересилив гордость и страх, спросил о том, что мучило его уже давно: - Вы не любите меня больше?

Алекос рассмеялся, обнял его за плечи, подвел к зеркалу:

– Посмотри на себя, Легори.

Но тот смотрел только на господина.

– У тебя борода, как у матерого воина, - сказал царь.
– Ты уже давно не мальчик, Легори, нечего тебе около меня делать. Скоро сможешь окружить себя собственными пажами. А еще лучше - женись. Я найду тебе самую красивую девушку в стране, если захочешь. Вот хоть дочка Матесса. Понравилась она тебе?

Легори вырвался из его рук, смял бумагу в кулаке. Алекос с усмешкой смотрел на него, и под этим взглядом любовное волнение на лице молодого человека сменилось смирением.

– Вы правы, мой господин, - сказал он.
– Вы говорите верно. Благодарю за высокую честь. Постараюсь, чтобы эта должность, несмотря на мою молодость, оказалась мне по силам. Я ухожу.

Алекос кивнул, и юноша, низко поклонившись на прощанье, вышел из комнаты.

Следующим утром великий царь выехал в обратный путь - в столице было назначено заседание Совета. Он едва успел к началу, вошел в зал, когда часы били четыре пополудни.