Мистер Пип

Глава пятнадцатая

Мистер Уоттс начал с того, что поблагодарил нас за то, что мы пришли. Он был не уверен, что придет сам. Миссис Уоттс была очень больна. Но вот он здесь, и мы здесь, совсем как в старые добрые времена, как он бы выразился. Однако, то, что мы потеряли, и то, что забрали у мистера Уоттса и его жены, встало между нами, хоть и не в значительных, но заметных мелочах. Теперь мы предпочитали отводить глаза в сторону, а не встречаться взглядом с мистером Уоттсом. И он в задумчивости не отрывал глаз от дальних углов комнаты. Мы тайком подсматривали за его руками. Мы приготовились выслушать любую трагическую речь — просто следовать за его голосом.

— Все мы потеряли наше имущество, а многие из нас и дома, — сказал он. — Но эти потери, какими ужасными бы они не казались, напоминают нам о том, чего ни у кого нельзя отнять. Это наш разум и наши фантазии.

Дэниел поднял руку.

— Да, Дэниел?

— Где наши фантазии?

— Там, Дэниел.

Мы все повернулись посмотреть, на что мистер Уоттс указывает за дверью.

— Здесь.

Мы мотнули головами назад, чтобы увидеть, как он легко постукивает себя по макушке.

— Закрой глаза, — сказал он Дэниелу, — и тем голосом, который можешь слышать только ты, произнеси свое имя. Скажи его только себе.

Я перешла на вторую парту за Дэниелом, так что могла видеть, как шевелились его щеки, когда он произносил свое имя.

— У тебя получилось, Дэниел?

— Да, мистер Уоттс, получилось.

— Давайте попробуем все вместе, — сказал мистер Уоттс.

— Закройте глаза и беззвучно произнесите свое имя.

Звучание моего имени позволило мне заглянуть далеко вглубь моего сознания. Мне уже было известно, что слова могут открыть для меня новый мир, но я еще не знала, что властью всего одного слова, произнесенного про себя, я могу оказаться в комнате, о которой больше никто не знает. Матильда. Матильда. Матильда. Я повторяла это снова и снова. Я произносила его на все лады, играя со словом то так, то эдак, и одновременно расширяя границы комнаты. Ма тиль да.

— И еще, — сказал мистер Уоттс, — никто за всю вашу короткую жизнь не обладал тем же голосом, которым вы произнесли свое имя. Он ваш. Ваш особый дар, который никто не в силах у вас отобрать. При его помощи наш друг и коллега мистер Диккенс и создавал свои истории.

Мистер Уоттс остановился посмотреть на нас, проверяя, не излагает ли он все слишком быстро, и поняли ли мы то, что он сказал.

Я кивнула в ответ и мистер Уоттс продолжил.

— Когда в 1860 г. мистер Дикккенс сел писать «Большие надежды», первое, что он сделал, это освободил место для голоса Пипа. Мы сделали то же самое. Мы нашли в себе то место, где наш голос звучит чисто и свободно. Мистер Диккенс закрыл глаза и подождал, пока не услышал первую строчку.

Мистер Уоттс зажмурился, и мы ждали. Наверное, он подумал, что может нас таким образом испытать, потому что он резко распахнул ресницы и спросил, помнит ли кто-то из нас первую строчку. Никто не помнил. И он вспомнил для нас. И когда он зажмурился во второй раз, то прочитал на память строку, которая сейчас для меня значит не меньше, чем собственное имя. Я унесу с собой в могилу слова, которые мистер Уоттс прочитал нам, детям:

«Фамилия моего отца была Пиррип, мне дали при крещении имя Филип, а так как из того и другого мой младенческий язык не мог слепить ничего более внятного, чем Пип, то я называл себя Пипом, а потом и все меня стали так называть». [2]

В другое время все эти разговоры о голосах и комнатах могли сбить нас с толку. Но потеря наших домов помогла нам понять, что они хранили в безопасности нечто большее, чем наши вещи, они охраняли наши сущности, которые никто не мог видеть, пока лежали на спальных циновках. Теперь мистер Уоттс дал нам другое место, где можно было остаться наедине с собой. Теперь следовало обустроить его.

2

(пер. М. Лорие)

В конце мистер Уоттс дал нам специальное задание. Мы должны были восстановить «Большие надежды».

Некоторые из нас не были уверены, что мистер Уоттс понимает под словом «восстановить». Это стало ясно благодаря вопросу Дэниела — мы не были уверены, что поняли правильно. «Большие надежды» погибли в огне, и их нельзя было восстановить из пепла. Разумеется, мистер Уоттс имел в виду нечто другое.

— Давайте посмотрим, сможем ли мы их вспомнить, — сказал он.

И мы это и делали, не только в течении этого часа, а на протяжении многих недель, даже месяцев. После того, как мой календарь и карандаш погибли в огне, я уже не отмечала ход времени. Один день переходил в другой.

Мистер Уоттс сказал нам вспоминать то, что придет в голову. Мы не должны были вспоминать историю в каком-либо порядке и даже не обязательно именно то, что там в действительности происходило, а то, как нам это запомнилось.

— Вы не всегда сможете вспомнить, когда это будет нужно, — предупредил он. — Воспоминание может прийти к вам посреди ночи. В таком случае запомните фрагмент до нашей встречи в классе. Здесь вы сможете поделиться им с нами, и добавить к остальным. Когда мы соберем их все, мы будем знать всю историю. Она будет как новенькая.

Мы уже делали нечто подобное раньше. В прошлом, когда у нас еще были сети и удочки, мы делили улов на пляже. Теперь мы должны были проделать это с «Большими надеждами». В тот день в классе нам не удалось много вспомнить. Было сложно сконцентрироваться.

Так просто было глянуть за дверь и увидеть идущего цыпленка, или вдруг заметить новые белые волоски в бороде мистера Уоттса. Подобные вещи могут полностью завладеть вами. Все, о чем вы вдруг способны думать, это о вкусе цыпленка или о том, что мистер Уоттс стареет как-то очень быстро.

Когда я начала собирать фрагменты «Больших надежд», то приходилось лишь удивляться тому, когда и где я их находила. Чаще всего это происходило ночью, когда мне нужно было сбежать в другой мир, но иногда воспоминания приходили в самые неожиданные моменты. Я могла глядеть на море, ни о чем особенно не думая, и вдруг обнаруживала, что иду рядом с Пипом в Сэтис Хаус с его паутиной, мраком и желанием смотреть лишь в прошлое.

Я вспомнила, что чувствовала, как пыталась защитить Пипа. Мне не нравилось то, как Эстелла с ним разговаривала, и то, как Сара Покет дразнила его сплетнями. Я никогда не могла понять, почему Пип позволил им так издеваться над собой и ни разу не дал отпор.

Итак. У меня было два фрагмента. Первый — решение мисс Хэвишем остановить часы — я рассказала в классе. Я так боялась, что забуду его, что не позволяла себе ни с кем заговаривать. Я отворачивалась от других детей, не желая рисковать своим фрагментом, давая место другим мыслям и разговорам. Я спрятала фрагмент в маленькой комнатке, как нам велел мистер Уоттс. И закрыла дверь. Но я не знала, насколько надежна эта дверь, и что случится, если на меня обрушатся голоса других людей.