"Мир приключений-3". Компиляция. Книги 1-7
Шрифт:
Мне это казалось самым сумасшедшим планом, и, все-же. вы сами знаете, как трудно отказать дерзновению. Я дал себе время обдумать все это.
— Как глубоко предполагаете вы опуститься, сэр? — спросил я.
На столе его была приколота карга и он концом компаса указал на точку, лежащую к юго-западу от Канарских островов.
— В прошлом году я производил измерения глубин в этих местах, — сказал он. — Там есть впадина большой глубины. Мы намерили там двадцать пять тысяч футов. Я был первый, сделавший сообщение об этом. Действительно, я надеюсь, что на картах будущего вы найдете «Глубину Маракота».
— Но, боже милостивый, сэр! — воскликнул я, — вы не предполагаете же спуститься в такую бездну!
— Нет, нет, — ответил он, улыбаясь. — Ни наши цепи для спуска, ни воздушные трубы не хватят больше, чем на полмили. Но я хотел вам пояснить, что вокруг этой впадины, которая, несомненно, была образована много лет тому назад вулканическими силами, находится высокий хребет или узкое плато, которое лежит не глубже, чем на триста сажен под поверхностью моря.
— Триста сажень! Треть мили!
— Да, во грубому исчислению, Это — треть мили. Мое намерение теперь состоит в том, чтобы нас опустили в нашей маленькой, застрахованной от давления наблюдательной станции, на этот подводный берег. Там мы сделаем доступные нам наблюдения. Разговорная труба будет соединять нас с кораблем, так что мы сможем давать ему наши указания. Трудностей тут не должно представиться никаких. Когда мы захотим, чтобы наг- подняли наверх, вам нужно будет только сказать.
— А воздух?
— Его будут накачивать к нам вниз.
— Но, ведь, там будет совершенно темно?
— Боюсь, что это несомненная истина. Опыты Фоля и Сарасэна в Женевском озере показывают, что даже ультрафиолетовые лучи отсутствуют на такой глубине. Но разве это имеет значение? Нас будут снабжать электрическим освещением сильные корабельные машины, дополненные шестью двухвольтовыми сухими батареями Хеллесена, соединенными вместе так, чтобы давать ток в двенадцать вольт. Это, вместе с сигнальной военной лампой Лукаса в виде подвижного рефлектора, даст нам то, что нужно. Смущает вас еще что-нибудь?
— А если наши воздушные провода спутаются?
— Они не спутаются. А в качестве запаса у нас имеется в трубках сжатый воздух, которого должно хватить на двадцать четыре часа. Ну, удовлетворил я вас? Отправитесь вы со мной?
Не легко было принять решение. Мозг работает с быстротой, и воображение — очень живая вещь. Мне казалось, что я вижу этот черный ящик внизу, на первобытных глубинах, что я чувствую дурной, отработанный воздух, которым дышали уже несколько раз, и потом вижу, как стены вдавливаются, выпираются внутрь, разрываются в соединениях и вода бьет в каждую дыру заклепок и в щели, и вползает снизу. Это была медленная, ужасная смерть. Но я поднял глаза и встретил устремленный на меня горящий взгляд этого человека. В нем было вдохновение мученика науки. Он заразителен, такой энтузиазм, и если он и безумен, то, по крайней мере, благороден и не эгоистичен.
Я загорелся от его великого пламени и вскочил на ноги, протягивая ему руку.
— Доктор, я с вами до конца, — сказал я.
— Я знал это, — ответил он. — Я выбрал вас не из-за ваших поверхностных знаний, молодой мой друг, — прибавил он, улыбаясь, — и не из-за вашего интимного знакомства с морскими крабами. Существуют другие качества, которые могут скорее пригодиться — это честность и мужество.
И с этим маленьким кусочком сахара меня отпустили. Я вручил мое будущее Маракоту, и весь намеченный мною план моей жизни был разбит. Но уже отходила последняя лодка. Пришли за почтой. Вы или не услышите больше про меня, дорогой мой Тальбот, или получите письмо, которое стоит прочесть. Если вы ничего не услышите, вы можете взять плавучую надгробную плиту и бросить ее где-нибудь к югу от Канарских островов с надписью: «Тут или где-то тут лежит все, что рыбы оставили от моего друга — Сайреса Д. Хедлей».
