Модель событий

— Интересное у тебя было детство. У меня ничего подобного не было, — с завистью сказала Маша.

— А хотелось бы? — удивился Жан. — Чтобы с тобой запретили играть всем детям?

— Да. Не чтобы со мной запрещали играть, а чтобы меня заперли дома за какой-то серьёзный поступок, но не плохой, а просто противоречащий родительским взглядам. И вот я сижу в своей комнате, на подоконнике, всех игнорирую. А под окном собрались ребята и кричат: «Эй, Маша! Выходи гулять!» А я отвечаю им: «Не могу! Я под замком!» А они: «А ты убеги! Сделай из простыни лестницу, а мы тебя будем страховать!» Но меня не запирали дома — не за что было. А когда много позже всё-таки заперли, то никто не пришёл под моё окно и не кричал: «Эй, Маша, выходи гулять». Никто так и не догадался, что я сижу под замком.

— Эй, Маша, выходи гулять. В смысле, поехали работать, солнце уже высоко! — радостно воскликнул Жан, поднимаясь с места. Кофе он допил на ходу и чашку отдал официанту прямо в руки уже возле самой двери.

Когда они вышли на улицу, солнце сияло вовсю и всё вокруг сверкало, искрилось, переливалось, расцветало и пело.

— Какой удивительный город! — тихо, чтобы не спугнуть это чудо, произнесла Маша. — Никогда в жизни у меня так удачно всё не складывалось.

— Наш город любит новеньких. Благодаря им он цветёт круглый год, как майский каштан, — заявил Жан, отстёгивая свой мотороллер от забора.

— А местных жителей? Мне кажется, вас он должен любить ещё больше, он же к вам привык.

— Он привык к нам, мы привыкли к нему. Мы несёмся по улицам и не замечаем того, что видите вы. Новенькие — туристы там или приезжие — видят Париж новыми глазами. Они восхищаются, они удивляются, они любят каждый камушек, каждую травинку. И от этой любви город становится ещё краше. Мсье любит красоваться, и для тех, кто помогает ему быть в форме, может расстараться вовсю. Ну а чтобы ты могла восхищаться им изо всех сил, я выбираю для тебя самые лучшие маршруты.

— Тогда давай сегодня поедем вон через тот переулок. Получится у нас?

— Это мы очень скоро узнаем, — беспечно воскликнул Жан.

Если Константин Петрович пренебрегает завтраком или обедом ради того, чтобы сэкономить драгоценное время и поработать подольше, то Шурик на такие подвиги не способен: даже опаздывая на пару часов, он обязательно забежит в ближайшую кулинарию и ухватит с прилавка пирожок. А потом непременно отойдёт в уголок, прижмётся спиной к стенке и неторопливо, с аппетитом и удовольствием, его съест. Но сегодня Шурика как подменили: он не только не завтракал, но даже обедать не собирался. Коварный зуб, затаившийся до поры, в любой момент мог выпустить в челюсть нерастраченный заряд боли.

Чтобы отвлечься от мыслей о тарелке горячего густого супа, Шурик углубился в первую попавшуюся интернет-свару, столь же увлекательную, сколь и бессмысленную, получил за полчаса полсотни комментариев и, удаляя их из почты, обнаружил письмо Алика Орехова, отправленное им ещё утром.

Да, недолго семейный архив находился в руках постороннего человека: родители бывшего чудо-ребёнка, почувствовав неладное, захотели пересмотреть любимые выступления сына и обнаружили, что всё исчезло. Пока они пили валерьянку, Алик давал показания. «Вот видишь, сынок, а ты говорил, что все о тебе забыли. Нет, не стоит отчаиваться! Настоящий талант всегда преодолевает трудности! — постановили они, когда запасы валерьянки подошли к концу. — Но ты всётаки верни эти диски поскорее, а то мало ли что задумал этот человек!»

Алик попросил Шурика о встрече — в самое ближайшее время. Он, разумеется, готов подъехать куда угодно и когда угодно, ведь он причиняет такие неудобства, и так далее и тому подобное.

Шурик, пока ещё не придумавший, как помочь мальчику, говорившему басом, избавиться от сомнительной былой славы и стать самым обычным человеком, и впрямь считал, что ему причиняют неудобства. Нет ничего хуже, чем общаться с носителем, когда в этом нет необходимости: можно увлечься человеком, сбиться с главного его желания на сиюминутные пустяки и потом долго и мучительно возвращаться к первоначальному условию задачи. «Ладно, по ходу дела решим», — беспечно подумал Шурик.

