Мираж
Шрифт:
Наш план «психологической войны» мы впервые опробовали во время кампании по выборам президента в шестьдесят четвертом году на женской аудитории. Каждое наше сочинение могло быть любого объема и выполнено в любом стиле, но обязательно должно было содержать: увязывание страхов и тревог выбранной аудитории с коммунизмом и берущее за душу изображение кандидатов Народного единства в виде орудия «международного коммунизма». На нас работало рекламное агентство Маккенн-Эриксона и Уолтера Томсона.
Тогда, впрочем, не получилось…
Первого июня семидесятого года газета «Меркурио» поместила фотомонтаж, не пожалев под него четверть полосы. На заднем плане — президентский дворец,
Мы подготовили и пустили по газетам душераздирающие документы. Фотоснимок какой-то казни кратко комментировали: «Это и есть коммунизм!» Мало того, над снимком наши ребята заверстали крупный заголовок: «Вы хотите спасти Чили от коммунизма?» Подписано: «Молодежь Чили».
Мы «доставали» и тех, кто не читал газеты, — по радио. Звук пулеметной стрельбы… Женский крик: «Коммунисты убили моего мужа!» Мужской голос: «Это может произойти, если Чили станет коммунистической». Вновь женский голос, но без всякого надрыва: «Это было обращение «Женского действия».
А потом мы подкинули сотням тысяч семейств из средних классов анкету со штампом Народного единства. Она требовала от адресатов подробно описать принадлежащие им бытовые электроприборы, указать число свободных комнат в их квартирах и объяснить, почему они согласились бы или отказались бы разделить свои богатства с бедняками страны после прихода к власти левых сил.
Бумагу снабдили припиской: «Эти анкеты соберет официальный представитель городской реформы Народного единства».
…Мы получили приказ: «Создавать условия, которые дадут возможность американскому правительству извлечь выгоду из любого политического или военного решения чилийской дилеммы».
Да, из группы «Меркурио» мы создали идеальный механизм: ей принадлежали три главные ежедневные газеты Сантьяго и семь провинциальных, у нее же были и несколько радиостанций, рекламных агентств и агентство печати. У нас было три парня в «Меркурио»: Энно Хоббинк, бывший редактор «Лайфа», заведовал финансовыми вопросами; Альваро Пуга контролировал согласование пропагандистских тем с Лэнгли; третьим, под псевдонимом К., был я. Координатор…
…Да, «Меркурио»… С сорока полос она разрослась до ста двадцати, и мы чувствовали себя там так же уютно, как клоп в диване…
Двадцать седьмого июля семьдесят третьего года мы подбросили читателям «исключительное интервью»: лидер боливийских партизан признался, что они убили чилийского журналиста Эльмо Каталана… Кто поверил после этого боливийскому президенту, что Каталана и его жена были убиты нашими парнями?.. Да кто его слышал, это заявление? Мы-то уж его не напечатали, черт возьми!
Ну а уж за несколько недель до переворота мы нашли «заговор» левых партий против вооруженных сил. Коммунистическая партия Чили пыталась проникнуть в вооруженные силы как агент Москвы, ты слышишь, Чип? Оружие — «случайно найденное» — оказалось по совпадению в кубинских ящиках. План «Зет» предусматривал уничтожение главных военачальников с помощью президентской охраны.
Не ново? Ну и что? Электронно-вычислительная машина, потрудившись над планом «Зет», конкретизировала его вплоть до имен отдельных лиц. Каждый взятый ЦРУ на заметку офицер, потенциальный участник переворота, мог затем своими глазами увидеть в копии «списка намеченных жертв» свое имя, имена членов своей семьи. Реакция офицеров? Та самая, которую ждали…
Ты не помнишь Натаниэла Дэвиса? Он числился тогда послом Соединенных Штатов в Чили, так-то…
Седьмого сентября семьдесят третьего года моего друга срочно вызвали в Вашингтон, десятого он вернулся. Одиннадцатого сентября наша «четверка» начала мятеж, а мы с Натаниэлом нашли другое занятие: пили шампанское, которое тот приказал на радостях раскупорить…
Вирджил с интересом глядел, как Уэбб «опустился с небес на землю» и теперь молча смотрел на стол. Он прекрасно понимал разницу между собой, уважаемым аналитиком, и Питером, быстро спивающимся рядовым исполнителем. Но по-человечески ему было жаль этого одинокого человека, верно служившего ЦРУ и мечтающего служить ему и дальше.