Второй, имеющийся по этому делу документ, это — непонятное радиосообщение, которое было перехвачено несколькими судами, включая и казенный почтовый пароход «Арройа». Оно было получено в 3 ч. ночи 3-го октября 1926 г. Это показывает, что оно было послано всего спустя два дня после того, как «Стратфорд» докинул Канарские острова, — что
видно из предыдущего письма, — и это соответствует времени, когда норвежский баркас увидел, как гибнул в циклоне пароход в расстоянии двухсот миль к юго-западу от Порта-де-ла-Луц. Радиосообщение гласило: «Судно опрокинуто на бок. Боюсь положение безнадежно. Потеряли уже Маракота, Xедлея, Сканлана. Местоположение непонятно. Хедлей носовой платок конец измерительной проволок и морской глубины. Помоги нам бог! Пароход Стратфорд».Это было последнее, бессвязное известие, полученное с несчастного судна, и часть его была такая странная, что ее приписали бреду того, кто посылал радио. Но, все же, казалось, что оно не оставляло сомнения в судьбе корабля.
Объяснение всего этого, если это может быть принято, как объяснение, должно найтись в повествовании, заключенном в стекляном шаре, и прежде всего следует развить очень короткий отчет, который до этого времени появился в печати относительно находки шара. Я беру его слово в слово из судового журнала «Арабеллы Наульс», веденного «шкипером» Амосом Грином, шедшим в заграничный рейд с углем от Кардифа до Буэнос-Айреса.
«Среда, января 5-го, 1927 г. Широта 27,14, долгота 28 Зап. Тихая погода. Голубое небо с перистыми облачками. Море, как стекло. В две склянки средней вахты старший офицер сообщил, что видел, как прямо из моря выскочил какой-то блестящий предмет и потом снова упал назад в море. Первое его впечатление было, что это какая-нибудь странная рыба, но, рассмотрев в бинокль, он увидел, что это был серебристый шар или мяч и что он такой легкий, что скорее лежит, чем плывет на поверхности воды. Меня позвали и я увидел этот шар, — большой, как мяч для футбола, ярко сияющий, — с правого вашего борта в полумиле расстояния. Я остановил машины и отправил лодку под командой второго штурмана, который выловил эту вещь и привез ее на судно.
При рассмотрении это оказалось шаром, сделанным из крепкого стекла и наполненным таким легким веществом, что когда шар бросали в воздух, он летал, как детский воздушный шарик. Он был почти совсем прозрачный, и нам было видно внутри нечто, похожее на свиток бумаги. Но стекло было все же такое крепкое, что оказалось очень трудно сломать шар и достать его содержимое. Молоток не разбивал его, и нам удалось раздавить его только тогда, когда главный механик подложил его под колесо машины. К сожалению, я должен сказать, что шар тут разлетелся в сверкающую пыль, так что невозможно было выбрать кусок стекла, годный для исследования. Но бумагу мы достали и, рассмотрев ее и решив, что она имеет очень большую важность, мы отложили ее с тем, чтобы передать британскому консулу, когда мы дойдем до реки Плэт. Я провел в море тридцать пять лет, был тут и мальчиком, и мужчиной, но это — самое странное, что когда-либо произошло со мной, и так говорит каждый человек на борту. Разъяснение всего этого я предоставляю головам поумнее моей».
Вот все о происхождении повествования Сайреса Д. Хедлея, которое мы теперь приведем так, как оно написано:
«Кому я пишу? Что ж, я думаю, что я могу сказать — всему широкому миру, по так как это очень неопределенный адрес, я буду подразумевать моего друга, сэра Джемса Тальбота, из Оксфордского университета, по той причине, что мое последнее письмо было написано ему, и это может считаться продолжением. Я думаю, что тут один шанс из ста за то, что этот шар, даже если он и увидит свет дня и не будет проглочен по дороге акулой, будет носиться по волнам и попадет когда-нибудь на глаза плывущему мимо моряку. Но все же стоит попытаться, и Маракот тоже посылает наверх другой шар, так что может случиться, что кто-нибудь из нас и сообщит миру нашу удивительную историю. Конечно, поверит ли этой истории мир — это другой вопрос, но когда люди увидят шар с его стекляной оболочкой и обратят внимание на содержащийся в нем газ легче воздуха, они наверно поймут, что в этом кроется что-то необыкновенное. Вы, Тальбот, во всяком случае не отбросите его, не прочитав.