Миры Королева (Вся серия с 1-13 книги)
Шрифт:
чувствую себя одиноким, понимаете? У меня всегда целый воз проблем, а в
свободное время я беру в руки книгу и сразу забываю обо всем. Об одиночестве,
по моим наблюдениям, чаще всего рассуждают люди, которые боятся и не понимают
свободы. А я, как вы догадываетесь, с детства болтаюсь в космосе И привык
ощущать себя частью пространства...
Девушка загадочно улыбнулась и перевела взгляд на море городских огней,
тянувшихся почти до горизонта. Лоссберг откинулся на спинку
грустно, и он знал почему. Очаровательная Анна с неожиданной остротой напомнила
ему о том, что он давно знал, но пока еще не желал ощутить, - о стремительной
быстротечности счастья, о бесконечно выматывающем однообразии вахт, переходов и
стычек, которые уже перестали греть ему кровь. Когда-то юный и полный амбиций
лейтенант Лоссберг считал, что война как удел, война как единственно верный
жребий в этой казавшейся тогда такой долгой жизни и есть высшее счастье. Он был
уверен, что другого ему не надо - только в бой, только в ураган этих яростных,
всесокрушающих атак, несущих упоение победы над собой, своими потаенными
страхами и неудачами. Потом как-то быстро, один за другим, стали уходить в мир
иной его однокашники, такие же порывистые и честолюбивые. От кого-то не
оставалось даже пепла, кого-то хоронили в роскошных гробах, накрытых флагом...
В один прекрасный день Лоссберг, уже отупевший от грохота батарей, от вечно
забитых после боя лазаретов и этих бесконечных похорон, понял, что дальше так
нельзя. Из романтически настроенного мальчика в синем мундире он превратился в
расчетливую, хитрую кобру, всегда атакующую из-за угла и уходящую от боя тогда,
когда он ей невыгоден. Ровно через год, перемолотив двадцать разных кораблей
неприятеля, он получил наградной меч и начал свое стремительное продвижение в
область "психо". Теперь Лоссберг - уже капитан - читал Яара, понимая, о чем
толковал настоятель с Черной Скалы, прошедший весь путь воина до его
неизбежного тупика. В двадцать шесть он был самым молодым полковником своего
крыла.
- А вы знаете, - произнесла Анна, не оборачиваясь, - когда я смотрю на
ночной город, я всегда ощущаю себя ужасно одинокой. Может, я и в самом деле
боюсь свободы... Но подумайте: там за каждым из этих огоньков - чья-то жизнь,
чьи-то радости и надежды, а мы здесь, над всем этим - совершенно одни, словно
какие-то путники среди бесконечного заснеженного поля.
- Вы очень поэтичны, - восхитился Лоссберг.
– Но опять-таки: я привык быть
путником среди таких бездн, по сравнению с которыми бесконечность ночи кажется
лишь крохотным пятнышком тьмы на ткани мироздания. Давайте-ка лучше выпьем. В
конце концов, мы собирались как следует надраться, ведь так?
-
Вперед!– приказала Анна, и Лоссберг послушно наполнил рюмки.
Ее глаза уже начинали поблескивать. Лоссберг и сам ощущал, что потихоньку
пьянеет - может, просто потому, что ему и в самом деле хотелось надраться рядом
с этой юной валькирией. Он вдруг снова почувствовал себя молодым, словно и не
было за спиной груза десятилетий, проведенных в бронированных коробках, которые
прорубаются сквозь бездонную муть пространства. Ему стало легко; он раскурил
новую сигару и плотоядно посмотрел на Анну. Она ответила ему мягкой улыбкой.
- Нелепо, - усмехнулась девушка, наливая себе, - у меня в кармане билет на
утренний рейс - пять сорок по местному. А мы даже не успели познакомиться...
Лоссберг посмотрел на часы.
- Да, - сказал он, - нелепо. Ром кружит вам голову?
- В том-то и дело. Ром и, наверное... блеск ваших эполет.
Залпом выпив полную рюмку, девушка перегнулась через стол, и Лоссберг
ощутил на губах горячий вкус быстрого поцелуя. Когда он поднял голову, ее уже
не было...
Он взял свой стакан, подошел к самому ограждению и смачно плюнул вниз, в
движущееся марево уличных огней.
- Вот черт, - бессильно сказал он. Десять минут спустя, когда на площадку
вышел Хикки, Лоссберг был уже здорово навеселе.
- Самое время, - Этерлен поудобнее устроился в переднем кресле и распахнул
створки своего терминала. Хикки посмотрел на раскрывающийся дисплей, зябко
дернул плечом и запустил двигатель. "Блюстар" медленно выполз на стрит,
развернулся и помчался в сторону ближайшей развязки. Через распахнутое окно в
салон влетал холодный ночной ветер. Хикки глядел на белесое - в свете фар -
полотно дороги и думал о том, что раздраженное нытье Этерлена стало действовать
ему на нервы. Похоже, генерал стал сдавать, теряя былое самообладание. Жирный
Ник в клубе так и не появился. Этерлен выпил два коктейля, потом еще два и
принялся зудеть о том, что, будь его воля, он не стал бы церемониться, а просто
отправил господина Батозова освежиться на дно океана... У Хикки уже не было
желания спорить - он так устал за этот сумасшедший день, что думал лишь об
одном: упасть в кровать, ощутить рядом с собой теплое тело Ирэн и наконец
уснуть. Хотя бы на несколько часов забыть обо всех проблемах, не слышать
гудения Этерлена и не видеть перед собой бесконечной ленты до смерти надоевшей
дороги.
Перед развязкой он сбросил скорость, и почти сразу же в глаза ударил
оранжевый свет и алая стрелка, указывающая направо. Не заметить ее мог только