Миссия Эскарины Ставо

Самым ценным на астероиде оказался не лед и даже не драгметаллы, а мозги (и руки!) местных обитателей. Потому что у астеров не было ничего, кроме платины, воды и космического мусора, но они заставили станцию жить и — весьма специфически, по-своему — процветать.

Это объясняло, почему Сергею требовалось договориться с Кенором. В такую даль залетают только беспилотные исследовательские аппараты да отчаянные головы вроде меня или самого Моранга; объединиться — единственный способ выжить здесь…

Но вот чего это никак не объясняло, так это откуда Сергей знал, где будет пролетать «Норденшельд», как повредить корабль, не уничтожив, и что его капитан — бывшая невеста Кенора Моранга. Не говоря уже о том, почему сам Кенор так ни разу не вышел на связь, если он жив, здоров и заправляет в этом секторе космоса. Ах да, и что такого пропавший без вести лорд Моранг мог предложить этим на диво башковитым пиратам… но этого я и не узнаю, пока не разговорю кого-нибудь из астеров.

С которыми, помнится, Сергей настоятельно рекомендовал не общаться вовсе. Впрочем, следовать его совету я не намеревалась. Уже было очевидно, что при принятии решений к Сергею прислушивались скорее номинально — иначе бы инициатива господина Соболева не сподвигла капитана Карпатии на сложные махинации с пленницей. Авторитета Родионова хватало ровно на то, чтобы команда позволила ему подробно и аргументированно изложить свою точку зрения. Дальнейшее зависело от того, насколько убедителен он был. А значит, чтобы выбраться из сложившейся ситуации, не потеряв достоинства, нужно завоевать не только его симпатию, но и его людей. Причем мне ни в коем случае нельзя пересекать зыбкую грань, за которой симпатия становится слишком личной и перерастает в интерес.

Это обещало стать весьма занятной задачей. Кроме того…

Легко ему указывать!

После трех недель наедине с собственными мыслями и гулом вентиляторов мысль о том, что сразу за дверью моей ячейки стоит живой человек, с которым можно — подумать только! — взять и поговорить, наполняла меня радостным предвкушением с неверием пополам. Вот прямо живой? Настоящий? Взять — и заговорить? И он даже будет отвечать своими словами, а не готовыми текстовыми блоками, как Эрик?..

Нет, преодолеть это искушение было мне не по силам. Я не собиралась даже пытаться.

Поэтому, когда дверь, наконец, открылась, чтобы явить моим глазам небритого детину с подносом, я доброжелательно улыбнулась и показала ему умопомрачительно упитанного пластикового зайца:

– Простите, это не вы сделали? Потрясающая работа!

И, хоть одного взгляда на огрубевшие руки пирата было достаточно, чтобы понять, что с такой тонкой резьбой по пластику ему нипочем не справиться, он расплылся в неуверенной ответной улыбке.

А дальше было дело техники.

Когда Сергей, наконец, соизволил вспомнить про свою пленницу (или просто хватился доброй половины команды), было уже поздно.

– Вот, миледи, а теперь нежненько…

Я даже не знала, что умиляло больше — «нежненько» из уст бородатого детины по кличке Верстак или тонкая самодельная стека в его натруженных пальцах с широкими загнутыми ногтями. Кличка подходила ему дивно. Ссутулившись над куском пластика, постепенно превращавшимся в упитанную лису, он действительно начинал напоминать старый потрепанный верстак в мастерской — из тех, что носят название вроде «Имярек и сыновья» и обнаруживаются на колоритных улочках Старого города даже сотню лет спустя после скоропостижной кончины первого имярека. Это был верстак, передаваемый из поколения в поколения, ставший лицом заведения. Если приколотить такой на место вывески, постоянные клиенты опознают его быстрее, чем привычное название.

Команда сгрудилась вокруг, не отрывая взгляда от священнодейства, как преданные подмастерья. Мне благородно уступили самое удачное место рядом с мастером, откуда удобнее всего было наблюдать за его (и моей) работой. И если поначалу меня это более чем устраивало, то с появлением Сергея ситуация резко изменилась.

