Миссия: соблазнить ректора

Сосед так вообще спал крепким сном. Я посмотрела на него с неожиданно сестринским участием, испытав огромное желание заботливо подоткнуть одеяло, спеть колыбельную и даже поцеловать в лоб. От этого жеста меня удержало только воображение — нетрудно было представить, с каким воплем шарахнется от «проклятущей приставучей бабы» Юс, если внезапно проснётся.

Нет уж, пусть мирно спит себе, нецелованный.

Я мрачно оглядела гору чемоданов — для эксцентричной «министерской подстилки» брать меньше было бы просто несолидно, но куда мне эти тряпки, если здесь есть форма? Подошла к самому первому саквояжу и достала заветную каменную шкатулку.

Единственное, что, уезжая в ЗАЗЯЗ, я захватила из прежней жизни. Эстей, разумеется, никуда меня не выпустил, но снисходительно согласился забрать требуемое, не углядев в этом угрозы для своего коварного плана. И вот теперь эту частичку себя-прошлой я собиралась привнести в безумное существование здесь. Чтобы хоть иногда вспоминать о хорошей девочке Котари Тэйл, бегущей от перерезанного палачом горла или тюремной камеры и спотыкающейся на каждом шаге.

А ведь и поставить-то некуда… Я посмотрела на книжный шкаф, ещё утром заставленный книгами от и до — и чуть не ахнула. Теперь ровно три полки из шести оказались свободными.

Я снова покосилась на Юса, не без признательности. А парень полон сюрпризов…

Осторожно подошла к пустым полкам — он даже пыль там вытер! Отчего-то этот жест растрогал едва ли не до слёз. Но плакать я не стала. Открыла шкатулку и принялась бережно расставлять крошечные фигурки хрюшек: металлические, фарфоровые, глиняные, стеклянные… Самая первая коллекционная свинка — янтарная. Любимая фигурка из розового оникса. Моя маленькая коллекция, бережно хранимая и собираемая с самого детства. Первого поросёнка мне подарил дядя, второго я выпросила у родителей, а потом мне дарили их все, кому не лень. Полюбовавшись и заранее ухмыльнувшись при мысли о тех комментариях, которые утром не преминет отпустить Юс, я легла в постель и несколько мгновений смотрела в потолок, слушая сопение соседа.

А потом уснула. И во сне ректор Лестарис пришёл в нашу комнату и, несмотря на мои возмущенные выкрики и протесты, превратил каждую хрюшку в золотую, издевательски хохоча.

Глава 11

Прошло несколько дней — жизнь входила в колею, но ближе к ректору Лестарису я не стала. Даже наоборот: при взгляде на меня его красивое лицо едва заметно презрительно кривилось. Вероятно, не будь нашего общего маленького секрета, он бы и высказывался в мой адрес, но сейчас хотя бы находил в себе силы сдерживаться. И всё бы ничего, не получи я весточку от Эстея.

— Это тебе, — буркнул как-то Юс, протянув мне тонкий конверт с моим именем: три буквы безликим размашистым почерком. Не ожидая ничего хорошего, я отошла к своей кровати и вскрыла послание. Несколько секунд смотрела на беглый, но умелый рисунок решётки, видимо, тюремной, а потом решительно смяла бумажный лист в кулаке.

Да помню я, помню! И не питала иллюзий, будто Эстей не сможет достать меня в ЗАЗЯЗ. Но пока что единственная продуктивная мысль касательно соблазнения ректора, пришедшая мне в голову, была о жестком ударе по голове или снотворном, потому что по доброй воле ректор в мои объятия совершенно точно не упадёт. Ну почему столь нужный Эстею артефакт находится не у верлада Кертона?!

Ох, верлад Кертон…

С ним тоже было непросто.

