"Мир приключений-3". Компиляция. Книги 1-7
Шрифт:
Если кто-нибудь захочет узнать, как все началось и что мы пытаемся сделать, он все это найдет в письме, написанном вам 1 октября прошлого года, вечером, накануне нашего отплытия из Порта-де-ла-Луц. Клянусь, если бы я знал, что нас ждет, я прыгнул бы в тот вечер в лодку, отходящую на берег. И все-таки… что ж, может быть, даже если бы мои глаза и были открыты, я бы не покинул доктора и прошел бы через все это. Когда я раздумываю об этом, я не сомневаюсь, что я бы поступил именно так.
Я продолжу рассказ о пережитом нами с того дня, как мы покинули Канарские острова.
В тог момент, когда с гаванью были покончены все счеты, старик Маракот просто превратился в пылающее пламя. Время действовать настало, наконец, и притушенная энергия этого человека ярко загорелась. Говорю вам, что он забрал в свои руки судно и всех, и все на
— Смотрите-ка, мистер Хедлей, как шикарно, — сказал Биль на второй день утром. — Войдите-ка сюда, да взгляните. Наш доктор молодец и преловкий механик!
Я испытывал очень неприятное впечатление, точно я смотрел на свой собственный гроб. Но даже и при этом я должен был сознаться, что Это был прекрасный по своему устройству мавзолей. Пол был скреплен с четырьмя стальными стенами и окна ввинчены в центре каждой стены. Маленькая подъемная дверь наверху вела в камеру. Была и еще одна дверь у основания. Стальная клетка поддерживалась тонким, но очень крепким стальным канатом, который пробегал по блоку и выпускался или закатывался сильной машиной, употреблявшейся нами для неводов больших морских глубин. Канат, как я увидел, был почти в полумилю длиной и был прикреплен к стальным стойкам на палубе. Резиновые дыхательные трубы были такой же длины, телефонный провод был соединен с ними, а также и провод, с помощью которого могли в машине на судне управлять электрическим светом внутри аппарата, хотя у нас была еще и независимая электрическая установка.
Вечером этого дня были остановлены машины. Барометр стоял низко, и тяжелые черные тучи, поднимавшиеся на горизонте, предупреждали о надвигавшихся неприятностях. Единственным судном в виду был баркас, на котором развевался норвежский флаг, и мы заметили, что он взял все рифы, точно в ожидании бури. Но в настоящий момент все благоприятствовало нам, и «Стратфорд» тихо покачивался на темно-голубых волнах океана, покрытых то тут. то там белыми гребешками от дыхания пассатного гетра. Биль Сканлан пришел ко мне в лабораторию, выказывая больше волнения, чем это ему обычно позволял его легкий характер.
— Послушайте-ка меня, мистер Хедлей, — сказал он, — они опустили эту штуку в колодец в дне судна. Вы не думаете, что хозяин хочет спуститься в ней?
— Совершенно уверен, Биль. И я отправлюсь с ним.
— Ну, ну, вы оба спятили, если думаете о такой вещи. Только дешево я стою, если пущу вас одних.
— Это не ваше дело, Биль.
— Ну, а я так чувствую, что это мое дело. Да я пожелтею от желтухи, как китаец, если пущу вас одних. Меррибэнкс прислал меня сюда присмотреть за этой машиной, и если она спустилась вниз, на дно моря, так уж это верно, что и я буду на дне. Где этот стальной ящик, там и адрес Биля Сканлана, сошли все с ума вокруг него — или нет.
Бесполезно было с ним спорить, и таким образом к нашему маленькому клубу самоубийц присоединился еще один человек, и мы только ждали приказаний.
Всю ночь шла усердная работа над приспособлением аппарата, и после легкого завтрака мы спустились в трюм, готовые к нашему путешествию. Стальная клетка была наполовину спущена в фальшивое дно, и мы теперь сошли один за одним через верхнюю подъемную дверь, которая была за нами закрыта и завинчена. Капитан Хови с похоронным видом пожал каждому из нас руку, когда мы проходили мимо него. После этого нас спустили еще на несколько футов, люк закрылся над нашими головами и дал доступ воде, чтобы установить, насколько мы годимся для моря. Клетка хорошо выдержала испытание, каждый паз подходил совершенно точно, и не было никаких следов течи. Потом нижний клапан в трюме был открыт, и мы повисли в океане под килем.
