Мочалкин блюз

Остин ушел, а Филонова помогла мне вымыть посуду.

– Какой мужчина этот Джеймс! Такой красивый, добрый, веселый. Везет же некоторым. Эх, почему я не учила в школе иностранные языки?

– А некоторые не ценят свои сокровища.

– Да иди ты, неужели она ему изменяет?

– Вряд ли изменяет, но особо счастливой себя не считает.

– Вот так дура! Извини, конечно, все-таки подруга твоя.

– Да права ты. Дура и есть.

Филонова ушла смотреть сериал.

А в дверь снова позвонили.

Я обрадовалась. Наверное, Кораблева вернулась мириться.

Я, не заглянув в глазок, открыла дверь со словами:

– Я очень рада.

Александр Александрович с пучком гвоздик и какой-то бутылкой шагнул на порог:

– А уж я как рад!

– Я думала, это подруга вернулась мириться.

– Слово не воробей… Рада – значит рада. Давай, поставь цветочки, бокальчики доставай, начинается красивая жизнь в твоей берлоге.

К счастью, у меня есть вторая дверь, и я смогла загородить ею проход.

– Мы, вообще-то, не договаривались…

В квартире по очереди надрывались сотовый и городской телефоны.

Я судорожно подбирала слова, чтобы не впустить, но и не оскорбить.

– Ну хватит упрямиться, я мужик щедрый, не пожалеешь.

– Понимаете, для меня это очень неожиданно, вот так вдруг, с бухты-барахты…

– Я же тебе вчера звонил.

– Я не знаю, как вам объяснить, чтобы вы поняли…

За спиной Александра Александровича внезапно появился Глеб.

– Может быть, мне объяснить, что девушка не желает общаться?

Александр Александрович обернулся, смерил Глеба с головы до ног оценивающим взглядом и понял, на чьей стороне преимущество. Но чтобы не показать свою готовность к поражению слишком быстро, спросил:

– А вы, собственно, кто?

– Сосед.

– Тогда, может быть, пройдете к себе?

– Пройду, когда вы уйдете.

Александр Александрович постоял еще какое-то время на площадке, потом сунул цветы под мышку и пошел вниз по лестнице.

– Хорошо, что я все-таки поднялся!

– Очень хорошо, – сказала я, – не знаю, как бы я от него отмазалась.

– Надо было послать грубо. Тогда бы понял.

– Грубо, но изящно я не умею, не дал Бог таланта. И потом, существует целый комплекс связей и зависимостей, который не позволяет вести себя грубо с определенными людьми.

– Что ж, понимаю. Но это не повод пускать этих определенных людей в постель.

– Вы думаете, он хотел в постель?

– А вы как думаете? За свои жалкие гвоздики он хотел именно в постель. Неужели вы не сообразили, королева?

– Вы могли бы сыграть Воланда.

– Бросьте, я не настолько демоничен и, надеюсь, не так стар. У вас слишком пылкое воображение.

Я усадила Глеба за стол.

– Употребляете ли вы такую плебейскую пищу, как щи, ваше адское величество?

– С удовольствием.

Он ел действительно с большим удовольствием. А я с неменьшим удовольствием на него смотрела.

И тут меня опять понесло.

– Помните, когда я упала в обморок в Quazi, а вы надо мной наклонились? Мне показалось, что вы Дракула и хотите меня укусить. Мне очень хотелось, чтобы вы это сделали.

– Я определенно кажусь вам слишком мрачным. На самом деле я веселый человек. Стараюсь не слишком коптить небо, не зарываться, не пакостить по мелочам. – Он вытер губы салфеткой. – Я, собственно, принес вам…

– Платье.

Глеб растерянно посмотрел на меня.

– Как вы догадались?

– Ну, очевидно, вы не хотите, чтобы я слишком занашивала платье Одри, или с ним у вас теперь связаны неприятные воспоминания. А с другой стороны, боитесь, что я надену что-нибудь неподобающее, типа того злосчастного костюма. И сливки общества, которых завтра в Мариинке, судя по всему, соберется немало, подумают, что вы пришли с плохо одетой дамой. Поэтому вы решили заранее подстраховаться.

– Вы еще и умны.

– А вы не знали?

– Знал. Но не подозревал, что настолько.

– Тащите ваше платье. А знаете, почему в первый раз вы оставили платье в машине?

– Ну и почему же? – Глеб недоверчиво усмехнулся.

– Вы хотели посмотреть, какой у меня унитаз. Чист ли он, стоит ли заводить со мной знакомство.

Глеб покраснел и засмеялся.

– Вынужден признать, что вы видите меня насквозь.

– Вам это неприятно?

– Еще не понял.

– Не скрою. Я хочу, чтобы вы стали для меня еще прозрачнее.

* * *

Глеб отвернулся и быстро пошел в прихожую за платьем.

Это было не платье, а восточный кафтан и шаровары из шелка.

Они показались мне смутно знакомыми.

– Только не говорите, что они принадлежали принцессе Диане.

– Откуда вы знаете? Вы узнали этот костюм?

– По-моему, в таком же она ездила с официальным визитом в Пакистан.

– Не в таком же, а в нем. Ну вот, сюрприза не вышло.

Глеб огорчился.

– Не будьте ребенком, я с радостью надену этот костюм завтра, но потом верну, вместе с платьем Одри. Может, сдать в химчистку, или испортят?

– Если хотите сдать в химчистку, я скажу, в какую можно. Только умоляю, не надо ничего возвращать. Вы понятия не имеете, как приятно мне видеть вас одетой в эти вещи.

– Спасибо.

Я обняла Глеба за шею и, не стесняясь, расцеловала его трижды в обе щеки.

Он замер. Потом приблизил свои губы к моим и, едва касаясь, поцеловал. Теперь я старалась не дышать, но продолжения не последовало.

– Прощальный поцелуй. Холодный. Мирный.

Мне хотелось смеяться и плакать.

– До завтра, – сказал Глеб.

И ушел. Что характерно, мне уже не было так больно, как раньше. Прививка действовала.

Я выглянула в окно. Машина Глеба еще стояла.

Телефон подал сигнал о том, что пришло sms.

Это было сообщение от Глеба.

«Если вы думаете, что я импотент, то это не так».

«Мне должно от этого стать легче?» – ответила я вопросом.

«Все расскажу завтра, не занимайте вечер после театра».

«ОК».

Жаль, Кораблева опять на меня надулась, а я ее так и не спросила, какую такую информацию она собрала про Глеба. Пожалуй, мне и не нужна никакая информация. Сегодня между нами произошло что-то настоящее. Что-то похожее на начало отношений.