Мистер Пип
Шрифт:
— Не поможешь, Матильда? Книга на столе.
Я не двинулась с места, пока офицер не кивнул мне. Я думала, что он пошлет со мной солдата, но он этого не сделал. Один солдат, обнимающий винтовку, повернулся и смотрел, как я побежала в школу. Все то короткое расстояние, что я бежала, у меня не выходили из головы его налитые кровью глаза и дуло его винтовки. Я знала, что мне нужно сделать. Мне нужно было выполнить задачу так быстро, насколько это вообще было возможно.
Я вбежала в класс и остановилась. «Больших надежд» не было на столе мистера Уоттса. Я прошлась в проходах между партами. Посмотрела на партах. Нагнулась, чтобы глянуть, не упала ли книга на пол. Я посмотрела на потолок. Семейство бледных гекконов замерло неподвижно
Теперь я понимала тот страх, который испытал Пип, когда Мэгвич угрожал вырвать его сердце и печень, если он не вернется утром с едой и пилой. Я чувствовала, будто мрак, который опустился на наши жизни, выбрал меня. Выйдя из школы, я увидела всю деревню, солдат, офицера и мистера Уоттса. Я чуть не оговорилась и не назвала его мистером Уоттсом.
— Книги там нет, сэр, — сказала я.
Если бы мистеру Уоттсу довелось выказать свой страх, то это был тот самый момент.
— Ты уверена, Матильда?
— Ее нет на столе, сэр.
Мистер Уоттс выглядел слегка удивленным. Он смотрел в сторону деревьев, обдумывая, где же могла быть книга.
Офицер сердито посмотрел на меня.
— Нет книги?
— Книга есть, сэр, но я не могу ее найти.
— Нет, вы мне соврали. Нет никакой книги.
Офицер приказал своим людям обыскать каждый дом. Мистер Уоттс попытался что-то сказать, но краснокожий быстро прервал его. Он ткнул пальцем в грудь мистера Уоттса.
— Нет! Ты останешься здесь. Все вы останетесь здесь.
Он выбрал двух солдат, чтобы те приглядывали за нами, наставив на нас оружие, а сам пошел со своими солдатами искать Пипа.
Мы смотрели, как они заходят в дома. Мы слышали, как они ломают наши вещи. Она начали выбрасывать наши пожитки из домов. Наши спальные циновки. Нашу одежду. Ту малость, что у нас была. Они сложили все в большую кучу. Когда они закончили, офицер приказал двум солдатам не спускать с нас глаз. Они должны были пригнать нас к куче. На лице офицера появилось новое зловещее выражение. Прежняя ярость улетучилась. Ее место занял холодный и расчетливый взгляд. Так и или иначе, но последнее слово останется за ним. Он заставит нас заплатить за отказ сотрудничать. Как только мы снова собрались в группу (и наша группа включала мистера Уоттса и Грейс), он зажег спичку. Он поднял ее, чтобы мы все видели.
— Я дам вам еще один шанс. Приведите мне этого человека, Пипа, или я сожгу ваши вещи.
Никто из нас не произнес и слова. Мы смотрели на землю. В тот момент я услышала, как мистер Уоттс прокашлялся. Я знала, что это означало, как знали и другие. Когда мы подняли глаза, мистер Уоттс подходил к офицеру.
— Позвольте объяснить, сэр. Человек, которого вы ищете, выдуман. Это придуманный персонаж. Он из романа… — и тут он привычно продолжил бы «… написанный величайшим английским писателем девятнадцатого столетия, имя которого — Чарльз Диккенс». Но потом он сообразил (и я видела это по его лицу), и как раз вовремя, что Дэниэл уже назвал его мистером Диккенсом. Он назвался этим именем, чтобы защитить Дэниэла. Он сделает только хуже, если признается теперь, что он — не мистер Диккенс.
В первый раз мистер Уоттс выглядел взволнованным. Что он мог сказать, чтобы краснокожий офицер понял? Правда выставит офицера дураком перед его же людьми. Все возможные стороны этой проблемы отражались на лице мистера Уоттса. И теперь краснокожий принял колебания мистера Уоттса за отсутствие убедительности.
— Почему я должен тебе верить? Ты просил меня поверить, что этот человек из книги. Когда я захотел увидеть книгу, книги не оказалось.
