Mobilis in mobili. Личность в эпоху перемен

Но далее автор полагает, что наши способности объяснить сознание всегда будут оставаться ограниченными. «Предположим, ученым удалось досконально изучить все процессы, протекающие в мозге отдельного человека. Можно ли будет в таком случае объяснить мышление этого человека? Нет, нисколько» [Там же: 174], поскольку бесконечным разнообразием отличаются варианты сценариев, разворачивающихся в мозге, ежесекундно меняющихся как в силу протекающего события, так и в контексте уникального опыта и личности. При этом центром сознания Уилсон считает: «Я», как интеграционный центр всей активности мозга, «рождает иллюзию независимости», рождает сценарии и интерпретации, необходим, как и свобода воли, для адаптивного преимущества порождения сценариев реальности. Эти предположения скорее иллюстрируют невозможность переноса данных нейронаук на феномен субъективного опыта.

Большие успехи нейронаук нельзя считать возможным ответом на загадку сознания. В психологии существует множество теорий сознания, его возникновения. Доминирующей концепцией в отечественной психологии остается понимание сознания как присвоение культурных форм и средств психической организации [Выготский 2000]. Но такое присвоение оставляет пассивным субъекта развивающего сознания. Представление о культурной специфичности мозга как механизма сознания [Александров 2007] указывает лишь на общее положение о генетико-средовой коактивации. Колин МакГинн [McGinn 1999] считает, что неудачи в решении проблемы сознания лежат в нас самих: мы не обладаем достаточно развитым инструментом (мозгом), который бы справился с решением загадки сознания. Наш инструмент позволяет нам ориентироваться в мире, достигать все новых успехов, порождать теории о мире, но он терпит неудачу, пытаясь понять нашу сущность, понять, как продуцируется сознание. Утешением является то, что мы всегда будем пытаться познать себя, даже понимая, что многие теории обречены на неудачу.

Анализируя проблему сознания А. Г. Асмолов, Е. Д. Шехтер и А. М. Черноризов указывают, что решение этой сложной проблемы зачастую ведет к редукционизму, в том числе и за счет диктатуры метода. Они пишут:

В результате диктатура нового метода регистрации энергетической активности мозга во многом способствовала консолидации ряда исследователей нейробиологии познания с уже известным тезисом о тождестве физической, нейробиологической и когнитивной реальности (Анохин, 2015; Ключарев, Шмидса, Шестакова, 2011). В подобной ситуации нейрокогнитивная революция, претендующая на разгадку природы и механизмов сознания, рискует оказаться в плену диктатуры метода и стать революцией обманутых надежд [Асмолов и др. 2016: 4].

Более того, авторы усиливают свое мнение выводами известного ученого в области философии сознания Томаса Нагеля, который подвергает критике отождествление сознания с мозгом в своей знаменитой работе «Каково быть летучей мышью?»: «…даже самые полные сведения о нейрофизиологии летучей мыши не позволяют нам понять ее субъективный мир. Этот вывод он распространяет и на человеческую психику» [Там же: 14–15]. На основе проведенного анализа авторы приходят к выводу, что

[Именно] сознание как эволюционный механизм «выработки неопределенности» обеспечивает преадаптивный потенциал саморазвития системы, чувствительность к «изменению изменений» образа жизни еще до того, как наступят эти изменения. [При этом] сознание интерпретируется как «функциональный орган» смыслоразличения и смыслопорождения изменений образа жизни [Там же: 17].

Сходство аргументов автора данной статьи и авторов приведенной работы очевидно по вопросам соотношения физиологического и психического, системности организации психического, его антиципирующего характера.

Особенное значение для понимания природы сознания и его механизмов, на мой взгляд, имеет изучение генеза сознания. Сознание не возникает вдруг как включение света в темной комнате. Здесь скорее уместна метафора светового реостата – постепенного все более ясного освещения внутреннего мира, репрезентирующего субъекта в реальности. Развитие сознания – это непрерывный процесс становления психической организации, понимания Себя, Другого и Мира. Сознание является атрибутом субъекта. Раскрывая непрерывность становления субъектности, мы можем продвинуться в понимании природы сознания. Осознание осуществляется субъектом, центром которого выступает структура Я. Познание Себя и Другого занимает определяющее место, но может существовать и в недифференцированной (интуитивной) форме. Раскрывая суть данных представлений, необходимо обсудить проблемы эволюции сознания, развития его в онтогенезе и уровневой структуры сознания. В последние десятилетия одним из направлений изучения становления сознания стал подход Theory of Mind [Flavell 1999]. Способность атрибутировать ментальные состояния себя и Других предполагает концептуализацию знаний, т. к. ментальные состояния большей частью не наблюдаемы непосредственно и аналогичны теоретическим допущениям в науке. Данное направление, бурно развивающееся в зарубежной психологии уже более 30 лет, анализирует эволюционные и онтогенетические корни развития понимания мира людей и вещей. Сознание – это то, что отличает человека от даже высокоразвитых человекообразных обезьян. Но как велика эта пропасть?

