Миры Роберта Шекли. Книга 4

Такси подкатило к покосившемуся домику. Над его дверями можно было прочесть: "Комнаты, Chambre, Zimmer, Ulmuch'thun". По всей видимости, это был пансионат самого низкого пошиба для инопланетян Внутри, за треногим карточным столиком, служившим регистрационной стойкой, сидела горбатая старая карга с вороном на плече.

– Комната нужна?
– спросила она.
– Вам повезло, милорд, только что освободилось помещение, сегодня утром из двенадцатого вынесли бедняжку мистера Крэнка - может, и зарыли уже, - он ведь начал разлагаться, бедный ягненочек.

– От чего он умер?
– спросил Кромптон.

– Третичная зависть, так сказал студент-медик. Держите ключ. Ваша комната на верхнем этаже, под самой крышей, с прекрасным видом на рыбоконсервный завод.

Кромптон разобрал свои вещички и отправился осмотреть свой новый район.

На фоне чудесного центра Ситесфа Пигфэт выглядел какой-то странной непристойностью. Темный, опасный, пронизанный сыростью и зловонием - но именно таким и задумали его эйяне несколько лет назад, когда решили импортировать трущобные преступления, чтобы проверить, нет ли в них чего-нибудь веселенького или значительного. Запрограммированность этого убожества не делала его в глазах Кромптона менее мерзким.

Он шагал по бесчисленным гнусным улочкам, мимо переполненных гниющими отбросами помоек и тлеющих тюфяков. Желтоглазые коты наблюдали за ним в дикой задумчивости. Мокрый желто-зеленый туман липнул к ногам, пронзительный ветер дергал за фалды пальто. Из забитых досками окон доносились детский плач, стоны совокупляющихся пар и собачий лай.

В ближайшем кабаке пьяный разгул был в самом разгаре. Кромптон поспешил прочь, но дверь "Летучей мыши" внезапно распахнулась, и какой-то человек фамильярно схватил его за рукав.

– Куда ты так торопишься, Профессор?
– дружелюбно спросил незнакомец.

Кромптон одарил его взглядом, способным разбить на мелкие кусочки вонючий кочан капусты.

– Сэр, не припомню, чтобы мы были знакомы.

– Не знакомы!
– воскликнул человечек.
– Ты хочешь сказать, что не помнишь старину Гарри Клейменого, с которым вместе отсидел шесть месяцев в тюряге на Луне за жульничество при отягчающих обстоятельствах?

Кромптон посмотрел на кругленького, лысеющего человечка с влажными глазами спаниеля и толстым приплюснутым носом.

– Я никакой не профессор, - сказал он.
– Я никогда не был на Луне. И я никогда прежде не видел вас.

– Во дает!
– восхитился Клейменый, едва поспевая за Кромптоном.
– Ну и артист же ты. Профессор! Не знал бы - ей-богу, поверил бы, что мы не знакомы!

– Но я вас не знаю!

– Не беспокойся, пусть будет по-твоему, - сказал Клейменый.
– Сделаем вид, что мы встретились впервые.

Кромптон продолжал свой путь. Клейменый не отставал.

– Спорим - ты только что приехал, а, Профессор? Здесь уже полно наших ребят. Вот здорово, правда?

– О чем вы?
– спросил Кромптон.

– Это эйяне так придумали... В общем, весь следующий месяц мы можем грабить дома в лучших кварталах города, набрасываться на женщин, избивать туристов - короче, резвиться от души, и они к нам лезть не будут. Они заявляют, что хотят испытать на себе моральное поругание. Но ты ведь и сам в курсе.

– Эйяне пригласили всех вас сюда на грабеж?
– поразился Кромптон.

– Они даже ввели специальные чартерные рейсы для доставки квалифицированных преступников. Да, надо отдать им должное - глубоко копают.

– Ничего не понимаю, - сказал Кромптон.

– А какой навар. Профессор!

– Да перестаньте вы называть меня профессором! Клейменый от восторга замер с открытым ртом.

– Таких, как ты, Профессор, - один на миллион! Тебя не расколоть. Шесть месяцев мы провели в одной камере на Луне, и за все это время ты даже не спросил, как меня зовут. И ты не изменился. Вот это, я понимаю, выдержка!

– Оставьте меня!
– взвизгнул Кромптон и бросился назад. За его спиной Клейменый объяснял какому-то зеваке:

– Это Профессор. Мы с ним отбывали срок на Луне. От этого человека фиг чего добьешься.

Глава 9

По-видимому, Клейменый широко распространил свою легенду, во всяком случае, Кромптон стал в Пигфэте предметом почтительного интереса. Впервые в его жизни к нему подходили совершенно незнакомые люди и предлагали выпить за их счет. Женщины не скрывали своего интереса, медленно прохаживаясь в баре мимо него. Все это забавляло Кромптона, но в то же время не нравилось ему: ведь интересовал их не он сам, а выдуманный тупыми и несомненно больными мозгами тип.

Как-то утром, когда Кромптон поглощал свою обычную овсяную кашу и тосты, Природа, которая не терпит статичности, подбросила-таки катализатор, чтобы сдвинуть с места установившиеся было обстоятельства его жизни. Катализатором явился огромный, крепко скроенный, по-звериному красивый молодой блондин с голубыми глазами, занявший место за столиком напротив Кромптона.

– Надеюсь, ты не против моего вторжения, Профессор, - добродушно сказал великан.
– Я прослышал, что ты в городе. Я давно восхищаюсь твоими успехами в рэкете. Это правда, что тебе принадлежит выдумка внедрить в ФБР этих бешеных албанских коммунистов-прокаженных?

– Вранье все это. Прошу вас, уходите, оставьте меня в покое наконец, сказал Кромптон.

– А так со своими поклонниками не говорят, - заявил великан.
– Счастье твое, что ты мой герой, а не то я башку-то тебе размозжил бы. Меня зовут Билли Берсеркер. Моя профессия - уродовать людей. Но я хочу сменить ее на более высокооплачиваемую. Вот зачем ты мне понадобился.

Кромптон открыл было рот, чтобы возразить, но, заметив красные прыгающие искры в голубых глазах Берсеркера, призадумался.

– Чего вы хотите от меня?
– спросил он.

– Пошли со мной в одно местечко, - сказал Берсеркер.
– Там я тебе все объясню.

***

Позднее, в отдельном кабинете таверны "Памяти Эль Капоне", Билли Берсеркер поведал все о себе. Берсеркер - это был его псевдоним, "nom de crime" [Воровская кличка (фр.)]. По-настоящему его звали Эдвин Гастенхаймер, вырос он в Патерсоне, штат Нью-Джерси, в семье Чарльза Дж. Гастенхаймера, грабителя банков с мировой известностью, и Эльвиры Гастенхаймер, управляющей совсем незнаменитого клуба "Хи-хи" в Гобоконе. Юный Эдвин старался превзойти своих преуспевающих предприимчивых предков. Школьные годы он провел в борделях Джерси-сити, а потом отправился в Колумбийский университет, где его трижды провозглашали Психопатом Года. По натуре он был хапугой и насильником, но высшие сферы преступности оставались для него недосягаемыми. Так он и жил, калеча от скуки людей, без всякой перспективы на будущее. И вдруг услышал об открывающихся возможностях на Эйе.