Миряне

— Знакомься, это дети сироты, одного из ваших соратников, — я подвёл его к Маришке с малышами, — сегодня вытащил их из трущоб. Как видишь, помыл, привёл в порядок. Может быть пора бывших стрельцов, кто упал на самое дно обратно вернуть, дать им второй шанс.

— Запойные, какой сейчас с них прок? — кисло улыбнулся старшина, обдумывая, как бы отвязаться от меня и детей.

— Послушай, ведь война скоро, сам же видишь, — зашептал я, пока детишки не пустили слезу, — скоро каждый мушкет на пересчёт будет. Ваш Натанович он ведь может закодировать на пару дней, а там глядишь, и пить некогда будет.

— Ну не знаю, — заупрямился Федот, — куда я их поселю, а нас тут ничего бесплатного нет. За каждый дом в казну платить придётся из общего кармана.

— У этих детей деньги есть, — я кивнул на Маришку, которой передал четыре золотых монеты, и ещё две должен был.

А за два золотых корову в Житомире купить можно было, и пожить какое-то время.

— Кстати, вот для Василисы обещанный брючный костюм, — я протянул свёрток старшине стрельцов.

— Что ж ты сразу с этого не начал, — оживился он, — Вася мне уже с этой заразой всю плешь проела, сходи отыщи, да сходи отыщи. Пойди туда не знаю куда, найди то, не знаю что. Вытащим вашего папку! — подмигнул Федот детям.

Мы ещё раз ударили по рукам и договорились, что завтра в полдень на базарной площади, сыграем в голямбойку.

— Шайтан эту игру придумал, — пробурчал себе под нос стрелец.

Почти всю обратную дорогу Иримэ молчала. Лишь на шумном базаре, где каждый слышал только себя, не выдержала.

— Надо было этого Федотку пристрелить! — зашипела она, — у нас в Чудесной стране детей на улице не бросают. Когда вырастут тогда да, каждый выкарабкивается, как может. А когда маленькие, обязательно обогреют, накормят, спать уложат.

— А потом ещё и продадут? — не выдержал и я.

— Почему не продать в хорошие руки? — удивилась Иримэ, — поработают в услужении, обучатся ремеслу. Потом вырастут, сами ещё спасибо скажут.

— Кстати по поводу ремесла, зайдём, — мы завернули в маленький магазинчик тканями, где кроме простых отрезов ещё и шили, что душе угодно.

В этом заведение я, наверное, полчаса объяснял продавцу, что такое спортивная футболка красного цвета с белой полосой на груди. Про ещё один дополнительный ромбик я даже не стал заикаться.

— Значит, вам нужно шесть одинаковых платьев красного цвета с белой полоской на детей? — продавец, тощий парень, в третий раз уточнял детали заказа.

— Почему на детей! — не выдержал я, — на меня надо, на неё, и ещё на несколько крепких мужиков. И это не платья, а спортивные футболки!

— Постойте, но они же слишком короткие, они же, — продавец придвинулся поближе ко мне и прошептал мне на ухо, — жопу не закрывают.

После он выразительно посмотрел на Иримэ.

— Хорошо, давайте так, размеры вам — понятны? — я дождался кивка портного, — место, куда пришить белую полоску понятно? — портной ещё раз кивнул, — так что вам тогда не понятно?

— Эти платья слишком короткие для взрослых людей, — проблеял скороговоркой парень, нервно теребя ленту сантиметра.

— А если я скажу, что футболки — это почти рубахи, так вам понятней будет? — я перешёл на крик, — не надо чтоб они прикрывали чью-то жопу!

— Почему тогда короткие рукава? — не отступал ни на шаг от принятых канонов настоящей моды зануда портной.

— Хорошо делайте с длинными рукавами, — я махнул на свою принципиальность.

— Значит, вам нужно шесть одинаковых рубашек с белой полоской на груди? — парень снова «подзавис», — а зачем белая полоса на рубашке, это же не красиво?

— А на платье? — я от злости сжал кулаки.

— На платье, — портной снова покосился на эльфийку, — может быть хорошо. Подчёркивает линию груди.

Пришлось для профилактики вмазать мастеру портняжного дела, так чуть-чуть, в одну десятую реальной силы в челюсть. И о чудо, всё сразу «разложилось по полочкам» и не вызвало дополнительных вопросов. Лишь я вынужден был доплатить одну серебряную монету за причинённые неудобства.

— Нельзя тебе ходить по модным магазинам, — равнодушно заметила Ири, когда мы вышли на улицу, — нет в тебе никакого такта.

— Такт есть, терпения не хватает, — пробурчал я.

По дороге в свой торговый дом я, кипя от злости, приобрёл на рынке квадратный кусок мела и чёрную доску для лепки вареников. Лишь в родных «Рогах и копытах», когда прибил её на стенку, мне действительно полегчало.

— Вот, — я мелом нарисовал крестик на доске, — теперь можно обучать безграмотное подрастающее поколение азбуке.

И только сейчас я обратил внимание, что в помещении царит не то настроение, с которым встречают дорогих покупателей и собственное начальство, то есть меня. Хелена за прилавком из-за чего-то тихо плакала. Я посмотрел на Ванюху, тот пожал плечами, якобы ни при чём. За столиком меня давно поджидал коренастик Ханарр, который приволок какой-то мешок. Он тоже был растерян. В углу я заметил двадцать фирменных бутылок от стекольщика. Неужели психованный стеклодув обидел дочку книгочея, но чем? Я же только сегодня утром провёл с ним воспитательную беседу. Эльфийка принесла себе кружечку кофе и уселась за столик смотреть, чем закончится представление. Вот что значит цирковое воспитание, где к чужим слезам равнодушны.

— Хелена Ярославна, а вы часом не влюбились? — спросил я.

— Вот ещё, — Хелена зло глянула на меня, к чему я уже привык, — это в кого?

— Не знаю, может в младшего князя Карла? — я кивнул за окно, за которым бедного торговца свистульками снова кто-то бил, — иначе от чего же эти водопады?

— Запомните и запишите, я никогда не плачу, — гордо заявила красная от слёз девушка, и тут же убежала дорёвывать в подсобное помещение.

— Итак, — я подошёл к Ивану, — что было перед тем, как Хелена ни с того ни с сего расплакалась?

— Пили кофе, — Ванюха задрал глаза к потолку, — пришёл стекольщик, принёс бутылки. Зашёл посыльный от Мироедова, напомнил про деньги. Пришёл Ханарр, принёс мешок, сел пить кофе. Затем уснул.

— Я не спал, — возмутился из-за столика коренастик, — я задремал. Целый день по рынку таскался, имею право!

— Дальше, — я вновь посмотрел на младшего продавца.

— Потом Хелена показала мне, как пишется вторая буква алфавита «Бэ», — почесал затылок Ванюха, — как баба беременная вот с таким животом, — загоготал он.

— Есть что-то похожее, — согласился я, — дальше!

— Вспомнил, я потом прочитал свои новые стихи, — оживился Иван, — я вас люблю, хоть я бешусь…

— Понятно, — я махнул рукой, — временно стихи писать прекращаешь.

— Как так? — возмутился Ванюха, — я только вошёл во вкус!

— Скажешь, что вдохновение пропало, нечего нашей заведующей нервы поэзией расшатывать, — я посмотрел на лесовицу и коренастика, — завтра в полдень играем в футбол со стрельцами.

— В голямбойку, — поправила меня Иримэ.