Миры Роджера Желязны. Том 17
Шрифт:
— Эй, дурья башка, поосторожней! — услышал он задиристый голос.
— Простите, солдаты меня толкнули…
— Какие к черту солдаты, вы мне ногу отдавили!
Мак невольно задержал взгляд на мужчине, которому он наступил на ногу. Высокий, статный, голова идеальных пропорций, словно у статуи греческого Аполлона. Одет богато и со вкусом — в плащ, отороченный темным мехом, в шляпе торчит страусиное перо — такое можно достать только у заморских купцов или в местном зверинце. Мужчина тоже пристально уставился на Мака большими ясными глазами.
— Извините, — сказал он, — мы с вами, часом, не знакомы?
— Сомневаюсь, — ответил Мак. — Я нездешний.
— Забавно.
Разумеется — от Мефистофеля, который назвал Мирандолу одним из величайших алхимиков Ренессанса. Но Мак — лишь бы не навлечь на себя какую-нибудь неожиданную беду — решил соврать.
— Боюсь, что не слыхал. И мне не думается, что я именно тот, кого вы разыскиваете. Это было бы слишком большим совпадением.
— Ну, это в обычной жизни потрясающие совпадения большая редкость, — сказал Пико. — Но когда в ход пускается магия, совпадения становятся вещью почти обыкновенной. Итак, я намеревался кое-кого встретить. Не вас ли?
— Кого вы намеревались встретить?
— Иоганна Фауста, великого мага из Виттенберга.
— Сроду не слыхал о таком, — без заминки отчеканил Мак. Он мигом сообразил, что этому человека мог назначить встречу настоящий Фауст, которого Мак предпочитал называть про себя Второй Фауст. У Пико делла Мирандолы была слава великого чародея со злодейскими замашками. Откуда Маку знать, быть может, Фауст и этот алхимик переписывались сквозь столетия, с них станется, они, чародеи эти, на всякое способны. Поговаривают, им даже смерть нипочем, они ее преодолевают путем магии.
— Так вы точно не Фауст? — спросил Пико.
— Вы сомневаетесь, помню ли я свое имя? Ха-ха-ха! Нет, я никакой не Фауст. Простите, мне надо поторапливаться: не хочу пропустить всеочищающий костер.
Он поспешил прочь. Однако Пико последовал на некотором расстоянии за ним.
Через некоторое время Мак вышел на огромную открытую площадь. В центре ее возвышалась гигантская куча всякого добра — деревянная мебель, картины в рамах, женские зеркальца и коробки с косметическими средствами, всякого рода безделушки в невероятном количестве.
— Что происходит? — спросил Мак ближайшего соседа по толпе.
— Савонарола и его монахи собираются сжечь всю ту дребедень, что тешит глупое людское тщеславие, — отвечал сосед.
Мак протолкался поближе к костру. Среди вышитых пеленок, ползунков и скатертей с кружевами виднелись кованые подсвечники, картины второсортных художников. Были вещи и поценнее — у Мака сердце слегка екнуло при виде некоторых из них, брошенных в общую кучу.
Но когда Мак еще поработал локтями и пробился к самому краю кучи, которую уже успели поджечь, ему бросилась в глаза одна большая картина в тяжелой раме, украшенной позолоченной резьбой. Благодаря познаниям в искусстве, которые Мефистофель вложил в его голову, Мак в секунду узнал в картине полотно Боттичелли, написанное художником в середине жизни. Оно стоило бешеных денег, да и просто было очень красиво.
Столько картин тут навалено, подумал Мак, что убудет, если я стащу одну-единственную?
Он воровато оглянулся по сторонам — кажется, никто на него не смотрит — и потянул край рамы на себя. Надо было спешить — огонь достаточно быстро растекался по всей куче. Мак тихонько подтащил картину к себе, поставил возле ноги и забегал глазами по куче в поиске других шедевров. Когда он заметил картину Джотто, было уже поздно — она уже пошла пузырями от жара. Его взгляд заметался
в поисках других ценных картин. Спасти одну работу Боттичелли — дело благое, а спасти парочку шедевров — благое вдвойне. Тем паче это спасение — дело весьма прибыльное! И к тому же никто не найдет ничего дурного в том, что он хотел послужить искусству! Особенно в тот момент, когда бессмертные произведения были брошены в огонь! Все остальные варианты Поступка, на которые намекал Мефистофель, казались Маку слишком путаными — еще бабушка надвое сказала, погладят ли его за них по головке или намылят холку. А тут яснее ясного: спасти произведения искусства — однозначно прекрасный поступок.И вдруг кто-то тронул его за плечо. Мак обернулся — на него сурово смотрел худощавый элегантно одетый человек с короткой холеной бородкой.
— Эй, господин, вы чем это заняты?
— Вы мне? — осклабился Мак. — Наблюдаю за прелестным праздником, как и все прочие.
— Я видел, как вы вытащили картину из огня.
— Картину? Ах, вы имеете в виду вот это, — сказал Мак, небрежно указывая на полотно Боттичелли и ухмыляясь. — Знаете ли, слуга по ошибке утащил из дома. Я приказал снять со стены и почистить от грязи, а глупый парень поволок на костер. Это же работа Боттичелли. Сами понимаете, Боттичелли не жгут в кострах ради развлечения, даже на кострах, где уничтожают предметы тщеславия.
— А кто вы такой, позвольте спросить? — не унимался человек с бородкой.
— Я местный дворянин, — сказал Мак.
— Странно, что я вас никогда не встречал.
— Я был в разъездах и долго отсутствовал. Позвольте узнать ваше имя?
— Никколо Макиавелли, служу в городском совете Флоренции.
— Какое удивительное совпадение! — воскликнул Мак. — Меня просили передать вам, чтобы вы ни в коем случае не писали вашу книгу под названием «Государь».
— У меня нет книги с таким названием, — сказал Макиавелли. — Но название мне очень по душе. Обязательно использую его, если начну писать книгу.
— А, делайте что хотите, — вздохнул Мак. — Только помните, что я вас предупреждал!
— А кто предупредил вас? — спросил Макиавелли.
— Увы, не могу открыть его имени, — сказал Мак, — могу только сказать, что он дьявольски толковый парень.
Макиавелли недоуменно уставился на Мака, потом покачал головой и пошел прочь. Мак с облегчением подхватил картину и намеревался пробиться через толпу вон с площади, но тут подоспел Пико делла Мирандола.
Он остановил Мака грозным взглядом и проговорил:
— Только что я навел о вас справки у кой-каких адских сил. Что вы сотворили с настоящим Фаустом, а?
Пико с угрожающим видом подошел к нему вплотную, Мак отшатнулся и попятился. В руке Пико он увидел недавно изобретенный пистолет, стреляющий такими огромными пулями, что они могут разнести человека на части. Мак заметался в толпе, стараясь за чужими спинами укрыться от преследователя. Но люди бросились врассыпную, спрятаться было некуда, и Мак оказался на мушке, а Пико уже положил палец на курок.
В это мгновение из ниоткуда появился Фауст собственной персоной.
— Стой, Пико, не делай этого! — прокричал он.
— Почему? Этот подлец — самозванец!
— Но нам нельзя убивать его. Он играет мою роль, и, пока он в моей роли, ему ни в коем случае нельзя погибать!
— А что за роль, Иоганн?
— Это откроется несколько позже. А пока, старый добрый друг, опусти пистолет, воздержись от насилия.
— Уступаю твоей мудрости, Фауст!