— Пит, не будем пить больше. Если только за будущие подвиги в Латинской Америке…
— …И в Европе, — нечленораздельно выговорил Уэбб.
— Да, и это в Европе в первую очередь, — согласился Вирджил. — Передний край борьбы сейчас — Польша. Устранить нависшую над Польшей советскую угрозу можно только мощным идеологическим наступлением.
— Терроризм? — Уэбб, не предлагая выпить, сам опорожнил свой стакан.
— Да, «Русские — международный терроризм», — назидательно и просто, как малому ребенку, растолковал Вирджил.
— Тогда… где-нибудь что-нибудь должно взорваться, — безапелляционно заявил Уэбб, ткнулся подбородком в грудь и задремал.
— ХОТИТЕ ОСВЕЖИТЬСЯ?
Не дожидаясь ответа, Инмэн встал с кресла, подошел ко встроенному в стенку холодильнику и достал из него две банки «фанты». Поставив себе на журнальный столик, он оторвал у банок жестяные язычки, из каждой налил в отдельный стакан. Взял один и вернулся в кресло за рабочим столом.
— Отвратительный напиток, я понимаю вас. Но это привычка. Интересно, какие чувства испытывал дегустатор этого желтого суррогата? А что он за это получил?.. Ни славы, ни известности. Вот полковник Джонсон…
— Из военной разведки? — продемонстрировал свою осведомленность Хьюджел. — Я его знаю.
Инмэн пожал плечами:
— Вряд ли. Роберт Джонсон из города Сейлем двадцать шестого сентября двадцатого года на глазах у изумленной публики попробовал помидор. В то время томат, что интересно, именовался «иерусалимским яблоком», «яблоком любви» и считался ядовитым. Многие из двух тысяч собравшихся горожан отговаривали Джонсона от «необдуманного шага». Он умрет либо от воспаления мозга, либо от рака, рассказывал толпе врач Джонсона. Естествоиспытатель долго объяснял пользу помидора, потом съел один, другой… Все ждали, но он не умер. Оркестр пожарных грянул марш. Мы с вами любим помидоры и чтим Роберта Джонсона. Полковника. Только не из военной разведки, господин Хьюджел. Ни один человек в конкурирующей с нами организации не способен на подвиг. Впрочем, если все же ваш полковник Джонсон сумеет его совершить, вы тут же должны объявить его искателем дешевой популярности у нашего вашингтонского начальства. Мы делаем одно дело, но мы должны делать его лучше. И простите меня за лекцию о радиовещании. При следующей встрече мы проанализируем разведывательные аспекты существования РСЕ-РС…
Хьюджел, с интересом наблюдавший за пузырьками газа, выходившего на поверхность налитого в стакан «суррогата», воспользовался предоставившейся ему возможностью и открыл принесенную им папку:
— Кстати, о деле, по которому я вас побеспокоил. Московская резидентура предлагает произвести небольшой взрыв на нашей мюнхенской радиостанции в день открытия партийного съезда русских. Схема в двух словах такова. Взрыв. Естественно, Москва — организатор, ведь это они нас все время обвиняют во лжи и дезинформации. Плюс к этому Белый дом и государственный секретарь получают колоду козырных карт и разыгрывают вариант с «международным терроризмом». В СМР разделяют эту идею. Просят, чтобы в зоне взрыва оказалась телефонная станция, им, мол, позарез нужна новая, а конгресс не дает ассигнований. Потом «медные каски»…