Mobilis in mobili. Личность в эпоху перемен

Однако почему именно коммуникации можно считать сущностной характеристикой социальной общности, приводящей к ее обособлению? Обратимся к истории вопроса.

Определение и объяснение функционирования любого социума является предметом теоретической социологии. Определить, что такое социальная система, значит найти отличительную черту всех социальных систем, независимо от их разновидности. Взгляд на это с течением времени менялся. Согласно учению Макса Вебера, элементарной единицей социальной жизни, ее «атомом» является социальное действие, т. е. действие, которое по смыслу соотносится с действиями Других и ориентируется на них [Вебер 1990]. Позже Толкотт Парсонс, классик теории социальных действий, продолжая линию М. Вебера, стал рассматривать в качестве элемента, упорядочивающего социальные отношения, только нормативные социальные действия. Поэтому в его определении социальная система это устойчивые комплексы норм, регулирующие поведение и преобразующие его в систему ролей и статусов [Парсонс 1996].

Учеником (но не последователем) Толкотта Парсонса является Никлас Луман. Его теория социальных систем развивает направление, заданное общей теорией систем Л. Берталанфи (1969). Теория Н. Лумана создана на основе междисциплинарного подхода: ее стимулировали прежде всего термодинамика, биология целостного организма, нейрофизиология, теория информации и кибернетика. В отличие от своих предшественников, Н. Луман полагает, что «связующим паттерном» любой социальной системы являются не действия отдельных индивидов, а их коммуникации, которые, в отличие от действий, не разлагаются на отдельные компоненты, а представляют собой неразрывное единство информации, сообщения и понимания. Он пишет: «Нет информации вне коммуникации, нет сообщения вне коммуникации, нет понимания вне коммуникации – и это не в том причинном смысле, по которому информация должна быть причиной сообщения, а сообщение – понимания, а в циркулярном смысле взаимного обусловливания» [Луман 1995: 116–117]. Из этого им делается вывод, что коммуникации это эмерджентное свойство социальной системы, не сводимое к действиям ее частей и присущее только системе в целом. Термином «эмерджентность» (от анл. emergent – ‘неожиданно появляющийся’) подчеркивается скачкообразное возникновение новой целостности, свойства которой отсутствуют у ее составляющих [Jantsch 1980].

Автономность социума определяется тем, что порядок собственных коммуникаций устанавливается самим социумом и поддерживается путем их саморепродукции, т. е. посредством того, что коммуникация запускает коммуникацию. Рассматривая социальные взаимодействия как самовоспроизводящуюся систему, Н. Луман двигается в фарватере теории У. Матураны и Ф. Варелы, согласно которой аутопоэз, т. е. самовоспроизведение – это базовое свойство жизни [Матурана, Варела 2001]. Однако автономность не означает изолированность от внешней среды, поскольку, как и любая живая система, социальная система открыта для влияний извне [Берталанфи 1969]. Действительно, изменения естественной среды обитания ведут к ощутимым изменениям некоторых социологических характеристик [Штомпка 1996; Сорокин 1994]. И, хотя

…для коммуникации не может быть какого-либо соответствующего коррелята в окружающем мире, …всякая социальная система остается зависимой от окружающего мира… и… может коммуницировать не только о самой себе, но также свободно, даже, может быть, еще лучше, о другом. Но, в отличие от жизни, она не связана с пространственным существованием [Луман 2007: 201–202],

а отделена от окружения исключительно смысловыми границами. Таким образом, с переходом к социальности «жизнь сообща» обогащается новым содержанием, добавляя к энергетическому обмену взаимодействия смыслов.

Что является необходимым условием коммуникаций и какова роль социума в развитии знания?

Согласно классической социобиологии [Уилсон 2015] и эволюционной психологии [Басс 2017; Tooby, Cosmides 2005], основой социальной организации являются репродуктивные отношения, а семья – ее базовым структурным компонентом и элементарной ячейкой. Однако переломным моментом в эволюции «жизни сообща», по-видимому, следует считать не связь партнеров по репродукции, а половое размножение как таковое. Основанием для такого вывода служит следующее: сама возможность общения двух или более существ, обладающих когнитивными способностями, требует сочетания их различий и сходств [Делез 1998; Лотман 2010; Луман 2007]. Между тем не что иное, как половое размножение подобно двуликому Янусу действует одновременно в этих противоположных направлениях [Бейтсон 2007]. С одной стороны, оно выполняет функцию регулярного производства устойчивых индивидуальных различий [Делез 1998]. Достигается это с помощью запрограммированной рекомбинации генетического материала двух особей противоположного пола 17 , создающей случайные (а потому неповторимые) сочетания генов у потомков. Именно с появлением полового размножения эпизодические стохастические влияния, порождающие индивидуальные различия, дополняются встроенным в организм «генератором случайности», который расширяет разнообразие индивидов, доводя его до степени генетической неповторимости каждого 18 . Однако порождение индивидуальной уникальности не единственная сильная сторона полового размножения. Действующее исключительно в рамках вида, оно формирует внутривидовые барьеры и создает систему табу, постоянно сохраняя инвариантной часть генома, ответственную за внутривидовое сходство и тем самым подчеркивая его [Чадов и др. 2004].

17

Принцип дуальной организации и создания множества композиций из бинарных структур, используемый при половом размножении, относится к числу коренных универсалий жизни [Ив'aнов 2008] и прослеживается на разных ее уровнях – в частности, от нейрофизиологии восприятия [Izmailov, Sokolov 1991; Измайлов, Черноризов 2006] до мышления [Выготский 1999] и культуры [Лотман 2010].

18

Исключением являются однояйцовые близнецы.

