Миряне

— Во Владимире до нас нет никакого дела, — посуровел стрелец и хлопнул кулаком по столу, — они нас бросят как кость голодному волку, главное чтобы Сатур дальше не пошёл. А на переговорах подписали пакт о ненападении. Только что-то скребёт на сердце от этого пакта, предчувствие нехорошее. На границе армия уродиков в двадцать тысяч собралась. Ещё три тысячи панцирники из рыцарей с завоёванных земель. А у нас всего сто пятьдесят стрельцов и тридцать человек княжеской дружины. Да только они скоро город покинут. Джигурда сказывал, расплатились с ними до конца месяца и намекнули, что больше денег в казне нет. Только это враньё, денег там полно!

— Хорошо, — я очень удивился, — а как же сам князь Игорь Всесветович?

— Князь на воздухоплав сел, и всё, — ещё более почернел лицом Федот, — через несколько часов уже будет в своём имении под Владимиром. Поэтому мыслю — уходить надо в партизаны.

— А вот мне интересно, что за бойцы — эти уродики? — спросил я, признаться честно партизанские тропы и костры меня не прельщали.

— Глупые очень, — пропела, поедая блины Иримэ, — мы из Чудесной страны их быстро в горы загнали. Один лесовик на поле боя стоит десяти уродиков! Наш первый царь Львиное Сердце в решающем бою у озера Байкал с тысячным войском разбил десять тысяч меченосцев хана Баламута.

— Эх, девонька, — отхлебнул кофе Федот, — было бы у нас тысячу стрельцов, мы бы им сами показали, где раки зимуют. Но два года назад князь Игорь Всесветович провёл эту заразу, реструкт… реструхерацию.

— Реструктуризацию, — подсказал я нужное слово.

— Я и говорю — заразу, чем заковыристей слово, тем вреда от него больше, — стрелец от досады отставил кружку с кофе подальше, — сейчас у него денег куры не клюют. Свой замок под Владимиром. А границу ты хоть голой жопой защищай.

— За стрелецкую армию, которая стоит на границе, — поддержала мужа Василиса, — платит государственная казна. У нас в Житомире как раз и была двухтысячная армия. Но князь собрал на базарной площади народ и сказал, давайте, профессиональных стрельцов сократим, а взамен наберём бойцов из народа. Народная армия она ведь лучше, чем профессиональная.

— И вот теперь нас сто пятьдесят человек, — Федот вновь стукнул кулаком, — чтобы только хватило для патрулирования улиц. Люди валятся с ног! А остальные тысяча восемьсот пятьдесят «стрельцов» — это пьян подзаборная из чёрного квартала, которой князь платит бутылку водки раз в месяц. Так ты с нами или как? Или может тоже с молодой женой бежать намылился?

Стрелец, как перед финальным боем в циркусе вперил в меня тяжелый недобрый взгляд.

— Идею с партизанами не одобряю, — сразу рубанул я, — но есть одна хорошая мысль.

Мы еще час примерно обсуждали будущее Житомира. Василиса, кстати, поддалась на ласковые слова Федота, и всё же вынесла бутылочку домашней наливки. Я же свою идею описал в нескольких предложениях, что слабое место любой армии, которая состоит из малограмотных забитых бойцов — это сильная зависимость от командующих ими офицеров. Если выбить руководящую верхушку, то войско быстро превратится в стадо баранов. А когда узнал, что уродики имеют жёсткое клановое деление, то высказал предположение, что они без командиров вообще могут и перебить друг друга. Главное их вовремя спровоцировать. Но как такой фокус провернуть детально на практике я предложил подумать всем вместе. Василиса, кстати, сразу заявила, что сама не хотела вливаться в партизанское движение, и в моей идее есть большой потенциал. Так довольные продуктивным знакомством мы направились на выход из стрелецкой слободы, а Федот и его замечательная супруга вызвались нас проводить до сторожевой башни.

Глава 20

На поляне, перед домом стрельца по-прежнему детвора в пыли рубилась стенка на стенку. Однорукий ветеран, периодически раздавая тычки и затрещины, объяснял, как нужно бить и как защищаться.

— Федот, а у вас, что забав других нет? — спросил я, заметив лежащий в траве кожаный мяч, — почему детишкам, к примеру, не поиграть в футбол?