Люди, гомонившие и обсуждавшие процесс на ядреной смеси двух языков, замолкали один за другим и застывали. Должно быть, Сергей не поленился озвучить приказ о недопустимости контактов с пленницей и им — или же все дружно вспомнили, что господин Соболев попался именно на неуважительном обращении с дамой, и теперь прикидывали, можно ли отнести их жесты и слова к категории невежливых. Статистика, если задуматься, удручала.

Кроме того, внимание Сергея, несомненно, привлек и тот факт, что сидели мы в коридоре. Моя ячейка просто не могла вместить всех желающих понаблюдать за мастером и леди, решившей научиться делать статуэтки из пластика.

Вид у Сергея был как у разящего ангела господня, случайно обнаружившего, что в храме его проводится разгульный ведьминский шабаш. Я почувствовала себя крайне неловко, но прятать стеку за спину не стала. Как и незаконченную фигурку, несмотря на то, что она была главной темой для сегодняшних острот.

Верстак смущенно кашлянул.

– Капитан… а мы тут… а мы тут, знаете…

Кто-то сбоку еле слышно прошептал фразу на русском, явно кого-то пародируя. Этого хватило, чтобы команда, позабыв о нависшей над ней угрозе капитанского гнева, дружно покатилась. Сергей с заметным усилием сжал губы, давя рвущийся наружу хохот — а я почему-то почувствовала себя так, словно у меня отобрали что-то очень важное.

– Добрый вечер, господин Родионов, — поздоровалась я. Команда тотчас затихла. За прошедшие часы они привыкли слышать от меня совершенно другой тон, отнюдь не такой ледяной и приторно-вежливый, и сейчас не могли поверить в метаморфозу. — Я позволила себе попросить господина Верстака обучить меня резьбе, раз уж у меня внезапно образовалось столько свободного времени. Надеюсь, это не проблема?

– Проблема, — возразил Сергей. — Но не ваша.

Я позволила себе нахмуриться и поднялась на ноги. Команда с шорохом и кряхтением последовала моему примеру.

– Прошу прощения, мне не хотелось бы стать причиной неприятностей для господина Верстака, — произнесла я. — Он не соглашался, но я настаивала, так что если он отнесся к какому-либо из ваших распоряжений с некоторой невнимательностью, то вина целиком и полностью лежит на моих плечах.

Кабан — тот самый пират, что принес мне обед и, в конечном счете, уговорил Верстака прийти ко мне с пластиком и стекой, — недоверчиво покосился в мою сторону, но я незаметно покачала ладонью, и он промолчал.

Сергей тоже не спешил с ответом. А вот Верстак, похоже, не собирался прятаться за моей спиной, и зловещее молчание начальства расценил как сигнал к действию.

– Капитан, леди три недели провела в одиночестве, — напомнил он, встав рядом со мной. — Снова запирать ее — не по-человечески как-то.

Сергей перевел взгляд на него, и я выдохнула, внезапно осознав, что повышенное внимание капитана иллюзорным грузом давило на плечи.

– Опилки — собрать и в утилизатор, — коротко сказал он, наконец. — Еще раз поймаю за резьбой в коридоре — неделю будешь полы драить.

Верстак угрюмо кивнул. Команда как-то незаметно, постепенно обступала меня полукругом — словно собиралась прикрыть в случае внезапной атаки. Сергей обвел их взглядом и, не меняя тона, произнес:

– Со всеми поделками — в мастерскую. — Он помолчал. Команда взирала на него с недоверием, не спеша менять позиции, и капитан, широко ухмыльнувшись, добавил: — Карлсон.

И, пока я стояла, оглушенная нервным смехом со всех сторон, развернулся и неторопливо удалился. А когда я спохватилась, что его присутствие на импровизированном мастер-классе было бы более чем выгодно для моих разведывательных целей, и подалась было следом, на плечо мне легла натруженная ладонь Верстака.