Таким образом, хотя категории «внутривидовые отличия» и «внутривидовые сходства» противоположны, они не исключают, а дополняют друг друга, характеризуя облик вида в целом. Однако при том, что сочетание сходств и различий является необходимым условием коммуникаций, их роль в этом процессе различна.

Начнем со сходств. Взаимодействие с Другим возможно только тогда, когда в отношении определенного предмета коммуникаций с ним (Другим) существует частичная область согласования, т. е. область, в которой одним и тем же сигналам приписываются одни и те же смыслы. «Сообщения перестают быть сообщениями, если их никто не может прочитать. Чтобы иметь смысл, чтобы даже опознаваться как паттерн, любая упорядоченность должна встретиться с комплементарными упорядоченностями» [Бейтсон 2007: 59].

Некоторую область согласования мы разделяем с представителями разных билогических видов, поскольку ряд витальных потребностей имеет одинаковое значение и вызывает однотипные реакции практически у всех организмов [Тинберген 1993; Резникова 2005]. Однако подлинный коммуникативный базис создает принадлежность живых существ к одному виду, так как в этом случае они исходно обладают набором видоспецифичных свойств. У подавляющего большинства видов животных главной задачей коммуникаций являются адекватные контакты, связанные с репродукцией и направленные на выживание вида. Двусторонние отношения «сигнал <-> смысл» в этом случае биологически детерминированны и однозначны; их в принципе невозможно отделить от устойчивых особенностей биологической конституции [Панов 2014].

В отличие от объединений животных, социум людей, обладающих избытком неадаптивных возможностей [Петровский 2013] и такой формой презентации реальности как сознание, необычайно расширяет область неопределенного. В основе этого лежит неоднозначность отношений «сигнал <-> смысл» в пределах внутреннего мира каждого отдельного человека [Соколов 2010] 19 . Но главный источник нарастания неопределенности при социальных взаимодействиях – априорная неочевидность и несовпадение уникальных семантических пространств взаимодействующих индивидуумов и, как следствие, возможность множества интерпретаций как себя, так и партнеров по общению [Андреева 2000]. При этом ключевая способность, которая отличает людей от нечеловеческих приматов – это социальный интеллект, т. е. способность понимать, что ментальная жизнь Другого отлична от нашей собственной [Томаселло 2011; Ушаков 2004]. Тем не менее трудность взаимопонимания людей объективно не предотвратима, поскольку нам не дано непосредственное знание о диапазонах области согласования. И хотя уточнение происходит в результате проб и ошибок, никакая окончательная достоверность, при которой закончились бы все вопросы, невозможна [Рот 2000; Эко 2004]. Однако ошибки и сомнения – непременный атрибут творчества; в этой связи трудно удержаться от соблазна и не привести слова Карла Поппера: «Разница между амебой и Эйнштейном состоит в том, что, хотя оба используют метод проб и устранения ошибок, амеба не любит ошибок, а Эйнштейна они интересуют…» [Поппер 2012: 138]. Иначе говоря, именно сомнения, а не догматизм являются одним из обязательных условий эволюции познания; следовательно, они могут расцениваться как преадаптации.

19

Экспериментально показано, что перцептивные и семантические характеристики сигналов связаны с работой разных нейрональных ансамблей, объединенных множественными и двусторонними конвергентно-дивергентными взаимодействиями.

Вернемся к вопросу о значении композиции индивидуальных сходств и различий: почему их сочетание является обязательным условием коммуникативного процесса?

Обоснование роли индивидуальных сходств и различий в коммуникационном процессе мы находим в семиотической теории культуры Юрия Лотмана. «Определенное соответствие необходимо для первичного элементарного понимания»… однако… «не только понимание, но и непонимание является необходимым и полезным условием коммуникации, поскольку абсолютно понятный и понимающий собеседник был бы удобен, но не нужен, так как являлся бы механической копией моего “Я”» [Лотман 2014: 125]. «Польза партнера по коммуникации заключается в том, что он другой. Коллективная выгода участников коммуникативного акта заключается в том, чтобы развивать не тождественность тех моделей, в форме которых отображается внешний мир в их сознании…» [Там же: 54; разрядка автора].

Идеи Ю. Лотмана перекликаются во многом с диалогической теорией сознания М. Я. Бахтина. Обострение различий в диалоге с Другими предзадано тем, что взаимодействующие индивиды, которые генетически не тождественны изначально, обретают знание не пассивно, а активно конструируют его в диалоге с другими, привнося в этот процесс конкретную смысловую установку личности [Бахтин 1963]. Ценность уникальности каждого участника коммуникативного процесса состоит в подчеркивании границы, поскольку именно на «стыках» порождаются новые смыслы и «обязательным условием любой интеллектуальной структуры является ее внутренняя семиотическая неоднородность… Это обнаруживается на всех уровнях мыслящего механизма – от двуполушарной структуры человеческого мозга до культуры на любом из ее уровней организации» [Лотман 2010: 39].

И последнее. Если каждый конструирует свое собственное представление о реальности и преимущество индивидуальных когнитивных сфер состоит в их неповторимости и разделенности, то как возникает общее знание? Согласно центральной идее социального конструктивизма, для человека реальность не определяется физическим миром и не порождается индивидуальным умом, а строится коллективно данным обществом и культурой [Герген 2016]. Совместное знание о реальности может быть достигнуто только при отказе от моновидения, поскольку ни Я, ни кто-то Другой не могут являться «центром вселенной», а представляют собой разные аспекты существования. Как и в случае гелиоцентрической системы, в качестве центра должно существовать нечто третье. Этим третьим являются социальные взаимоотношения, социальные действия. Подобное представление укладывается в лаконичную формулу основателя кибернетического направления конструктивизма Хайнца фон Фёрстера [2000]: реальность = социум.