Это мистер Уоттс мог объяснить, но когда он открыл рот, чтобы ответить, офицер поднял руку, чтобы он замолчал.
— Нет. Ты будешь говорить, когда я скажу. Мне больше не интересно твое вранье.
Он
повернулся к нам.— Вы скрываете человека по имени Пип. Я даю вам последний шанс выдать его. Если вы этого не сделаете, я буду подозревать вас в укрывании повстанца. Это ваш последний шанс. А теперь, приведите этого человека.
Мы бы выдали Пипа, если бы могли, но мы не могли выдать то, чего у нас не было — по крайней мере, в том смысле, каком ожидал офицер.
Он зажег вторую спичку и поднял, чтобы мы видели. В этот раз никто не смотрел на землю. Мы смотрели, как пламя подбирается к его пальцам. Дэниэл увидел в куче что-то свое. Он, как ни в чем не бывало, стал подходить к куче. Он хотел достать пластмассовый мяч, словно кто-то совершил глупую ошибку, бросив его туда. Об этом он думал, когда солдат перегородил ему дорогу винтовкой и заставил вернуться в строй. Я посмотрела на маму. Она притворилась, что у нее в руке заноза. Она смотрела на руку и что-то бормотала. Она наклонила голову, поднесла запястье к лицу, и стала изучать рану, видимую только ей одной.
Офицер выкрикнул приказ. Двое солдат вылили керосин на наши спальные циновки и одежду. Офицер зажег другую спичку и бросил ее в кучу. Пламя занялось и побежало по дорожкам горючего. Вначале огонь был слабым. Потом появился дым. Несколько секунд спустя куча была охвачена сильным огнем. Наши пожитки потрескивали и искрились, как свиной жир. Не прошло и пяти минут, как наши вещи превратились в угли. У нас осталось только то, что было на нас.
Офицер не выглядел довольным или мстительным. Он выглядел, как человек, вынужденный исполнять свои обязанности. Его плечи опустились. Он будто ушел в себя, возможно, место еще более мрачное. Все стало намного серьезнее. Каким-то торжественным голосом, который я в последний раз слышала у священника, он объявил:
— Вы — глупцы. Вам не провести меня своим враньем. Даю вам две недели подумать о вашем решении. Когда мы сюда придем снова, я ожидаю, что вы предоставите мне Пипа.
Офицер взглянул на нас еще раз, а потом пошел в сторону пляжа. Его солдаты следовали за ним, как свора собак за хозяином.
Глава тринадцатая
Мы немного постояли возле затухающих углей. Кажется, я слышала, как женщина всхлипывала, давя слезы по чему-то потерянному в огне. Отец Гилберта копался в куче палкой, пока не нашел рыболовную катушку. Он вытащил ее. Она была из пластика и частично расплавилась. В таком состоянии было большинство наших вещей. Очертания остались, но вещи были безнадежно испорчены.
От наших циновок не осталось и следа. В деревне были бездетные, поэтому они не знали о «Больших надеждах». Эти взрослые понятия не имели, кто такой Пип, и из-за чего был весь этот шум. Они предполагали, что его приняли за кого-то другого. Или что человек, разыскиваемый краснокожими живет выше по побережью. Я слышала эти сплетни, и даже некоторые самодовольные утверждения о его местонахождении. Но те, чьи дети ходили в класс мистера Уоттса, знали, кого винить в своих бедах. И к этим людям обратился мистер Уоттс, он говорил таким печальными и полным сожаления голосом, какого я никогда у него не слышала, кроме того дня, когда он читал пятьдесят шестую главу «Больших надежд», в которой Мэгвич, пойманный снова, больной и старый, лежит в тюрьме и ждет суда. Голос мистера Уоттса не оставлял сомнений в том, кого следует пожалеть.
Теперь ему предстояла невыносимая задача принять на себя ответственность за пожар и потерю жителями их пожитков. Люди все еще ворочали серые дымящиеся угли в тщетной надежде найти что-то маленькое, вроде заколки для волос, когда мистер Уоттс медленно побрел к тлеющим останкам. Это был один из тех моментов, когда объяснения не нужны, когда люди легко впадают в состояние обиженных. Мистер Уоттс не пытался отрицать свою вину. Но его извинение имело неожиданно странное начало, и позже я все размышляла, сделал он это специально, чтобы смягчить гнев, который, как он подозревал, мог обрушиться на него.