Эволюционные предпосылки развития сознания

Суть различий между человеческим познанием и возможностями познания других видов состоит, по гипотезе М. Томаселло [Tomasselo 1998], в том, что только люди способны участвовать в общей кооперативной активности, объединенной общей целью и интенциями, т. е. общей интенциональностью. Участие в такой активности требует не только зрелых форм понимания интенций и культурного научения, но также уникальной мотивации достижения общих психических состояний с другими, что означает необходимость уникальных форм когнитивной репрезентации. Понимание намерений включает в себя понимание цели действия и плана ее достижения [Томаселло 2011].

Собственно, способность представлять внутренний мир Других ведет к значимому расширению собственного внутреннего мира. Эта способность добавляет в эволюции совершенно другой уровень развития психического. Это ведет к возможности научения знаниям Других. Подобная возможность перенять знания Других дает не только бесспорный выигрыш в кооперации, развитии сообщества и собственного внутреннего мира, но и возможность к манипулированию Другими. Обман, как показатель развития модели психического, становится возможен только на уровне понимания модели психического Другого. Внешнее поведение обмана демонстрируют и высшие животные.

Существуют ли какие-то другие показатели когнитивного приобретения в эволюции, которые связаны с возможностью развития некоторых уровней модели психического?

Одна из характеристик сознания состоит в различение субъекта от объекта, способность дифференцировать то, что относится к Я, а что к не-Я. Долгое время эта способность считалась уникально человеческой. Однако эволюционно данный феномен также подготовлен. Удивительно, но именно животные, у которых обнаружены элементы самосознания, демонстрируют и элементарные способности в развитии модели психического.

Демаркационную линию развития субъективного мира животных и человека разные авторы проводят различно. Наиболее частый ответ о различиях между людьми и даже самыми близкими к нам видами обезьян состоит в том, что только люди имеют символический язык и речь. Существует безусловное эволюционное преимущество в развитии речи у человека. Однако развитию речи предшествуют важнейшие когнитивные изменения, обуславливающие «речевой взрыв» [Сергиенко 2008]. Речевая способность предполагает развитие символических коммуникаций. Она основана на принципиальном различии в возможностях репрезентации животных и человека. Репрезентации можно разделить на два вида: обобщенные, ситуативно-зависимые, и независимые от ситуации, более детальные. Многие животные обладают способностью к репрезентациям, т. е. имеют внутренний мир. Но в их ментальной организации преобладают ситуативно-зависимые, обобщенные репрезентации, тогда как независимые, специфичные представлены в самой незначительной степени.

Одно из главных эволюционных преимуществ внутреннего мира – предвидение.

Мы предположили и обосновали положение, что антиципация является критерием репрезентации, свидетельством наличия внутреннего мира, посредством которого происходит взаимодействие с окружением: физическим и социальным. Мы показали, что антиципация общеэволюционный феномен [Сергиенко 1992; 2006]. Однако существует огромное различие между внутренней организацией ментального мира людей и животных. В чем состоит это принципиальное различие и каковы ментальные особенности, лежащие за этими различиями?

Наиболее частый ответ о различиях между людьми и даже самыми близкими к нам видами обезьян состоит в том, что только люди имеют символический язык и речь. Существует безусловное эволюционное преимущество в развитии речи у человека. Многие ученые пытались объяснить возникновение речи. Это и идея, что речь возникает как средство передачи информации об опасности или пище, или общая коллективная деятельность, требующая взаимодействия между людьми и совершенствования средств общения [Леонтьев А. Н. 1972]. Излагается даже идея, что речь у людей – это перемещение груминга, который выполняет у обезьян социальную функцию по объединению в коалиции [Dunbar 1996].