Много денег из ничего

– Ну и что? Мало ли таких людей?

– Ну, не так чтобы и много – это раз. Во-вторых, депутат исчез два дня назад и никто не знает, куда он подевался. Если уж на какую-то важную встречу он не явился – стало быть, дело серьезное. А что может быть серьезнее убийства? И в-третьих, где, ты говорила, работал первый муж Ирины Соловьяненко?

– В мэрии, – подтвердила Лола.

– Ну вот, стало быть, чисто теоретически она могла быть знакома с Евгением Лисичкиным.

– Ну, не знаю… – неуверенно протянула Лола, – если принять это как гипотезу, потому что нам ничего больше не остается… Я толком ничего не выяснила. Телефон с номером, что дала нам девчонка в ветеринарной клинике, находится в квартире на Мойке, зарегистрированной на какого-то Ведерникова. Про Ирку там ни слова нету, может, она его жена?

– Сейчас узнаем, – пообещал Леня, – все выясним!

Леня набрал телефонный номер, полученный от Феклы. Для этого он использовал, конечно, не собственный квартирный телефон, а мобильник, зарегистрированный на бомжа.

После трех длинных гудков в трубке раздался щелчок, и хорошо поставленный бархатистый баритон проговорил:

– Вы позвонили в квартиру Ведерниковых. Мы сейчас, к сожалению, не можем подойти к телефону. Оставьте, пожалуйста, сообщение после длинного сигнала.

Леня отключился и снова вошел в компьютерную базу данных. Владельцем квартиры на Мойке действительно являлся Константин Максимович Ведерников. Какое отношение он имеет к Ирине Соловьяненко? Чтобы выяснить это, оставался только один способ – завтра с утра отправиться на Мойку.

Однако до этого у Лени было еще одно дело.

В половине девятого Леня подъехал к злополучному дому на улице Бутлерова. Он не стал глушить мотор, поскольку знал, что зять пенсионерки Оглоуховой, точный, как швейцарские часы, должен появиться с минуты на минуту.

Действительно, не прошло и минуты, как дверь подъезда распахнулась и на пороге появился вчерашний хмурый мужчина. Он был одет в тот же тоскливый плащ, застегнутый на все пуговицы, и выглядел так, как будто только что выпил целую бутылку уксуса.

Мужчина, ссутулившись, не поднимая от земли глаз и мелко переступая ногами, обошел по асфальтовой дорожке весь дом и свернул за угол.

Тут же он мгновенно преобразился. Настороженно оглянувшись по сторонам, он выпрямился, расправил плечи и быстрыми шагами подошел к автомобильной стоянке. Здесь он открыл дверцу скромных бежевых «Жигулей» и вырулил на проезжую часть.

Леня пристроился следом за «Жигулями», на безопасном расстоянии. Он не сомневался, что его «объект» едет в центр города, и поэтому не боялся его потерять – отсюда, с «Гражданки», к историческому центру можно проехать только одной дорогой.

К немалому Лениному удивлению, «объект» оказался хорошим водителем. Он вел машину очень быстро, часто нарушая правила, если поблизости не было гаишников, лихо обгоняя и подрезая другие машины, проскакивая перекрестки на желтый и даже красный свет и постоянно превышая скорость. Такое лихое поведение за рулем не слишком вписывалось в образ законопослушного зануды, возвращающегося домой ровно в восемнадцать часов…

Скоро бежевые «Жигули» выехали на Исаакиевскую площадь. Серафимин зять припарковал машину среди многочисленных иномарок и направился к Мариинскому дворцу, где размещается городское Законодательное собрание. Леня проследил за тем, как тот прошел в служебный подъезд, переждал полминуты и вошел следом.

– Пропуск! – приветствовал его рослый охранник с доверчивым лицом серийного убийцы.

– Послушай, брателло, – с ленивой растяжкой проговорил Маркиз, картинно растопырив пальцы, – щас сюда передо мной мужик зашел… такой с виду кислый, в сером плаще… вроде я его конкретно признал, мы с ним в девяносто восьмом на шконках загорали…

– Пропуск! – рявкнул охранник, побагровев. – А если нет пропуска, так вали отсюда живо, пока я старшего не вызвал! Ты понимаешь, куда вперся? Это тебе не кабак!

– Ты че, конкретно, с ходу заводишься? – Леня немного отступил и угрожающе наклонил голову. – Ты че, в натуре, не по делу быкуешь? Лимон сам быковать получше тебя умеет! Лимон тебя как человека спросил, а ты сразу на понты! Лимон че, не понимает, что ты при работе? Лимон все понимает! Лимон сам бодигардом был при крутом авторитете!

– Какой лимон? – переспросил охранник.

– Ну, я Лимон! Кликуха у меня по жизни такая. Я же все реально понимаю, за все надо платить. .. вот, держи зелень…

Леня сунул в руку охранника купюру с портретом американского президента и понизил голос:

– Ты только скажи – это ведь передо мной Толян Конопатый через твою вертушку прошел? Я же его как облупленного помню, из одной миски во Владимире баланду жрали!

Получив деньги, охранник моментально подобрел и проявил готовность к контакту с щедрым, хотя и не очень воспитанным посетителем. Однако ничего обнадеживающего он сообщить не мог:

– Что-то, я извиняюсь, ты, парень, путаешь. К нам не берут, ежели кто сидел. Даже по мелочи.

– Так че, конкретно, выходит, это не Толян Конопатый? – видимо расстроился Леня.

– Не Толян, – подтвердил охранник, – я ж его хорошо знаю. Это Костя Черепков, он здесь курьером работает.

– Курьером? – удивленно переспросил Маркиз. – А вид реально такой, как будто он крутой начальник! И не подступись, блин, к нему!

– Курьером, – повторил охранник, считая, что за полученные деньги должен хотя бы поговорить с посетителем.

– Значит, не Толян, – с грустью проговорил Маркиз, – а с виду так похож – просто одно лицо! – и он неторопливо, вперевалку, как полагается уважающему себя «братку», покинул помещение.

Теперь предстояло ехать на Мойку, чтобы разобраться, какое отношение квартира Ведерниковых имеет к Ирине Соловьяненко.

Припарковать машину на набережной Мойки оказалось практически невозможно, был занят чуть ли не каждый свободный сантиметр. Леня с трудом нашел место для машины в одном из соседних переулков и пешком дошел до дома Ведерниковых.

Красивое здание начала девятнадцатого века, как это часто бывает в историческом центре, было частично заселено обеспеченными людьми, но в нем еще хватало и запущенных коммуналок. Это было видно по окнам: на втором, третьем и четвертом этажах окна были оборудованы современными стеклопакетами (которые, кстати сказать, не очень-то подходили к облику старинного здания), а на первом и пятом этаже красовались давно некрашенные облезлые рамы. Кое-где выбитое стекло заменяла фанерка, сквозь давно немытые окна виднелись вылинявшие занавески, а из одного окна на пятом этаже свешивалась красноречивая авоська с водочными бутылками.