Диски так и остались лежать в его в сумке со вчерашнего дня. Уже почти было собравшись бежать на встречу с Аликом, Шурик решительно извлёк первую попавшуюся болванку, вставил в дисковод, подключил к колонкам наушники, запустил программу для просмотра видео. И вскоре забыл обо всём. Мальчик, говорящий басом, и в самом деле был гением. Он общался с взрослыми людьми на равных, импровизируя и даже подыгрывая им. Казалось, они, сами того не замечая, пляшут под его дудку.

Когда Шурик, запыхавшийся от бега по дворам и переулкам, примчался к станции метро «Владимирская», Алик уже давно его поджидал: переступал с ноги на ногу, грел руки в рукавах пальто, потому что, поверив солнечной погоде, оделся слишком легко.

— Начальство задержало? — понимающе улыбнулся бывший чудо-ребёнок, и Шурик сразу же забыл свою дежурную отговорку (о том, что его задержало начальство)

— Начальство занято. Просто я перед выходом решил посмотреть пару записей и засмотрелся.

Алик скривился, как от зубной боли. Шурик тут же повторил его гримасу — проклятый зуб, кажется, проснулся, потянулся и приготовился к новому рабочему дню.

— Вы не похожи на человека, который говорит неправду, — начал размышлять вслух бывший чудо-ребёнок, и махнул рукой в сторону Загородного проспекта. — Давайте пройдёмся, зачем просто стоять? На человека, которому интересны мои трюки и выкрутасы двадцатилетней давности, вы тоже не похожи. Вы мне так понравились, но эта недоговорённость меня пугает. Я человек, утомлённый непрофессиональными журналистами, примите это во внимание.

— Я что, способен кого-то напугать? Сейчас лопну от гордости! — ухмыльнулся Шурик. — Хорошо, я скажу вам правду. Мне в самом деле не были нужны ваши выступления, я захотел познакомиться лично с вами. Из интереса, а не для корысти. Выдумал историю про брата...

— Хотя самого брата не выдумали, — кивнул Алик.

— Про брата — ни полслова не придумал, да. А сейчас, прямо перед выходом, решил глянуть на записи — и оказалось, что это и вправду здорово.

— Да, это было здорово. Для того времени и для того мальчика — просто очень. Но сейчас другое время. И мальчик изменился. Теперь я вам верю, кстати. Ничего не имею против такого знакомства — при условии, что мы не будем вспоминать моё звёздное прошлое. Я знаю порядка десяти увлекательных тем для разговоров, а вы? Наверное, ещё больше. Давайте, теперь я вас чем-нибудь угощу. Мне денег немного осыпалось. Неучтённых родителями денег. Так приятно прокутить их в хорошей компании.

— Я не могу принять ваше предложение, — тяжело вздохнул голодный Шурик, — я на диете.

Алик Орехов окинул его критическим взглядом. Этот худощавый парень был именно тем человеком, которому обязательно следовало придерживаться диеты, причём самой строгой. Чтобы рыхлым ребятам вроде самого Алика хотелось умереть от стыда и сознания собственного несовершенства.

— Вы мечтаете выступать в цирке и прятаться за шваброй? — наконец сказал он.

— Да нет, я на совсем другой диете. Видите ли, в чём дело, — Шурик понизил голос, — многие продукты действуют на меня совершенно особенно. Скажем, как наркотические вещества. Стоит мне съесть, допустим, отбивную — и через пять минут я наблюдаю салют в собственной опустевшей тарелке. А от самого обычного салата «Цезарь» меня пробивает на такое хи-хи, что особо впечатлительные повара обижаются и требуют у хозяев расчёта. Что же касается сладостей — то они просто выбивают меня из нашего мира в какой-то параллельный. Поэтому питаюсь я с большой опаской, заперев все двери, привязав себя к стулу и обложившись подушками.

— Хорошая история. Со сцены бы её рассказать. А теперь, если можно, откройте мне правду.

— Вы так дорожите правдой?

— Правда всегда интереснее выдумки. Выдумываем мы все виртуозно, но уж больно одинаково. А правда может иногда быть очень простой и предельно неожиданной. Раз — и поставила всё с ног на голову, а потом — бац, пригляделся, а оно теперь на своих местах. Ничего, понятно объясняюсь?

— Ну, в принципе можно и объяснить... — пожал плечами Шурик. Носитель словно читал его мысли.