Мочалкин блюз
Шрифт:
Кафтан светлого шелка сидел хорошо, но был все же скучноват. Мне захотелось его украсить. Я вспомнила, что у бабушки хранились бусы и серьги из индийских самоцветов. За ней когда-то ухаживал директор крупного завода, который часто ездил в Индию во времена ее горячей дружбы с СССР. Я долго и безуспешно открывала пылившиеся на полках коробки и ящички. Найти индийский комплект пока не получалось.
Зато на глаза мне попался неизвестный сверток. Что такое в нем находилось, я не знала и не помнила, чтобы бабушка его когда-нибудь доставала. Сверху был полиэтиленовый пакет, следующий слой – старая клеенка, еще слой –
Ох как не помешали бы мне сейчас эти сорок тысяч царских рублей! Ну да бог с ними, надеюсь, они помогли владельцам страховой компании безбедно прожить за границей после революции.
По соседству со свертком в деревянной шкатулке нашлись и индийские самоцветы. В детстве они казались мне сумасшедше роскошными. На самом деле – обычная бирюза и яшма. Но работа была очень тщательная, ниток много, и на мне все это выглядело вполне достойно. Подвески сережек я прикрепила к серебряным браслетам, и получился комплект.
Я вооружилась феном и щипцами и принялась укладывать локоны. Сорокин будет сражен наповал.
Я мастерила из бабушкиной чернобурки муфту для моего нового пальто псевдо-Chanel и думала. Как Глеб будет все объяснять? Он встречается со мной не ради секса, это понятно. Тогда ради чего? Ради денег? Может, у него нет никаких миллионов? Может, он думает, что я безвкусная богатая дура, и хочет обобрать меня? Ну, тогда он должен был затащить меня в постель и после этого жениться. Как иначе он получит мои мнимые миллионы? Это тоже не годится.
Тогда, может, он тайный монах? Или, наоборот, масон… А из моей квартиры есть тайный ход к сокровищам Храма? Белиберда.
А может, он в меня влюблен? Платонически.
Я не доживу до вечера. Умру от любопытства.
Глеб приехал в шесть. Оказалось, что он тоже считает, что суточные щи гораздо вкуснее свежих.
– Никогда бы не подумал, что вы умеете варить щи.
– А это варила соседка. Впрочем, я тоже могу при случае. Просто вчера были незапланированные гости, поэтому пришлось идти на поклон.
– А незапланированные гости бутербродов не любят?
– Шериданы заходили. А Кораблева – она как раз не умеет варить щи. Попросила чего-нибудь национального для Джеймса, он большой гурман.
– Ага, все-таки почтенный вице-консул побывал у вас! Небось разливался соловьем, расточал комплименты.
– Да мы с ним за все время знакомства только здоровались и прощались. Ни разу даже о погоде не поговорили.
– Не может быть! Он ведь дамский угодник. Робеет, наверное.
– С чего бы ему робеть?
Кажется, сейчас я узнаю, действительно ли Джеймс смотрел на меня
на вечеринке в консульстве.– Он считает, что вы и его жена – сестры Ларины. Она – Ольга, вы – Татьяна. А Татьяна Ларина – его любимый литературный персонаж.
– Это очень мило. Но я не интересуюсь женатыми мужчинами.
– Зато женатые мужчины, судя по тому субъекту, который вчера пытался к вам прорваться, весьма интересуются вами.
– Это было недоразумение.
– Надеюсь. Однако, в отличие от вчерашнего субъекта, Джеймс очень красивый мужчина.
– Да, красивый.
– А вы признаёте только самое лучшее, самое красивое. В том числе мужчин?
– Пожалуй, да, но не всегда. Например, в юные годы я была влюблена в покойного генерала Лебедя.
– Что вы говорите!
– Кстати, вы чем-то похожи на него.
– Избави бог.
– У вас тоже белеют глаза, когда вы в гневе. Очень страшно. И очень приятно одновременно. Как будто на сноуборде въезжаешь на трамплин, а что за трамплином – не видно. Может быть, пропасть…
– Что же вы раньше молчали? Поедем в декабре в Гималаи! Там есть ничейная территория. Правда, отелей нет. Придется жить в юрте. Но экстрим неимоверный.
– Боюсь, не смогу.
Глеб помрачнел.
– Так что насчет Сорокина? Он такой красавец, такой загадочный, такой импозантный. Может быть, все-таки удастся с ним познакомиться?
Глеб снова начал злиться. И глаза его сверкнули белым металлом.
– Посмотрите в зеркало. Сейчас у вас глаза побелели так же, как у генерала Лебедя.
Глеб помягчел и улыбнулся.
– И что, было страшно и приятно, как на сноуборде?
– Нет, это ведь был запланированный эффект.
– Понятно. Уважаете поманипулировать зависимым человеком.
– Это вы-то зависимый?
– А вы не знали?
– Хотела бы я знать, от чего вы зависите.
– Переодевайтесь, пора ехать…
Я надела новый костюм.
– Все-таки дивная Диана была крупнее вас.
– Сильно заметно?
– Вполне терпимо. А что это за пальто?
Я очень смущалась под внимательным взглядом Глеба.
– По крою Chanel. Но ткань! Никогда не видел, чтобы Лагерфельд шил из портьерной ткани. Впрочем, эффектно. Какой это год?
– Честно говоря, не запомнила.
Нужно было срочно менять тему.
– Вы ничего не слышали про страховое общество «Россия»?
– Нет, не слышал. Я застрахован в США.
Мы вышли на улицу. Машины Глеба нигде не было.
– Вашу машину, похоже, угнали.
– Нет, я приехал на такси.
– Поедем на моей?
– Может, поймаем? Напьемся где-нибудь после спектакля.
– Я понимаю, что жесткого плана, как в прошлый раз, нет?
– К черту жесткие планы.
– Это вдохновляет. Тогда предлагаю напиться после спектакля у меня. В ресторане я не могу много пить: не умею расслабляться на людях.
– Отлично.
– Тогда едем на моей.
Мне пришлось отодвигать пассажирское сиденье, потому что Глебу с его длинными ногами колени доставали до подбородка.
Я притормозила у цветочного магазина.
– Кому цветы?
– Сорокину.
– Дался вам этот Сорокин!
– Может быть, и дался бы, если бы вы познакомили.
– Вы же не интересуетесь женатыми мужчинами.
– А он женат?
– А вы не знали?
– Такие мужчины, как он, не должны жениться. Они должны щедро рассыпать семя направо и налево для улучшения генофонда нации.