Мишень для Слепого

– Я люблю неразбавленный.

– Чай или коньяк?

– И то и другое.

– Я тоже, но у меня максимально крепкий чай с неразбавленным коньяком. И если брат разрешит, то я налью вам хоть целый стакан крепкого спиртного, Глеб тоже улыбнулся. Чем-то эта женщина напоминала ему Ирину Быстрицкую. Такая же спокойная, независимая и уверенная в себе, абсолютно не закомплексованная.

Сиверов облизнул пересохшие губы.

– А вы хоть знаете, Софья, на фронте раненому всегда давали стакан водки перед тем, как положить на операционный стол?

– Знаю, знаю. Но здесь нет операционного стола.

– Вам и в голову не придет, что я о вас подумал, когда увидел первый раз.

– Сейчас мы видимся второй раз, – напомнила женщина, вопросительно взглянув на Глеба в ожидании комплимента.

– Я подумал, что вы любовница…

– Кого?

– Потапчука.

Софья развеселилась, у нее даже румянец появился на щеках.

– У вас буйная фантазия, Федор!

– Но в том, что вы чья-то любовница, я не ошибся? – Сиверову хотелось шутить: пока шутишь, силы не так быстро покидают тебя.

– Скорее да, чем нет.

Брат Софьи оказался невысоким седеющим мужчиной лет на десять-пятнадцать старше своей сестры Он был похож на земского врача, на этакого чеховского героя, хотя при этом не носил круглых очков. Но саквояж с инструментами у этого хирурга словно перекочевал из киношного реквизита, продолжая служить по прямому назначению. Родион отлично вписывался в интерьер старого дома. Он был обходителен, вежлив, все делал быстро и умело.

– Вы хороший врач, – сказал Глеб, когда Родион закончил все манипуляции с раной и наложил тугую, очень профессионально выполненную повязку. – Вы, наверное, детский врач?

– С чего вы взяли?

– Вы прикасаетесь к ране, не причиняя боли.

– Опыт работы. Но я не детский врач, я ветеринар.

– Ветеринар?!

– Человек тоже животное – такое же существо, как собака или кот, только с ними работать сложнее. Вы сжали зубы и терпите, а собака норовит цапнуть меня за палец, громко залаять, вырваться и забиться под стол. С хвостатыми пациентами сладить труднее, чем с людьми.

– Но все равно, вы свое дело знаете.

– Спасибо за комплимент.

Родион откланялся, явно довольный тем, что его помощь пригодилась. Софья пошла проводить брата, они о чем-то поговорили, и Глеб услышал, как захлопнулась входная дверь.

– Ну вот, теперь я спокойна, – сказала Софья, вернувшись и усаживаясь в кресло, – а то знаете, я испугалась, когда вы потеряли сознание А кровищи на вас было!.. Одежду я замочила, к утру будет чистая и сухая.

Глеб чуть было не схватился за голову, вспомнив о пачке долларов. Софья словно прочитала его мысли.

– Деньги и пистолет я вынула перед этим из ваших карманов.

– Спасибо. С пистолетом пока ничего не надо делать, им займусь я, во всяком случае, не сушите его на печке.

– Знаете, я его разобрала, протерла и смазала. Так что он в полном порядке. А вот с деньгами не знаю как поступить. Не развешивать же их на бельевой веревке во дворе?

– Лучше и банковскую упаковку не трогать, – попросил Глеб Софья улыбнулась.

– Могу вас порадовать: брат сказал, что вам можно выпить и хорошо поесть.

И Глеб сразу почувствовал, что действительно., неплохо было бы перекусить. Ведь в последний раз он ел бутерброды, сидя в машине, сутки назад.

– Я бы не отказался.

– Тогда подождите немного. У меня все готово, осталось только разогреть.

Софья поднялась, в распахнувшихся полах блестящего шелкового халата мелькнуло смуглое бедро. Она быстро вышла, чтобы через пятнадцать секунд вернуться, катя впереди себя сервировочный столик с едой и выпивкой.

– А сигареты есть?

– Есть. Разве вы не чувствуете, что в доме прокуренный воздух? Брат всегда, как придет, начинает читать мне морали по этому поводу.

Глеб только сейчас заметил, что на нижней полке передвижного столика стоит большая пепельница, а в ней зажигалка и пачка сигарет.

– Прежде чем есть, я покурю.

– И я с вами за компанию.

Глебу хотелось подняться, предложить сигареты женщине, щелкнуть зажигалкой. Но он понимал, что это глупое желание. Он еле шевелит руками-ногами, к тому же не одет, и подобная галантность в данном случае будет выглядеть смешной. И он смирился, что ухаживать будут за ним.

Они закурили Софья пододвинула кресло и пересела в него, поближе к столику и к раненому Федору Молчанову. Глеб посматривал на свою собеседницу сквозь голубоватую струйку табачного дыма, а она время от времени бросала такие же испытующие взгляды на Глеба.

– Хотите, я отгадаю, Федор, о чем вы думаете? – сказала Софья, выпуская дым колечками.

– Попробуйте.

– Вы думаете, сколько мне лет.

Глеб кивнул.

– Я могу вам ответить. Мне тридцать шесть лет.

И еще вы думаете, что я несколько странная женщина.

Живу одна в большом доме и, наверное, мне скучно и поэтому я…

– Вот об этом я не думаю. Вопрос о возрасте вы угадали, а… – Глеб смолк.

– Знаете, Федор, я, наверное, такая же авантюристка, как и вы. Мне в жизни чего-то не хватало. Может быть, какого-то интереса, может, опасности, может, еще чего-то. И я надеялась, что все это обрету, сотрудничая и поддерживая в общем-то дружеские отношения с Федором Филипповичем.

– И что, сбылись надежды? Обрели то, что искали?

Софья покачала головой.

– Хотелось бы, но увы…

Сейчас, когда рана не ныла, Глеб успокоился, он смог рассмотреть хозяйку.

«А она красива, даже чертовски красива. В ней нет молодости, но есть то очарование, которым привлекают зрелые женщины, прошедшие через все, видевшие и плохое, и хорошее, научившиеся разбираться в мужчинах, отличать правдивую фальшь от искренней лжи и никогда их не путать, женщины, знающие себе цену».

– Лучше давайте выпьем, Федор, – сказала Софья, открыла начатую бутылку армянского коньяка и налила в пузатые бокалы.

– А кофе у вас есть?

– Кофе уже сварен. Но я думаю, пить кофе вам не стоит. Пока не стоит.

– Мне кофе никогда не вредит, тем более хороший.

– Что ж, могу принести.

Софья шевельнулась в кресле, но не встала, а лишь забросила ногу па ногу.

Глеб только сейчас увидел, что она в туфлях на высоких тонких каблуках. И эти туфли, и этот длинный шелковый халат с поясом, на котором болтаются немного смешные кисточки, и черные поблескивающие волосы, схваченные массивным костяным гребнем, и темные брови, и накрашенные губы действительно делают женщину, сидящую перед ним, очаровательной и манящей.