Миракулум 2

Она выскочила в двери, и выбежала из оружейной лавки. Сначала Эска торопливо шла, а потом побежала, до ближайшего проулка, чтобы скрыться, чтобы Тавиар ее не нагнал, с выяснениями "Что стряслось?", потому что она не могла сейчас объяснять это никому!

Добравшись до дома, девушка с облегчением поняла, что ее отпустило. Что больше она не чувствует возбуждения, а только болезненную усталость. Она стала вспоминать, что было сегодня. Разговор с Бертом... Разговор с Рорией... Миракулум!

Эска вспомнила о знаке, и метнулась к зеркалу. Он был на месте. А шарф она забыла у Тавиара. Как объяснять родителям, соврать, что она временная, что это сделано на спор? Она была не из таких, кто покрывает свою кожу символами, да еще на таком видном месте.

– Мама еще сможет что-то понять, - решила она, - если сказать ей, что это мое взвешенное решение, а вот отец...

Объяснение произошло вечером. Это было не так страшно, как казалось. Папа, конечно, не одобрял, и сетовал, что она не посоветовалась прежде с ними, а мама даже нашла это пикантным, вот только само изображение...

– Змея, Эска? Это предупреждающе.

Из дома девушка не выходила три дня подряд. Она не садилась за диплом, не звонила друзьям, отключая телефон, ничего не читала и не смотрела телевизор. Только слушала музыку, потому что мелодия без слов не отвлекала ее от мыслей. А передумать было много о чем.

О жизни Рыс. О своей зависимости от этой жизни. О ее влиянии на свою жизнь. О Тавиаре... Эска не могла больше обманываться, - она безнадежно влюблена в него. И его предок здесь ни при чем. Она любит. И если прежде она ненавидела Крысу за это чувство, то теперь благодарила, - далекая незнакомка показала заблуждающейся девушке, как все видится с другой стороны. Любовь, - не гнет. Мучения и переживания сладки, сердце живет, трепещет, сжимается, взрывается, поет, болит, наслаждается и плачет от счастья. Возлюбленный, - не деспот, подавляющий свободу и волю, он вдохновение, он спутник, он друг, он любовник, он недостающая половина целого. Жизнь с чувством в душе, - это не ослепление, и не идолопоклонство, это упоение миром, острота, вкус, пробуждение, познание, творение...

Голова Эски кружилась от этого понимания, а в душе совершилось примирение с самой собой. Больше нет противоречий разума и сердца. Но появилась иная борьба, - сомнение и надежда. Тавиар равнодушен к ней, или полюбит ее, ответив взаимностью? Больше всего Эска боялась того, что если она признается ему, то он не поверит. Вернее, поверит, но решит, что это опять ее бред об Аверсе, что это чужое чувство она принимает за свое... так не должно быть. Эска решила покончить с этим.

На следующий день, она вернулась к оружейнику.

– Ты прости, что я сбежала тогда...
– она, стоя прямо на пороге, не решалась пройти.
– Я вообще не знаю, что на меня нашло.

Тавиар стоял перед открытой витриной, держа в руках красивый чеканный клинок. Кинжал изящно покоился на его пальцах, как если бы оружейник держал хрупкий цветок из инея. Вглядываясь в его лицо, девушка очень хотела увидеть, как и было прежде, что он рад ее появлению. Кинжал он положил на подставку, закрыл стекло, и медленно подошел к ней.

– Я в чем-то виноват перед тобой?

– Нет.

– Мне показалось в прошлый раз, что я что-то сделал не так, и ты навсегда исчезла из моей жизни.

– Нет.

– Но что произошло?

Эска пошла на маленькую ложь:

– Я была на балу. Там было душно, там было очень много людей, и все от меня чего-то хотели. Я едва не падала в обморок, и после пробуждения я не могла выдержать, мне нужен был простор, небо, и одиночество. Прости.

– О чем ты?
– Он облегченно улыбнулся.
– Но неужели я не понял бы?

