Модельер

Влад никого ещё не любил — кроме своей работы. Так что в какой-то мере с детством он не расставался. И не собирался расставаться ни в ближайшее время, ни когда-либо позже.

Возможно, именно неудачные, несчастливые душевные порывы делают человека взрослее. Делают из его кожи, из коры молодого деревца, такой тонкой и такой вкусной, что, если срезать ножом и приправить муравьиной кислотой, её можно с удовольствием съесть, морщинистую броню. Укрепляют сердце, тем самым превращая тонкий душевный инструмент в мощный насос для перекачивания больших объёмов жидкостей.

Влад не имел понятия, в каком состоянии его кожа и что у него в груди. Возможно, там давно уже всё сгнило. А неокрепшую и неспособную сопротивляться внешним воздействиям шкурку он прикрывал толстой кожей пальто.

Сегодня тепло, и пальто осталось дома. Наверное, поэтому ко всему, что говорилось в его присутствии в стеклянном здании с ослепительно-белыми стёклами и чёрными бутылками без этикеток в баре, Влад имел особенную чувствительность. На встречу он пошёл в драных джинсах, в майке и ветровке с капюшоном, на которую потратил часть скопленных денег.

Это одно из отреставрированных зданий в самом начале Невского, когда ещё не слишком понятно, что это, собственно, Невский. «Дом мод» венчал четвёртый этаж, и через застеклённые, не по местным, в стиле барокко, веяниям, балконы бросал вниз высокомерные взгляды. Видно было, что он отчаянно хочет быть где-нибудь в Нью-Йорке, Эл Эй, или, на худой конец, в Париже, но за окнами всё тот же усталый старомодный Питер.

За стеклянной дверью оказалась прихожая и дверь с золочёной табличкой, а за ней — секретарша, единожды взглянув на которую, Влад укрепился в своей ненависти к глянцу.

— Лифт у вас такой, будто ехать на нём на сто четвёртый, — сообщил он ей.

— Что? — она явно не расслышала. Влад частенько мямлил, когда общался с незнакомыми людьми. — У вас назначено?

Влад представился, разглядывая огромные фотографии на стенах, журнальные вырезки (точнее, целые развороты и обложки — до вырезок этот мафиозный дом уже не снисходил), и секретарша, помахивая формами, отвела его в кабинет к какой-то ещё не успевшей раздуться, но достаточно амбициозной шишке. Было ей за тридцать, обладала она женственным голосом, звериными повадками, костюмчиком и блестящим столом из тёмного стекла. Там, помимо чистящего средства и набора салфеток, не было почти ничего, кроме обычных офисных мелочей: складывалось впечатление, что шишка целыми днями трудилась разве что над полировкой столешницы.

Властелин полировочных средств предложил Владу присесть (обивка кресла скрипела звучно и качественно — ни в какое сравнение кресло в подвальной каморке с ней не шло), а после начал разговор:

— Кое-кто в «Винг пресс» считает, что вы привнесёте в наше дело свежую струю. Мы хотели лично с вами побеседовать.

«Третье лицо», если можно так выразиться, было мужчине к лицу. Почему-то, глядя на него, казалось, что никак иначе он — вернее, они — именовать себя не могли.

— А у меня будет такой же стол? — спросил Влад. Мужчина улыбнулся.

— Если будете соответствовать нашим ожиданиям.

Влад занервничал: он себе такой стол не хотел, с ним наверняка много возни, да и альбом наверняка будет скользить и намокать от средства для полировки. Видя колебания Влада, мужчина тоже занервничал.

— Так что, хотите у нас работать, или нет?

Он не представился и даже не подал руки, но на краю стола громоздилась табличка с должностью и фамилией, буквально тыча в нос сидящему огромной надписью. Должно быть, мужчина считал, что это нивелирует все необходимые формальности. Влад предпочёл её не замечать. Он терпеть не мог назойливости. От своей любимой привычки мастурбировать под столом он избавился только потому, что она была очень уж назойливой.

— У меня уже есть работа, — ответил Влад так, будто привезли его сюда в кузове грузовика с кляпом во рту и со связанными руками. Поддерживая в себе эту иллюзию, руки он держал за спиной.

Мужчина добродушно засмеялся.

— Мы знаем. Вам хватает на жизнь? У нас вы будете получать в пятнадцать раз больше.

— Мне хватает на жизнь. Я работаю подмастерьем в театральной мастерской. Ещё ремонтирую одежду. Квартиру не снимаю, не курю.

— Очень жаль. Но!

Мужчина подался вперёд, так, что кресло под ним сдвинулось на своих массивных колёсах и проехало чуть вперёд.

— Кто вы там? Портной, закройщик… кто угодно, только не творческий человек. У нас всё приспособлено под творческих людей. Чтобы они могли думать, работать… да хоть спать на рабочем месте, если это помогает им реализовать свои фантазии. Вы будете прогрессировать под нашей маркой. «Дом мод» — это бренд, устоявшийся и известный на мировом рынке, с чётким контуром, как говорят среди нас, модельеров, — он позволил себе мерзкую улыбку, — но создан он людьми. Такими, как мы. И частью нас, возможно, сможете стать вы — если будете следовать заданным компанией курсом. Мы создадим все условия…

— Ну что? — спросил Сав, когда Влад вышел из кабинета. Он не мог отказать себе в удовольствии взглянуть в лицо друга после одного из немногих самостоятельных контактов с внешним миром. Примчался сразу, как только позволила работа в театре, надо же. Иногда Владу казалось, что Зарубин изучает его для дипломной работы. Всерьёз так думать не позволяла только вероятная длинна дипломной работы, которая должна была в таком случае получиться.

В светлой приёмной стояли диванчики из лакированной кожи. Савелий с комфортом расположился на одном из них; строгий взгляд секретарши, казалось, беспокоил его в разы меньше, чем комары в подвале Влада или уличный бродяга-ветерок, в котором ещё сохранялось дыхание зимы. На столике скопилось уже четыре пустых чашки из-под кофе. Похоже, привычка собирать вокруг себя грязные чашки была с ним везде, куда бы он не пошёл.

Влад пожал плечами.

— Взяли.

— Как это взяли? Они просто мало с тобой общались! — Сав вскочил и побежал следом. Влад широкими шагами шёл к лифту. — Они знают, что ты живёшь в повале?

— По-моему им всё равно, где я живу.

Долго он там проработать не успел. Здесь возвышалась настоящая вассальная пирамида, где стоящие на ступень выше всеми способами старались помыкать остальными. Работы было столько, что в первый же рабочий день Влад не ушёл домой, а остался ночевать, чтобы рано утром продолжить. Работал он не над своими эскизами, а над эскизами старших дизайнеров, перерисовывая их по десятому разу и вновь и вновь скармливая сканеру, чтобы отправить по электронной почте боссу. И однажды он просто тихо смылся через балкон, оставив на рабочем столе недоделанное задание. Поднялся по пожарной лестнице на крышу.

Савелий встретил его в подвале. Он начал казаться Владу предметом родной обстановки. Иногда он уходил на ночь домой или по своим делам, а иногда и не уходил вовсе, заворачиваясь в толстый спальник, устраивался у стены, поближе к трубе отопления. «Я сам ничего особенного не умею», — говорил он Владу. — «Дай я хотя бы посмотрю на тебя».

Когда Влад досрочно вернулся со своего затянувшегося рабочего дня, Сав сказал:

— Пока ты сутками куковал на этой своей работе, я позаботился о твоём душевном здоровье.