Миссия Эскарины Ставо
Шрифт:
– Не трогайте его пока, миледи. Пусть остынет немного. Он так-то добрый малый, просто… вечно себе на уме.
Последнее прозвучало почему-то не с досадой, а с каким-то странным уважением и затаенной гордостью. Я осталась стоять в коридоре, не в силах справиться с подозрительным ощущением, будто Сергей знал, что я попытаюсь расположить к себе команду — и милостиво позволил это сделать.
Что ж, даже если так, глупо упускать шанс, решила я. И приняла самое деятельное участие в уборке.
Слово капитана имело пугающий вес: новая кличка прилипла
А к ночи, когда я все-таки сумела довести свою статуэтку до ума, тема новой клички уже никого не волновала. Вся команда упражнялась в остроумии, путая языки; но стоило кому-то перейти грань, как против него ополчались свои же. Я стоически терпела и юмор, и неуклюжие, но милые попытки защитить честь леди.
Статуэтка лежала на верстаке в мастерской. Грубоватая работа, в которой ясно просматривалась неопытность скульптора, — в неровных следах от стеки, в странноватой анатомии и в корне неверной композиции. Статуэтка даже стоять не могла — падала из-за неправильно подобранного центра тяжести и точек опоры; но взгляды приковывала не хуже меня самой.
Я могла сколько угодно утверждать, что это вышло случайно. По большому счету, астеры и так понимали, что человек, впервые взявший в руки стеку, не сможет сразу передать в своем творении все, что собирался. Что получится, решать будет не столько скульптор, сколько случай.
От этого всем было только веселее.
В чертах неумело вытесанного лица, в очертаниях фигуры, даже том, какую позу я пыталась изобразить, — во всем просматривалось необъяснимое, но вполне очевидное сходство с Сергеем. С момента, когда я отложила статуэтку, начался обратный отсчет до того момента, как истосковавшаяся по развлечениям команда донесет об этом самому капитану — просто чтобы посмотреть, как он отреагирует. Поскольку мне и самой было интересно, времени на оправдания я не тратила. И без того было ясно, что никакие уговоры сохранить мой первый опус в секрете не помогут.
А Сергей ухитрился испортить всем веселье, не сказав ни слова.
Он просто не пришел.
Даже общепризнанный парламентер Кабан, посланный за главным действующим лицом, вернулся ни с чем. Капитан оказался занят — и вот это известие заставило мою сегодняшнюю компанию вспомнить, что развлечения развлечениями, а работу вообще-то никто не отменял.
– Что, снова третий шлюз? — неуверенно уточнил новоиспеченный Карлсон и начал выбираться из-за верстака, еще даже не услышав ответ.
– Не, Моранг, — отозвался Кабан.
Имя моего бывшего жениха он произнес со странной для пирата брезгливостью и затаенным страхом, и этого хватило, чтобы все эти люди, беседовавшие и смеявшиеся со мной все последние часы, радовавшиеся моим успехам, словно я была их родной дочерью, — мигом вспомнили, кто я и зачем я здесь.
– Он здесь? — напряженно уточнила я, загривком ощутив, как растет пустое пространство вокруг меня.
– Не, — повторил Кабан. — Капитан с ним переговоры ведет.
Я оказалась на ногах раньше, чем Карлсон.
– Я хотела бы присутствовать.
Но
они только отводили взгляды. С таким трудом налаженный контакт оборвался, как ниточка паутинки. Астеры вспомнили об отложенных делах, и я была вынуждена вернуться в свою каюту.Дверь услужливо прикрыли за моей спиной. Герметизировать и запирать не стали: куда мне бежать с астероида?
Я села на койку, выровняла дыхание и прикрыла глаза.
Видеонаблюдение. Помнить о видеонаблюдении. Сергей уже продемонстрировал, что оно может превратиться в мощное оружие по завоеванию если не сердец, то, по крайней мере, голосов на всеобщем собрании. Если так уж хочется рвать и метать, этим можно заняться мысленно. Если кто-то сейчас вспомнит о камерах, он должен увидеть леди.
Когда внутри леди извергается вулкан, снаружи наступает ледниковый период.
Особенно если в рукаве у леди спрятана тонкая самодельная стека.
Если верить наручным часам, время близилось к условным четырем часам утра. Если верить внутренним ощущениям, прошла вечность.
Охранник все-таки задремал, обманутый тишиной в ячейке. Коридор был пуст. Я вышла, одернула комбинезон и спокойным шагом направилась к ремонтному доку, не забывая осматриваться.
Большая часть личных ячеек была занята. Одна из дверей оказалась приоткрыта, и я старательно обошла узкую полоску света, прислушиваясь; но из каюты доносился только приглушенный храп.
Общий санитарный отсек в конце коридора пустовал. На кухоньке, где Сергей угощал меня кофе, никого не было, и я остановилась.
Не может быть, чтобы пираты не назначали дежурных. Кроме того, если уж в жилой ячейке были камеры, то с чего бы оставлять без наблюдения коридоры? Особенно — тот, по которому может сбежать пленница?
Я выглянула в ремонтный док. «Норденшельд» мягко сиял габаритными огнями. Самодельные станки неровным строем сгрудились у дальней стены. Ни души. Неиспользуемый док не вентилировали, и тишина казалась оглушительной.
Я прикусила губу. Украденная стека холодила кожу под комбинезоном.
А потом я развернулась и нахально щелкнула кнопкой кофемашины. Почуяв чужую руку, она бунтарски булькнула, отказываясь угощать пленницу без ведома хозяев, и я мстительно хлопнула ее по боку.
– Не так. Удар сверху и в диагональ. Цельтесь вон в ту крышку, под ней реле.
Я четко выполнила инструкции, добившись безоговорочной капитуляции кофемашины, и только потом обернулась.
– Почему вы не попытались сбежать? — полюбопытствовал Сергей, усаживаясь за столик.
– Потому что вы убрали всех с моего пути, надеясь, что я открою корабль, — честно ответила я и подставила под кофемашину вторую чашку, ни о чем не спрашивая. — А еще потому, что вы ни разу за весь день не поинтересовались, чем я занята.
– Если вы о той кошмарной статуэтке, то Кабан расписал ее во всех подробностях, — не преминул сообщить Сергей.
В качестве награды за честность я вручила ему первый кофе, куда, кажется, капнуло что-то из самой машины, минуя форсунки.
– И вы не захотели на нее взглянуть? Бросьте. Просто в мастерской тоже есть камеры. Вы уже все видели.