— Знаешь что, не люблю я эти мудрёные слова, — скривился стрелец, — какой ещё субол? Хорошо ведь машутся! Душевно! А если кому зуб выбьют, или ухо порвут, то Натанович вмиг починит. Хороший был стрелец, жаль сейчас только первую помощь и может оказывать. Как руку в сече потерял, так дар ему и открылся.

Натанович, догадался я — это вот этот неугомонны ветеран, который прямо на наших глазах залечил кровавую сечку на лице какого-то паренька.

— Ну, как же, — я подошёл к кожаному мячу, поддел его носком ноги и стал чеканить, перекидывая с ноги на ногу, — футбол это же просто и весело.

Мальчишки на поляне вмиг перестали размахивать разбитыми кулаками и уставились на меня. Я подкинул кожаный колобок повыше и принял его на колено правой ноги, затем на колено левой. Поработав с мячом одними коленьями, я побил его ещё выше и когда он уже опускался вниз, вытянув голову, зафиксировал его затылком на шее. И снова подбросил мяч вверх. Он немного улетел вперед, но я двумя быстрыми шагами уже в самой нижней точке его настиг, и вновь принялся чеканить, перекидывая с ноги на ногу. После чего я мяч спокойно опустил на песок и прижал своей ступнёй.

— Голямбойка! — первым высказался какой-то сопливый пацан.

— Это же голямба, — ко мне подошёл Федот, — по ней нужно бить кулаками. Один бьёт в одну сторону, другой в другую. Развивает точность удара для хорошей мордобойки.

— А давайте прямо сейчас сыграем в футбол, — улыбнулся я, подумав, может удастся хотя бы этим заменить дикую кулачную забаву, — правила простые. Играют две команды. Сразу говорю, бить морды не надо. Зато нужно поставить там и там ворота и натянуть на них рыболовную сеть. Вот кстати отличные жерди для футбольных ворот.

— Это дрова для бани, — пояснил наличие не ошкуренной древесины перед чьим-то домом Федот.

— Вот и прекрасно, — обрадовался я, — сейчас сделаем из них ворота, а потом, после игры, вы их пустите на растопку и нормально помоетесь. Эй, сорванцы, тащите сети, молоток и гвозди!

Через двадцать минут к первому в этом мире футбольному матчу всё было готово. Ворота стояли на расстоянии в сорок метров друг напротив друга. Пять человек раздетых по пояс были на одной стороне поля, пятеро одетых на другой. Играть я предложил босиком. В стрелецкой слободе вообще в отличие от остального Житомира был порядок, никаких бутылочных осколков, никаких нечистот, никаких конских какашек по крайней мере на этой улице не было.

В моей команде, одетых, кроме трёх чумазых пареньков в основной состав с боем пробилась эльфийка Иримэ. Когда я попытался её отговорить, то лесовица громче всех возмущалась, что мы, мужланы не отёсанные, не имеем права ей запрещать играть, так как она в детстве была чемпионкой района по ловле кедровых шишек. Поэтому место вратаря ей принадлежит по закону. Вторую команду, раздетых, составили вратарь — однорукий ветеран боевых действий Натанович, центрфорвард — Федот, и ещё три сопливых мальчугана.

— А в чём смысл игры? — в седьмой раз спросил меня старший слободской стрелец, — вот в мордобойке всё понятно, дашь в лоб ротозею, чтоб он с катушек слетел, сразу на душе хорошо. А что в этой голямбойке хорошего?

— Смысл игры прост, сам забей не дай другому, — отмахнулся я, — а что хорошего, сейчас сыграем сам поймешь. Начинайте ваш мяч!

Я катнул галямбу миниатюрному центрфорварду. Федот, чтобы удивить меня дриблингом включил замедление времени на максимальную не доступную мне скорость. Однако если двигаться он мог очень быстро, то мяч водить не умел совсем. Поэтому я тут же перехватил кожаную голямбу и покатил её к противоположным воротам. И пока остальные сорванцы, раздетые по пояс, не отлупили меня по ногам, я саданул что было сил в тот угол, который Натанович защитить не мог, так как не имел для этого второй здоровой руки. Мяч пролетел, с шумом рассекая воздух, по пологой траектории метров пятнадцать и воткнулся в верхний правый от меня угол ворот. Рыболовная сеть от удара натянулась, но выдержала, и футбольный снаряд затрепетал в воротах, как пойманная круглая рыба.