Миссия: соблазнить ректора
Шрифт:
— Что вы имеете в виду?
Я шагнула к нему ближе, ещё ближе — почти вплотную. Положила руки ему на плечи, чувствуя, как всё внутри замирает, скручивается узлами — от стыда, конечно же.
Но не только.
— Насчёт досдачи разницы — могут быть более интересные варианты решения вопроса. Для нас обоих. Более интересные… и приятные.
Он был выше меня почти на полголовы, и я считала секунды, после которых он меня оттолкнёт — в прошлый раз их было около трёх.
Сейчас я успела досчитать до пяти.
— А как же ваша якобы тяга к знаниям?
— Мне интересна живая практика, а не «история алхимагии», «философская проблематика
— Рад, что вы хотя бы заглянули в выданный вам учебный план и произносите такие длинные сложные слова без запинки. Интересно, а ваш покровитель знает, за какую ветреную девицу он платит?
— Мой покровитель может себе позволить оплатить любую девицу. А вот у вас явно с этим проблемы, так ещё и от бесплатной отказываетесь.
Я убрала руки, напоследок не без досады царапнув ногтями по жёсткой плотной ткани. Это не унижение, а попытка выжить — осталось повторять, как молитву светлым богам.
— У меня к вам есть встречное предложение, лада Эрой. Поскольку моральными принципами вы явно не отягчены и ради облегчения собственных трудностей готовы буквально на всё…
— Я готова! — отчаянно сказала я и снова потянулась к нему, скользнула ладонями под пиджак, почти обхватывая за талию. — Где…
— Да уберите же руки, маленькое испорченное создание! — он смотрел на меня, сощурившись, но отчего-то без ожидаемой брезгливости, а потом внезапно спросил. — Как вы к этому пришли? Вы голодали? Вы… подверглись насилию?
— Как бы ни хотелось свалить вину на других, но — нет. Просто хотела жить лучше, чем жила, — ответила я, опустив руки и обхватывая теперь себя за плечи. Врать не хотелось. — Наверное, можно было пойти другим путём, но учёба всегда неважно мне давалась. Отец работал, а когда оставался дома — пил. Мать трудилась уборщицей в ночном клубе «Лазурия», после школы я шла туда и помогала ей, а ещё — смотрела, как разминаются и репетируют девушки из кордебалета. Потом стала повторять — это было несложно, и мне нравилось. Как-то раз меня заметил хозяин клуба. Он предложил мне у них работать, когда мне было пятнадцать. Заработная плата была больше зарплаты родителей вместе взятых, правда… было одно маленькое условие, обязательное для каждой девушки «Лазурии».
— Ну, естественно, — как-то зло отозвался Миар, к моему изумлению, не перебивший меня ни после первого предложения, ни после третьего. — А ваша мать… ни о чем не предупредила вас? Не запретила?
— Она и передала мне крайне ценное предложение верлада Коула. Сказала, что никому бы не пожелала мирной и благочестивой семейной жизни — как у неё. Что в гробу она эту жизнь видала, и если бы у неё был выбор, возможность вернуться в прошлое, она пошла бы танцовщицей в «Лазурию», пусть этот путь лежал бы через постель верлада Коула, чем уборщицей — через законную супружескую постель.
— И вы согласились?
— Не сразу, но — да. Довольно скоро я встретила Сурема, и смогла оставить танцы. А теперь у меня отличные вещи и благодарность за прекрасно проведённое время, материальная и ощутимая, моя мать больше не гнёт спину в «Лазурии», а то, что пьёт отец, убьёт его через десять лет, а не через два. Я должна пожалеть, что согласилась?
— Как будто в жизни есть только два пути!
— Я видела только два. А ваши родители были счастливы в браке? Смею предположить, что нет, иначе вы давно бы пошли по их стопам.
—
А вот это не ваше дело, — ректор словно очнулся от забытья.— Разумеется, но хотелось бы понять, почему вы отказываетесь от совместного приятного… досуга. Я не шлюха, верлад Лестарис, и мне хотелось бы хоть раз выбрать мужчину самой. Вы мне нравитесь. А если это можно совместить с чем-то полезным, например, избежать дурацких пересдач…
— Мне не нужна любовница-студентка, лада Эрой. Глупенькая самонадеянная девочка, наивно полагающая, что её свежее тело долго будет в цене. Ваш жизненный выбор хорош в краткосрочной перспективе, вы дальше носа своего не видите, а там — неизбежное увядание, череда омерзительных потных и рыхлых тел богатеев, относящихся к вам, как к дорогому, но потёртому портсигару, который не жалко передарить. И, представьте себе, я тоже предпочитаю выбирать женщин самостоятельно. Давайте закроем эту тему. Тем не менее, у меня есть к вам предложение.
— Какое? — сказала я, голос казался деревянным, но к счастью я смогла отстраниться от эмоций. К чему вообще переживать? Я вру, а он… он прав. Находясь на его месте, я сказала бы то же самое.
— В кражах из хранилища, очевидно, задействован кто-то из студентов. Ключ… — на этом месте я вздрогнула, но всё-таки смолчала, постаравшись себя не выдать: маловероятно, чтобы пресловутым артефактом был какой-то ключ от академического хранилища! — Ключ имеется лишь у троих преподавателей, все остальные могут проходить в хранилище только в нашем присутствии. Так уж вышло, что вы — единственная, кто вне подозрений, ввиду вашего позднего появления в Академии. И вы оказались в курсе ситуации.
— Спасибо, что хотя бы вне подозрений, — буркнула я. — И в чем же заключается ваше ценнейшее предложение?
— Попробуйте выяснить, кто это.
Я поморгала.
— В смысле?
— Дайхр, я верю, что даже школьная программа давалась вам с трудом! Слушайте сплетни и слухи, вступайте в разговоры, своим молодёжь доверяет куда больше. Попробуйте выяснить, кто причастен к кражам.
— Вы предлагаете мне… шпионить?
— Я предлагаю вам помочь в выяснении истины. Ну, что вы так закатили глаза? Бросьте, эвфемизмы вам прекрасно известны, иначе вы не называли бы попытку раздвинуть ноги за оценку «приятно проведённым временем».
— Верлад Лестарис…
Меня душила совершенно неоправданная злость. Он прав! Разве можно было как-то иначе ко мне относиться после всего, что я делала?
— Да, лада Эрой?
Как жаль, что нельзя сейчас опереться ладонями о колени и сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. Не поймёт меня верлад ректор.
— Я сдам ваши теоретические предметы самостоятельно, мне не нужны ваши должностные преступления в виде формальных зачётов. Но… но вашу просьбу я тоже выполню. Я попробую разузнать что-то о кражах, очень осторожно, разумеется. В обмен на поцелуй.
— Что? — только и спросил он.
— У вас возрастное падение слуха? Лечитесь. И не читайте нравоучений. В старости, когда я стану увядшей и немощной, когда я пожалею о том, что моя жизнь пошла таким путём, мне останутся только воспоминания. В череде несвежих мужских тел, потных и рыхлых, я буду вспоминать вас. Это приятное воспоминание скрасит одинокое угасание несчастной оступившейся женщины, мечтавшей в юности о новых платьях и возможности освободить от тяжёлой работы свою мать.
Миар разглядывал меня, точно редкий минерал с непонятными ему свойствами.