На «индивидуальные консультации» он, очевидно, прислушиваясь к мнению непосредственного начальника, меня больше не приглашал, но не упускал случая как-то продемонстрировать собственную заинтересованность, улыбался, заглядывал в глаза и говорил со мной каким-то особенно мягким и глубоким тоном. А однажды я задержалась в аудитории, дописывая очередной конспект, и он наблюдал за мной, стоя в дверях. Я подошла — но верлад и не подумал подвинуться и дать мне пройти.

— У вас ко мне… какой-то вопрос? — неловко спросила я.

— У меня к вам тонны вопросов, но, боюсь, вам пора на обед, милая Ари.

Столь неформальное обращение нервировало. Зачем это всё?! Демонстрируй преподаватель исключительно дружелюбие и сочувствие, я бы даже рискнула обратиться к нему за помощью по поводу ректора — может же он знать, какое женское поведение тому нравится?

Но обращаться с подобным вопросом к мужчине, который сам не сводит с тебя глаз…

— Можно мне пройти?

— Конечно. Проходите, вы свободны.

Но при этом верлад Кертон продолжал стоять.

— Подвиньтесь, пожалуйста, — пробурчала я, чувствуя себя полной дурой. Несколько секунд он медлил, а потом отошёл, отодвинулся, но когда я сделала шаг вперёд, то почувствовала мимолётное обжигающее прикосновение к бедру. И почти что выбежала, искренне надеясь, что лицо у меня без красных пятен, в глубине души уверенная, что всем и каждому очевидно, что ко мне беззастенчиво подкатывает преподаватель, а я… а я не знаю, что с этим делать, и в итоге не делаю ничего.

Неочевидной ситуация оставалась, пожалуй, только для Шаэль. Не сводящая с Кертона влюбленного взгляда девушка принимала на свой счёт любой его жест, вдох и выдох. Среди всех лиц мужского пола, задействованных в ЗАЗЯЗ, вызывающих интерес любвеобильной пышечки, Кертон находился на самой вершине: привлекательный, уверенный в себе, недоступный. Что Шаэль только не делала! Красила лицо, как вдохновенный художник, в три слоя, хотя не только верлада Алазия, но и верлад Зортег — преподаватель по зельям, и верлад Жофрин — специалист по заклятиям, иначе говоря, бесконтактному магическому воздействию — раз за разом требовали с девушки «смыть боевой раскрас». Она распарывала и перешивала скромные академические платья так, что зона декольте становилась доступна обзору любому желающему. Яростно осветляла волосы и накручивала кудряшки. Пыталась даже в обморок на руки Кертону свалиться — но тот с необычайной сноровкой подставил стул и даже не крякнул, когда этим стулом ловил своё персональное несчастье…

В каком-то смысле у нас с Шаэль была одна общая проблема — эта мысль доставила мне поначалу несколько весёлых минут, вот только в случае неудачи подругу в худшем случае ждала одинокая старость, тогда как для меня эта самая старость в компании пары котов или канареек была бы подарком. И обе мы — неустанно прилагающая усилия она и почти плывущая по течению я — ничего не могли добиться!

Сидя на самой дальней от преподавательского стола парте — это был не мой выбор, а верлада Лестариса — я смотрела, как он ловко движется от стола до огромной графитной доски с куском мела в руках — и ничегошеньки не видела из-за внезапно набежавших слёз. Что я скажу Эстею? Нарисую ему знак вопроса, две разведённые руки, распятого на столбе ректора, отдавшего ключ исключительно под кровавыми пытками?

После занятия я попыталась сбежать: уже лучше прореветься как следует в одиночестве.

— Лада Эрой, вы куда? — вопросил объект моих тяжких дум недоумевающим тоном, в котором, как золотой песок в песке обыкновенном, была растворена щепотка иронии. — У вас по плану индивидуальная самостоятельная работа. Как вы собираетесь досдавать академическую разницу и когда? Через пару десятилетий?

— Может быть, есть другие варианты? — уныло спросила я, снова вспомнив про изображение решётки.