"Мир приключений-3". Компиляция. Книги 1-7
Шрифт:
— Скажите, мистер Хедлей, — обратился он ко мне как то раз вечером, когда я сплел в лаборатории, исследуя степень насыщенности солью проб, взятых во время наших гидрографических исследовании глубин, — как вы себе представляете, что на уме у этого голубчика? Как вы думаете, что он собирается делать?
— Я предполагаю, — сказал я, — что мы будем делать то же, что до нас делали «Челленджер» и дюжина других специальных судов, и прибавим еще несколько образцов к списку рыб и еще несколько пометок на карту измерений глубины моря.
— Ничего похожего, — сказал он. — Если это ваше мнение, вам придется угадывать еще раз. Прежде всего — зачем я здесь?
— На случай, если что-нибудь произойдет с машинами, — сказал я наугад.
— Машины — пустяки! Судовые машины под наблюдением Мак-Ларена, инженера-шотландца. Нет, сэр, не для того, чтобы двигать донкой прислали из Меррибанка такого высокого специалиста, как я. Не даром
Он вынул из кармана ключ, открыл дверь в задней стене лаборатории, и вниз по лестнице мы спустились в отделение трюма, которое было совершенно свободно, если не считать стоявших там четырех больших, блестящих предметов в огромных ящиках, полуосвобожденных от соломы. Это были плоские стальные листы со множеством скреплений и заклепок по краям. Каждый лист был около десяти футов в квадрате и в полтора дюйма толщиной, с круглым отверстием в восемнадцать дюймов посредине.
— Что это, чорт возьми, такое? — спросил я.
При моем удивлении странное лицо Биля Сканлана, — он похож не то на водевильного комика, не то на профессионального борца, — растянулось в улыбку.
— Это мой детеныш, сэр, — произнес он. — Да, мистер Хедлей, вот для чего я здесь. У этой штуки имеется стальное дно. Оно — в том большом ящике. Потом есть крышка, вроде аркообразной, и большое кольцо для цепи или веревки. А теперь взгляните-ка на дно нашего судна.
Там находилась четырехугольная деревянная платформа с выдававшимися в каждом углу винтами, показывавшими, что она снимается.
— Тут двойное дно, — сказал Сканлан. — Может быть, этот голубчик просто спятил, а может быть в башке его больше, чем мы знаем, но если я его правильно прочитал, он собирается построить что-то вроде комнаты, — окна сложены здесь, — и спустить ее через дно судна. У него тут электрические прожекторы, и я думаю, что он предполагает освещать ими воду через круглые отверстия и смотреть, что там кругом делается.
— Если бы это было у него на уме, он мог бы вставить стекляную панель, как на судах на острове Каталина, — сказал я.
— Вы говорите умные вещи, — сказал Биль, почесывая голову. — Я теперь ничего не понимаю. Одно только верно, это, что я послан в его распоряжение, чтобы помогать ему как могу с этой дурацкой штукой. Он до сих пор ничего не говорил, ну и я сказал столько же, только я буду нюхать кругом. А если я не буду торопиться, я узнаю все, что нужно узнать.
Вот каким образом я впервые коснулся края нашей тайны. После этого мы попали в отвратительную погоду, а потом стали работать, ловя рыбу неводом на большой глубине к северо-западу от мыса Джуба, делая наблюдения температуры и ведя записи процентного содержания соли Это — спортивное занятие, драгирование морских глубин с Пегерсоновскпм неводом, раскрывающимся в ширину на двадцать футов для всего, что проходит мимо него. Иногда он спускается на четверть мили — и приносит наверх рыбу одного сорта, иногда на пол мили — и улов совершенно другой. Каждый слой океана имеет своих особых обитателей так же точно, как и отдельные материки. Иногда мы поднимали со дна пол тонны прозрачного розового студня, первобытную материю жизни, или это оказывалось тиной, превращавшейся под микроскопом в миллионы маленьких, круглых, образующих как бы сложную сетку, шариков с аморфной грязью между ними. Я не стану утомлять вас всеми этими brotulidae, macruridae, ascidiae, holothuria, polyzonium, echinodermata, но как бы то ни было, вы можете поверить, что в море имеется богатая жатва и что мы были усердными жнецами. Но у меня все время было такое чувство, что сердце Маракота не участвует в нашей работе и что в этой странной, высокой голове египетской мумии были совсем другие планы. Все это казалось мне испытанием людей и пробой условий, прежде чем начнется настоящее дело.
