Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России

Именование членов этого кружка “рыцарями” имело чисто символическое значение и

связывалось с воспитанием в себе начал христианской этики…”<25>

С иной подготовкой и иными мыслями оказался в Ордене А.В.Уйттенховен,

продолжавший до конца следствия категорически отрицать какую-либо свою

причастность Ордену и признававший только факт личного знакомства с А.А.Карелиным,

Ю.А.Завадским, В.С.Смышляевым, А.А.Солоновичем и рядом других тамплиеров и

анархо-мистиков. Впрочем, в данном случае важно не его утверждения (которые

опровергаются содержанием его литературного творчества и тесной связью с

оставшимися в живых тамплиерами), а набросанный им самим эскиз эволюции его

интересов, приоткрывающий душевный (и духовный) мир многогранного и талантливого

человека.

А.В.Уйттенховен был блестящим художником, зарабатывавшим на жизнь в середине

20-х гг. портретами и иллюстрациями в театральных журналах Москвы, переводчиком с

нескольких языков, включая санскрит, который он начал изучать в Московском

университете, редактором военного журнала, дипломатом, поэтом… и проведя большую

часть жизни по лагерям и ссылкам, скончался убежденным мистиком в инвалидном доме

под Архангельском.

Вот, что он писал о себе 14.10.30 г.

“На повторный вопрос об эволюции моего мировоззрения могу сообщить следующее.

Интерес к вопросам философского характера возник у меня очень рано (мне было тогда

лет четырнадцать), и первым тогда был интерес к анархизму, выразившийся в чтении

Эльцбахера и Ницше. Чтение Эльцбахера (книга “Анархизм”, где излагаются разные

системы анархизма) привело меня к изучению Льва Толстого и к увлечению его

“Евангелием”, так что в течении нескольких лет (до 1915-1916 гг.) я считал себя

толстовцем. От этого периода осталась у меня склонность к вегетарианству (мяса я не ем

до сих пор, рыбу - изредка) и некоторые взгляды на искусство (например, нелюбовь к

Шекспиру). Знакомство с различными религиозными системами (через Толстого) привело

к изучению буддизма и теософии. Первое выразилось в том, что в университете я занялся

изучением санскрита, прерванное призывом меня на военную службу в мае 1916 г. В

университете же прочитал почти все книги по теософии, имевшиеся на русском языке.

Пребывание на военной службе до октября 1917 г. (когда я вернулся с юго-западного

фронта), прервало это изучение, возобновившееся отчасти осенью этого же года. В

университете я занятия не возобновлял, т.к. интересующие меня предметы (санскрит и

экспериментальная психология) не начинали читаться. В это время я нашел (по

объявлению на обложке книги) библиотеку Теософского общества, некоторое время брал

там книги и познакомился с некоторыми теософами [председателем московского

Общества Герье, библиотекарем Зелениной, Н.А.Смирновой, П.Н.Батюшковым.
– А.Н.]

Книги Р.Штейнера привели меня, в свою очередь, к антропософии, и это увлечение

97

(вытеснив теософию) продолжалось вплоть до осени 1920 г. Попав в это время за границу

(в г.Ригу в качестве секретаря военного атташе), я стал знакомиться с последними

работами Штейнера в области социального учения. Эти работы показались мне настолько

наивными <…>, что и к прочим учениям антропософии я стал относиться гораздо более

критически. Процесс постепенного расхождения с антропософией продолжался до 1922 г.

и закончился прочтением [в Антропософском обществе.
– А.Н.] доклада “Очередная

утопия”, после которого всякие связи с антропософией были прерваны…”<26>

Остается неизвестным, когда и каким образом А.В.Уйттенховен познакомился с

А.А.Карелиным, но можно думать, что это произошло в 1922 или, самое позднее, в 1923

г., когда он учился во ВХУТЕМАСе и был связан с московскими театрами, - через

В.С.Смышляева, Ю.А.Завадского или даже М.А.Чехова. Причину можно угадать: все тот

же интерес к тамплиерским легендам и тайнам Ордена тамплиеров, как вообще ко всем

“древним тайнам”, будоражившим воображение в те годы в связи с открытиями сокровищ

древних цивилизаций и, конечно же, первоочередной сенсации - гробницы Тутанхамона.

Этим “интересом к древним легендам” объясняли свое вступление в Орден А.С.Поль, а

знакомство с Карелиным - Ю.А.Завадский и П.А.Аренский, до которого рука ОГПУ-

НКВД дотянулась только в мае 1937 г., когда был продолжен “отлов интеллигенции” по

именам, упоминавшимся в делах, проходивших “инвентаризацию” в архивах этого

заведения, как это было и с архивно-следственным делом “Ордена Света”, получившим

свой настоящий вид только в 1936 г.<27> Стоит вспомнить, что по показаниям А.С.Поля,

Е.А.Поль, Ф.Ф.Гиршфельда, В.Ф.Шишко и, по-видимому, свидетелей, упоминаемых

только в обвинительном заключении Э.Р.Кирре по делу “Ордена Света” (А.Ф.Евстратовой

и Г.Е.Ивакинской), П.А.Аренский, Ю.А.Завадский, В.А.Завадская и В.С.Смышляев

проходят в качестве “старших рыцарей”, которые вели кружки и проводили посвящения.

Но к 1930 г. В.А.Завадская уже умерла, ее брат Ю.А.Завадский был вытащен из

Бутырской тюрьмы стараниями К.С.Станиславского и (как я полагаю) А.С.Енукидзе, а

В.С.Смышляев по каким-то причинам не тронут. Судя по пометам на характеристике,

которую дал ему на следствии А.С.Поль<28>, Смышляеву предстояло весной 1937 г.

разделить участь Аренского, но он успел умереть осенью 1936 г. от инфаркта. Аренский

же был арестован, осужден на пять лет колымских лагерей и скончался на Колыме в

декабре 1941 г. за несколько месяцев до окончания срока, что, впрочем, в той ситуации не