Миссия: соблазнить ректора
Шрифт:
— Воодушевите нас на ударный труд, милая Ари. Тем более, что ваш предыдущий опыт, как говорят, должен всячески способствовать…
Рядом остановилось ещё несколько студиозусов, не без удовольствия прислушивающихся к нашему диалогу.
— А если корнепалты закончатся, а желание трудиться останется, можем предложить адекватную замену! — захохотал рыхлый брюнет, почёсывая нос-картофелину. — У нас такого добра в избытке, лада Ари! Только скажите, угостим на любой вкус и цвет, длину и толщину!
Я выдохнула. На миг показалось, что я снова в своей старой Высшей школе и вокруг меня — угодливая свита сестрицы Элейн, упражняющаяся в остроумии на
Вот только отныне я не Котари. Нет её больше. Котари осталась в холодной тюремной камере, смиренно ожидая смертного приговора. Есть только Ари Эрой, бойкая девчонка из низов, которая пробивалась в жизни, как могла. И никаких пошлые взгляды, никакие ехидные и обидные комментарии, никакие намёки не могли смутить Ари, саму выбирающую себе дорогу в жизни.
Я ухватила брошенный мне корнеплод, оглядела его. Поднялась и подошла, прямо босиком по земле, к похабно ухмыляющимся парням.
— Какой необыкновенный интерес к корнепалтам, — фыркнула я, оглядывая всех пятерых по очереди. — Какая настораживающая осведомленность относительно параметров и качества всех остальных вариантов… Так значит, готовы предоставить замену? И так уверены в её достойном качестве?
— В любое время! — расплылся в улыбке доселе молчавший плечистый парень с орлиным носом. — Мы, так сказать, уверены в качестве наших корнеплодов. Надеемся, что ваши ловкие и заботливые пальчики будут к ним милосердны и старательны…
— И в отличие от корнепалтов, наши ещё и вкусные! — добавил блондин, и все захохотали, брызгая слюной в восторге от собственного остроумия.
Если бы я владела боевыми искусствами или стихийной магией на должном уровне… если бы я умела драться, материализовывать свой ментальный импульс или что-нибудь такое… Но в моём распоряжении был только проклятый Магический минимум и скромная способность открывать закрытые замки. Ни одного друга, кроме нерешительно застывшей Шаэль, которая не выступит против столь вожделенных мальчиков, — и очень много злости.
А злость, как известно, нередко придаёт силы.
— У меня весьма специфические вкусовые предпочтения, — сообщила я и откусила от корнепалта весьма существенный кусок. На вкус он оказался премерзкий, кислый с горчинкой, но я заставила себя прожевать, не моргнув глазом, проглотить и даже слизнуть выступивший на губах сок. Дёсны и язык моментально защипало. Но я всё же смогла сосредоточиться. Мешковатые рабочие брюки, которые нацепили парни, были большинству из них явно велики, а пуговицы — это в некотором смысле тоже замки… Во всяком случае, я убедила в этом себя. Никогда раньше я не открывала столько «замков» одновременно, да ещё так целенаправленно и на расстоянии, но злость сыграла свою роль.
Удерживающие рабочие штаны пяти гогочущих парней пуговицы с тихим звяканьем отскочили, все сразу, и штаны как по команде свалились до колен, демонстрируя всем желающим — остальным студентам, мне, Шаэль и — о, Мрак! — подошедшим Ванде и верладе Алазии — разнокалиберное нижнее бельё, отнюдь не отличавшееся чистотой и изысканностью. Рот изнутри жгло всё сильнее, и исказившая мои губы презрительная гримаса была, пожалуй, скорее случайностью, чем насмешкой.
Но со стороны, наверное, это было неочевидно.
— А по мне так всё довольно скромно. Неурожайный год какой-то выдался, — сказала я, переводя взгляд с дырок на белье растерявшего всю свою браваду блондина на вышитого явно заботливой бабулей милого ослика на панталонах рыжего. Парни очнулись и стали спешно подтягивать
штаны, а я повернулась к Шаэль. — Неудивительно, что у твоих однокурсников столько фантазий о корнепалтах. Девушек-то нет.— Слушай, подстилка министерская… — начал было побагровевший брюнет, а я хмыкнула.
— Ну да, а тебе не светит. Ни министр, ни его подстилка. Остаётся тренироваться с чужими корешками. Что поделать, коли свой корешок не вырос!
— Вот что, убожества! — наконец-то вмешалась верлада Азалия, глядя на меня как-то странно. — Я тут с вами до полуночи возиться не собираюсь. Натянули штаны, вытерли слюни и за работу! А ты, — это уже мне, — идём со мной. Шевели граблями.
Глава 8
— Плюй. Полощи и плюй, кому говорю!
Я в сотый, наверное, раз прополаскивала горящий рот — и это после того, как проглотила нечто бесцветное, склизкое, желеобразное в качестве противоядия. Не в силах что-то сказать — язык и дёсны онемели так, будто я пару часов держала во рту кусок нетающего льда — я только жалобно промычала что-то неразборчивое, сплюнула и уставилась на свою то ли спасительницу, то ли мучительницу мокрыми жалобными глазами. Впрочем, мокрым было всё: лицо, шея, грудь, волосы… Кажется, первые несколько литров спасительной воды разъярённая преподавательница попросту вылила мне на голову.
— Употребить корнепалт в пищу! Убож-ж-жество! — теперь верлада хваталась за голову. — Тупая твоя голова на что-то годится, кроме как ресницами хлопать и лясы точить?! Зачем ты засунула его в рот, дура? Давно во рту ничего не бывало?! Полощи и плюй!
Наконец экзекуция закончилась, жжение, к счастью, прошло, но общее самочувствие оставляло желать лучшего. Мы с верладой находились в пустой лаборатории при той самой аудитории, где я рассчитывала постигать спагиромагию сегодня утром — а вместо этого перемазалась в земле, высушивая грязные коренья, поцапалась с озабоченными однокурсниками, принимающими меня за легкодоступную девицу, а потом проглотила кусок несъедобной, возможно, даже ядовитой дряни, и это даже не в первый день — в первые полдня!
— Вот что, убогая, — решительно провозгласила преподавательница, тоже довольно красная и взмокшая, — сегодня ты до обеда останешься тут, и только попробуй куда-нибудь деться и что-нибудь натворить, ясно?! Знаю я таких бедовых… Да и не стоило тебе так шутить с этими болезными. Мало ли.
Я угрюмо кивнула, стараясь незаметно пощупать рот изнутри на предмет язв, ожогов и волдырей.
— Но не просто так, естественно! — верлада воинственно засверкала глазами. — У меня никто не бездельничает. Будешь… да, будешь мыть лабораторную посуду. Я проверю, имей в виду. Всё, что стоит в этом стеллаже и вон в том, всё, до единой скляночки — перемыть и поставить вон в тот стеллаж. Разобьёшь — руки оторву.
— Мрак! — мявкнула я, но верлада Алазия уже удалялась, оставив меня одну в лаборатории в компании множества разноцветных пробирок, реторт, колб, тиглей и стеклянных трубочек, по большей части неизвестного мне назначения, пенящегося густого средства для мытья неприятного желто-коричневого цвета, навевавшего не самые аппетитные ассоциации, и вороха тряпок и мятых старых бумаг для вытирания чистой посуды и наведения блеска.
Я постояла, озираясь, но ничего интересного не обнаружила. Например, загадочных ампул с золотистым содержимым, благодаря которым без особых усилий можно быстро спалить ненавистное учебное заведение…