Я дошел до этого места в моем письме, когда я выбрался на берег, чтобы прогуляться в последний раз в виду того, что мы отплываем рано утром. Может быть, я сделал и хорошо, что пошел, потому что на пристани был ужаснейший шум и в самом сердце его находились Маракот и Биль Сканлан. Биль — немножко задира, и руки у него постоянно чешутся, но вид полудюжины дагосов [51] ), с ножами в руках окружавших моих спутников, производил жуткое впечатление, и я как раз во-время прибежал к ним на выручку. Оказалось, что доктор нанял нечто, называемое тут экипажем, проехал половину острова, изучая его геологическое строение, но совершенно забыл, что у него не было с собой денег. Когда настало время расплаты, он не мог заставить понять этих идиотов в чем дело, и извозчик забрал его часы, чтобы быть уверенным, что ему заплатят. Это заставило Биля Сканлан проявить свою деятельность, и они оба оказались бы на земле со спинами, похожими
на подушки для булавок, если бы я не поправил дело долларом или двумя, отданными извозчику, и пятидолларовой бумажкой для парня с фонарем под глазом. Таким образом все кончилось благополучно, и Маракот был более похож на человека, чем когда-либо до сих пор.51
Примечание переводчика. Даго — переселившиеся на Канарские острова славяне или итальянцы, не говорящие по-английски.
Когда мы вернулись на судно, он позвал меня в маленькую каюту, которую оставил себе, и поблагодарил меня.
— Кстати, мистер Хедлей, — сказал он, — насколько я знаю, вы не женаты?
— Нет, — ответил я, — не женат.
— Есть кто-нибудь на вашем попечении?
— Нет.
— Отлично, — сказал он. — Я не говорил о цели этого путешествия потому, что, по своим личным соображениям, желал сохранить ее втайне. Одной из причин было мое опасение, чтобы меня не опередили. Когда научные планы распространяются, кто-нибудь может оказать такую услугу, какую Амундсен оказал Скотту. Если бы Скотт держал свой план про себя, как это делал я, на Северном полюсе первым был бы он, а не Амундсен.
У меня лично такая же важная цель, как и Северный полюс, и поэтому я молчал. Но теперь мы накануне нашего грандиозного дела, и никакому сопернику не украсть моих планов. Завтра мы отправляемся к нашей настоящей пели.
— А что это за цель? — спросил я.
Он наклонился вперед и ею аскетическое лицо осветилось вдохновением фанатика.
— Ниша цель, — сказал он, — дно Атлантического океана.
Тут мне следовало бы прервать письмо, потому что я вижу, как оборвалось ваше дыхание, что было в действительности и со мной. Если бы я был писателем, я, наверно, оборвал бы на этом. Но так как я просто излагаю то, что произошло, я могу сказать вам, что я остался еще час в каюте старика Маракота и что я узнал очень многое и успею это рассказать вам до отхода последней лодки на берег.
— Да, молодой человек, — сказал Маракот, — вы можете теперь писать, потому что, когда ваше письмо дойдет в Англию, мы уже нырнем в воду.
При этих словах он захихикал, потому что у него свой особый, сухой юмор.
— Да, сэр, нырнем — это подходящее слово для такого случая, и это будет записано в летописях науки. Разрешите сказать вам, прежде всего, что я вполне убежден, что ходячее рассуждение относительно чрезмерного давления океана на больших глубинах — совершенно неправильно. Вполне ясно, что существуют другие факторы, нейтрализующие это давление, хотя я еще не могу сказать, что это за факторы. Это одна из задач, которую мы, может быть, решим. Теперь скажите мне, если смею спросить, какое давление предполагаете вы наблюдать на глубине мили под водой?
Он сверкал на меня своими большими роговыми очками.
— Не меньше тонны на квадратный дюйм, — ответил я. — Это, ведь, было совершенно точно установлено.
— Задачей пионера всегда было доказать, что положение, которое ясно определено, — не верно. Пустите в ход ваш мозг, молодой человек. Вы занимались последний месяц вылавливанием самых нежных плавающих форм жизни, существ, таких нежных, что мы с трудом перекладывали их из сети в чан, чтобы не попортить их чувствительные тела. Находили ли вы на них доказательство этого страшного давления?
— Давление, — сказал я, — уравнивалось. Оно было одно и то же, как снаружи, так и внутри.
— Слова… одни слова! — воскликнул он, нетерпеливо мотая лысой головой. — Вы ловили круглых рыб, таких, как Gastrostomus globulus? Разве они не были бы сплющены, если бы давление было такое, как вы воображаете?
— А опыт пловцов?
— Конечно, до известной степени он имеет значение. Они встречают такое увеличение давления, что оно влияет на, быть может, самый чувствительный орган нашего тела, — на внутреннее ухо. Но мой план таков, что мы не будем подвержены никакому давлению совершенно Нас опустят в стальной клетке с хрустальными стеклами с каждой стороны для наблюдений. Если давление недостаточно сильно, чтобы вдавить полтора дюйма закаленной, двойного никелирования стали, тогда оно не может причинить и нам вреда. Это распространение опыта братьев Вильямсон в Нассау, с которым вы, несомненно, знакомы. Если мои расчеты ошибочны… что ж, вы говорите, что вы ни для кого не являетесь опорой. Мы умрем во время отважного предприятия. Конечно, если вы предпочтете остаться в стороне, я могу отправиться один.