Равновесие вернулось. Все снова хорошо. Оружейник, как опять чувствуя, зачем Эска пришла, не стал и заикаться о путешествии, он предложил ей прогулку. Он признался, что ему хочется выветрить из головы все те мысли, которые он успел напридумывать за время ее отсутствия.

– Пойдем, я обещал тебе когда-нибудь показать мастерские. Не против?

– С радостью!

Мастерские располагались в большом здании, не так далеко от самой оружейной лавки. Но это были не те цеха, где сплавляли металл, где делалась нарезка пакета, шлифовка и закалка клинка. Это была та мастерская, куда оружие доставлялось уже протравленным и готовым к более тонкой художественной работе, - создании рукояти, гравировки, ювелирных или скульптурных рельефов. Эска и представить себе не могла, какая это была сокровищница, - здесь хранились драгоценности, слоновая кость, залежи природных камней, янтаря и жемчуга. Тавиар открывал перед ней все массивные двери, - и в цех с тиглями, и в цех резчиков, и в цех ювелирной огранки камней. Они пустовали, - три месяца в году у рабочих был отпуск. Охрана, конечно, оставалась в здании, все было поставлено на сигнализацию и проверку, но Тавиар мог здесь находиться когда пожелает.

– И ты всему здесь хозяин?

– Мой отец.

– То есть, вы держите не просто лавку, вы все сами создаете?! А я думала...

Она не знала, что он богат. Настолько богат! Невероятно богат!

– Что мы с Сомраком торговцы оружием? Нет, Эс. Не только.

– Какой ужас!
– Она ахнула, вновь оглядывая все.
– Как же ты успеваешь столько?

Тавиар усмехнулся.

– Я теперь редко сам берусь создавать клинок от начала до конца. Несколько лет назад мне удалось открыть необычный сплав, что и принесло нам с отцом такое признание и богатство, а внешний вид клинка создают другие. Я и Сомрак, теперь в основном работаем лишь над эскизами, и контролируем работу мастерской.
– Он замешкался, но потом все же решился предложить: - Если хочешь, я покажу тебе одну свою собственную работу. Дага почти готова, но мне все никак не достает одной детали, чтобы ее закончить.

– Да.

Спустившись обратно, на нижний этаж, Тавиар открыл дверь в кабинет с табличкой "Служебный". Внутри это скорее была комната, чем кабинет, - стол был маленький и не письменный, книжные шкафы у стенок, запахи пыли от ковра на полу. Из одного шкафа Тавиар достал кованый ящик. В нем лежала черная, короткоклинковая дага, с зазубринами. Оружие было литое, но рукоять обертывал другой слой металла, - матовый, с прожилками драгоценной слюды. Оно казалось совершенным, - минимальность граней, безупречность линий, строгость, почти аскетизм в украшении. Эска взяла ее в левую руку.

Она знала этот вес и эту прохладу. Рыс, еще будучи Сорс, доводилось держать такое оружие в руках. Эска не хвалила создание Тавиара, она не сводила с клинка взгляда, и этого было достаточно, для того чтобы он понял, - девушка чувствует в его творении жизнь.

– Чего же здесь недостает?
– В недоумении спросила она.
– Какой детали?

– Различия.

– Как это?

– Посмотри, - Тавиар сомкнул ее пальцы на рукояти покрепче, и не убрал своей руки. Они держали дагу вместе, - правой и левой ладонями.
– Здесь все подчинено одному, - направлению, цвету, материалу, свойству... Клинок покажется тебе идеальным, но настоящая красота вольется в него тогда, когда появится деталь противоположная ему.

– Контраст?

– Различие. Не полярность черного и белого, а препятствие. Крохотное нарушение правил, изъян. Невероятность того, что одно принадлежит другому, и они составляют целое. Противоречивый союз вопреки разумному.

Эска разомкнула пальцы, и, чувствуя неловкость, открыто взглянула на Тавиара.

– А если... если различие в людях?

– В людях?
– Переспросил оружейник.
– Какие, к примеру?

– Статус. Религия. Нация. Возраст.

– Все сразу?

– Да. Возможен ли тогда противоречивый союз, вопреки разумному?