Комнатка наша, действительно, была очень уютной, и я удивлялся искусству и предусмотрительности, с которыми
все это было устроено. Электрический свет не был зажжен, но полутропическое солнце ярко светило в каждое оконное отверстие через бутылочно-зеленую воду. Тут и там мелькали маленькие рыбки и качались серебряными черточками на зеленом фоне. Кругом маленькой комнаты находился диван, над которым были расположены измеритель глубины, термометр и другие инструменты. Под диваном был ряд трубок, которые представляли наш запас сгущенного воздуха на случай, если нам изменят воздушные трубы. Эти трубы открывались над нашими головами и рядом висел телефонный аппарат. Нам был слышен похоронный голос капитана, говорившего снаружи:— Вы, действительно, решили отправляться? — спрашивал он.
— У нас все хорошо, — нетерпеливо ответил доктор. — Вы начнете медленно спускать, и у вас все время должен быть кто-нибудь у приемника. Я буду сообщать о нашем положении. Когда мы достигнем дна, оставайтесь так, как вы стоите, пока я не сделаю распоряжений… Нельзя слишком напрягать канат, но медленное движение из расчета нескольких узлов в час — будет ему вполне по силам. А теперь — спускайте!
Он выкрикнул это слово голосом сумасшедшего. Это был величайший момент всей его жизни, плод всех его мечтаний. На одно мгновение я был потрясен мыслью, что мы, действительно, во власти хитрого, тонкого маниака, помешенного на своей идее. Билю Сканлану пришла в голову та же мысль, потому что он бросил мне взгляд с двусмысленной улыбкой и дотронулся до своей головы. Но после этого одного дикого взрыва. наш вождь сейчас же стал по-прежнему серьезным и сдержанным. Но и на самом деле, надо было только взглянуть на порядок и на заботливость, которые проявлялись в каждой мелочи вокруг нас, чтобы снова убедиться в силе его разума.
Но теперь все наше внимание было обращено на удивительные новые впечатления, которые нам давало каждое мгновение. Клетка медленно спускалась в глубины океана. Светло-зеленая вода превратилась в темно-оливковую. Эта вода снова сгустилась до удивительного синего цвета, богатого, глубокого, синего цвета, постепенно переходившего в темный багрянец. Мы спускались все ниже и ниже — сто футов, двести футов, триста футов. Клапаны действовали безукоризненно. Наше дыхание было таким же свободным и естественным, как и на палубе парохода. Стрелка измерителя глубины медленно двигалась по светящемуся циферблату. Четыреста, пятьсот, шестьсот…
— Как вы себя чувствуете? — проревел испуганный голос сверху.
— Как нельзя лучше, — крикнул Маракот в ответ. Но свет мерк. Теперь были тусклые, серые сумерки, быстро сменявшиеся мраком.
— Остановитесь тут! — крикнул наш вождь.
Мы перестали двигаться и повисли на семистах фугах под уровнем моря. Я услышал щелкание выключателя и в следующую минуту нас залил яркий золотой свет, который вылился из каждого из наших боковых окон и посылал длинные, блестящие дороги в окружающую нас водную пустыню. Прижав лица к толстому стеклу, каждый у своего окна, мы смотрели на такие виды, которые никогда не представлялись человеку.
До сих пор мы знали этот слой морской глубины только по тем немногим рыбам, которые оказались слишком медлительными, чтобы избегнуть нашего неуклюжего невода, или слишком глупыми, чтобы ускользнуть от бредня. Теперь мы видели удивительный водяной мир, каким он был на самом деле. Если целью творения было создание человека, то странно, почему океан настолько населеннее земли. Мы уже прошли поверхностные слои, где рыбы или бесцветны, или же настоящей морской окраски, ультрамариновые сверху и серебристые снизу. Тут ясе были существа всех возможных окрасок и форм, какие только существуют в море. Хрупкие Leptocephalus или личинки угрей проносились мимо, как полоски блестящего серебра в сверкающей дороге света. Медленные, змеевидные мурены, миноги морских глубин, извиваясь, проплывали мимо, или черный рогозуб, весь состоящий из острий и рта, глупо разевал пасть на наши выглядывавшие лица. Иногда мимо проплывала, глядя на нас жутними человеческими глазами, коренастая каракатица. Иногда всей картине придавала прелесть, похожая на цветок, кристально-прозрачная форма морской жизни cystoma или glaucus. Огромный саranx или прямун бешено снова и снова бросался на наше окно, пока его не затемнила тень семи футовой акулы, и он исчез в ее раскрытой пасти. Доктор Маракот сидел, как зачарованный, держа на коленях книгу для записей, внося свои наблюдения и бормоча монолог научных толкований.