MMIX - Год Быка

Но что может сделать Учитель для спасения Иуды? Тем более что Иуда предопределен к тому, чтобы предать Учителя и удавиться. И эта предопределенная судьба и смерть необходима для спасения остальных. Ничего с этим сделать невозможно, кроме того, чтобы всё честно рассказать Иуде и поставить его совсем перед иным выбором, чем если бы он не знал о своей судьбе. Теперь Иуда знает, что, предавая Учителя, обрекает себя на самую горькую судьбу, «лучше бы ему и не родиться», но должен это сделать для Учителя, ради всей общины.

Иуда, поскольку он иудей и верит в предопределение, получает по вере своей и не может поступить иначе, не может не предать. Но теперь он делает это для Учителя, из любви к нему. А если бы Иисус не спас его знанием, Иуда всё равно следовал бы предопределению. На самом деле Иисус совершает чудо, спасая от гибели душу изначально пропащего человека, предопределенного иудейской судьбой совершить страшный грех предательства не только Учителя, но и пославшего его. Мне кажется, что только такая версия не противоречит остальному учению Иисуса, и выглядит намного достойнее, чем все попытки «отцов церкви» осудить Иуду, оценивая его мотивы и поступки отдельно от мотивов и поступков его Учителя. Однако и это более логичное толкование имеет смысл лишь в том случае, если предательство Иуды и его смерть действительно необходимы для спасения всех. Булгаков, вкладывая в уста Иешуа предвидение смерти Иуды, которым руководствуется Пилат, подчёркивает, что такая необходимость была.

В чём же эта необходимость заключается? Ответ нам подсказывает всё та же финальная сцена четвертого Евангелия от Иоанна. Появление любимого ученика, столь поразившее Петра, призвано напомнить ему о судьбе Иуды. Почему Петру нужно напоминать об этом? Видимо, потому что у него слишком много общего с Иудой. Пётр хотел с мечом в руке защитить Иисуса, уподобившись свите земного царя, а не апостолу, уже получившему от Учителя все знания о Царстве Небесном.

Если бы одного лишь слова, несущего знание, было достаточно для превращения учеников в учителей, иудеев в христиан, секты в церковь, тогда не нужны были бы ни Крест, ни Воскресение. Но природа человека такова, что сами по себе слова не работают: «если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю». [35] Поэтому для спасения учеников, превращения их из иудеев в христиан, нужна Мистерия! Божественный дух должен получить воплощение в земном человеке, а высшие метафизические идеи стать частью сюжета драмы, в которой участвуют все члены общины.

35

Ин. 20,25 (прим. автора)

Не только Иуда и Пётр, но и все другие члены общины несут в своём сознании, да и в душе ветхие меха иудаизма. Не только Иуда, но все ученики желали, чтобы Иисус стал царём Иудеи. На слова Учителя о предстоящем предательстве все они задались вопросом «Не я ли?». Чтобы иудейская секта умерла и воскресла в виде первой христианской общины, нужно было сначала разрушить связь между внешним и внутренним в личности всех учеников так же, как Иисус сделал это с личностью Иуды вечером в четверг. И ещё дать мифу новой религии соответствующий внешний образ, новые меха в виде мистерии христианской Пасхи. В этой новой пасхальной мистерии образ Иисуса является олицетворением внутренней, духовной стороны иудейской религии, которой должно умереть, чтобы наутро третьего дня взойти в виде ростка, соединяющего новую внешнюю сторону с обновлённым внутренним содержанием. Но чтобы обновить ветхую религию, её нужно было завершить, исполнить в новой христианской Мистерии все пророчества иудейских пророков. Это главная часть Мистерии, значение которой всем понятно.

Но нужна ещё одна часть Мистерии, связанная с образом Иуды. Иуда олицетворяет приверженность внешней стороне ветхой религии. Эта внешняя сторона должна умереть без остатка, чтобы освободить место ростку новой религии. Безвозвратная смерть Иуды и проклятие его имени необходимы, чтобы разрушить эту внешнюю рамку иудаизма в личности каждого ученика. Именно поэтому все двенадцать должны присутствовать при разговоре Иисуса с Иудой, а после при прощальном поцелуе, поскольку это важная часть Мистерии. Поэтому смерть Иуды так необходима Иешуа, иначе его собственная смерть будет бессмысленна. Ученики останутся иудеями, их внешняя идентичность сохранится, и даже после Воскресения они будут столь же двойственными иудео-христианами как остальные члены секты, не принявшие участия в ночной, сатанинской части Мистерии.

Для движения вперёд и спасения остальных достаточно и двенадцати первых христиан. Но чтобы стать рядом с Учителем, не рабом и не вечным учеником, а его другом, нужно обличить и разрушить Иуду в самом себе. Так же как Булгаков обличил Левия, чтобы не быть им. Так же как сам Иуда с помощью Учителя убил в себе образ «предателя Иуды».

Интересно, конечно, что стало с реальным Иудой? Ведь для Мистерии и для мифа нет необходимости умирать, а только исчезнуть. Достаточно было сообщения о смерти, сделанного Пилатом. На этот вопрос сможет дать ответ только тот фантастический историк, воплощение мастера. Хотя финал Евангелия от Иоанна наводит на какие-то мысли, но они уже не имеют отношения к Роману.

Наверное, кому-то покажется, что мы слишком удалились от обсуждения Романа и перешли к богословию. Но это сам Булгаков провёл параллель Иуды и Алоизия, назвал того другом мастера и подтолкнул нас к вопросу о любимом ученике. Это Булгаков вложил в уста Иешуа и Пилата двойное предвидение смерти Иуды. Может быть, нужно было уйти от этих вопросов, оставить их на усмотрение церковных схоластов? Но тогда мы не узнали бы о подлинной роли Иуды в Мистерии рождения христианства, и о необходимости тёмной, разрушительной, сатанинской стороны этой Мистерии.

Напомню ответ Воланда Левию в 29 главе: «Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом? Ты глуп».

Разве нежелание признать необходимость теневой стороны Мистерии рождения христианства не столь же глупо? Да, тогда придётся признать роль сатаны – духа разрушения, попытаться понять революционную природу этого духа и его божественный источник. Ответить, наконец, на вопрос: «Так кто же ты?». А есть и другие интересные вопросы в Романе, до которых ещё нужно докопаться. Например, почему мастер заслужил покой, а не свет? Разве сможем мы на него ответить, уклонившись от рассмотрения вопроса о тени? В том числе на примере Иуды как вечной тени Иисуса.

Ну вот, пожалуй, теперь можно закрыть ершалаимские главы, и с добытыми в них смыслами по-новому взглянуть на московскую часть Романа. Добро пожаловать снова на Патриаршие!

18. О временах

Итак, мы, похоже, обнаружили и даже частично разгадали две загадки, спрятанных под блестящей поверхностью условного исторического романа. При взгляде с авторской позиции, сквозь кристалл «романа в романе» этот тайник оказался совсем прозрачным.

В чистой воде мы обнаружили два сокровища. Первое открытие – «евангелие от Воланда» не подменяет и не отрицает канонические евангелия, а дополняет их, раскрывая необходимую теневую часть Мистерии рождения христианства. Поэтому в этой сатанинской, разрушительной части Евангелия суду и расправе над Иудой уделяется не меньше внимания, чем суду и казни Иешуа. Второе открытие: сюжет «романа в романе» имеет ещё один смысловой слой – идею повторения Страстей Христовых в историческом сюжете ХХ века, связанном с судьбой России и русского народа. Именно этот скрытый слой воздействует на современного читателя как эстетика мистерии.