Модельер

Савелий, должно быть, клял тот день, когда соблазнил его сделать татуировку. Лев был шаманом, возможно, последним оставшимся на свете татуировщиком, делающим ритуальные рисунки. Набитая им магия вполне, по убеждениям Зарубина, могла менять человеческие судьбы, да и Влад, хоть и зашёл чуточку глубже в реку, по которой Лев молчаливым Хароном двигал лодку своего любимого дела — всё равно не замочил даже бёдер. Бедный Сав уверен, что песни далёкого континента, попав в кровь, тянут теперь Влада к себе. «Если бы они и вправду звучали в моей голове…» — думал, покачиваясь в неспешном городском транспорте, в таблетке, которая странствует по пищеводу Питера, Влад. А потом внезапно вспомнил: «Тебе это нельзя!»

Постойте-ка, что нельзя? Откуда взялась эта фраза?

Он задумался, и в памяти всплыла душная полутёмная комната, жужжание машинки, вкус чая с цитрусовыми. И голос Льва, который говорил про обречённость и предлагал заразить его, Влада, смертельной болезнью. Интересно, он всем своим клиентам такое предлагает?..

— Я не теряю. Я бегу за своим временем, — пробормотал он.

Африка полна опасными болезнями, и я — сказал себе Влад, — не хочу получить свою так бездеятельно.

Почему именно этот континент? Влад не соврал Саву. Он на самом деле смотрел передачу про американского путешественника, который в семидесятых бродил по полной опасностей земле и делал фотографии, что расползутся потом по периодическим изданиям по всей Земле. Военные репортёры — бесстрашные люди. Они готовы на всё, чтобы сформировать собственное мнение с тем, чтобы в дальнейшем передать его людям. Но прежде всего, конечно, сформировать. Они не пользуются вторичным продуктом, каковым являются несвежие уже, полежавшие у кого-то за пазухой данные. Если бы Влад не стал закройщиком, он, может быть, пошёл бы в репортёры.

«Если бы чуть больше любил людей и был бы немного более решительным», — неизменно делает оговорку Влад.

Он едет в Африку не в качестве репортёра — там уже всё давно исхожено, осталась работа только для социологов, неизменно подсчитывающих количество умерших от лихорадки в минувшем году, да грифов. Все прогрессивные репортёры давно убрались оттуда и сейчас греются где-то у горячих точек. Быть может, жарят там, над огнём артиллерии, сосиски. Он едет в Африку, чтобы уяснить некоторые важные для себя вещи. И прежде всего, уяснить, что это за вещи.

* * *

Всю жизнь Влад прожил в Питере. Смешно, но о мире за пределами городских окраин он знал только из интернета и телепередач, по рассказам одноклассников, которые мотались с родителями в Тайланд, Финляндию или более экзотические для летнего отдыха места — например, в Ирландию. В детстве у него была навязчивая идея — что, если того мира не существует? Существует только этот город, накрытый крышкой из голубого хрусталя, под которой взрослые рассказывают детишкам байки о городах посреди жарких пустынь, о водопадах и горных деревушках. Просто так, чтобы им не так грустно жилось. Байки об огромных летающих машинах, что возят людей на другие континенты. Любой здравомыслящий человек почует здесь подвох — как может что-то лететь, не махая крыльями и ни на что не опираясь?..

И вот сейчас он сидит в такой же.

Да-да, Влад первый раз готовился полететь на самолёте! В его голове, как на палубе космического корабля или на капитанском мостике корабля обычного, сейчас собрались все первооткрыватели прошлого и будущего. Обивка сиденья цеплялась за него крошечными лапками без коготков — спина ощутимо вспотела.

Влад сидел возле прохода. Место возле иллюминатора занимал отчаянно смуглый мужчина. Он спросил что-то на чужом языке: это звучало, как крик большой редкой птицы. Собственно, мужчина и выглядел, как редкая птица.

Влад покачал головой, и мужчина спросил по-русски:

— Первый раз?

Влад покивал, внимательно разглядывая собеседника. Тот был в брюках и простой белой фланелевой рубашке. Из мокасин, похожих на каноэ, на время полёта выползли ноги, одетые в столь же белые, как и рубашка, носки. На голове кепка, из-под которой выбирались чёрные кудри. Кажется, он предпочитал расческе головной убор в любых обстоятельствах.

— Сейчас неспокойно.

Сначала Влад подумал, что такой цвет кожи — обычен для местного населения (и населения летающих в Уганду самолётов тоже), но потом заметил, что в салоне были люди куда чернее. Буквально чёрные, как сажа. Тогда он решил, что это метис. И только немного пообщавшись с соседом на русском, сообразил, что кожу нового знакомого просто-напросто покрывал загар. Такой густой, что почти сравнял жителей разных континентов.

— Я никогда не летал, — сказал Влад. — Я не знаю, как это — неспокойно. Много воздушных ям?

— Нет, — мужчина засмеялся. — С самолётами всё в порядке. Неспокойно в Уганде. Высохни мои глаза, если там хоть когда-нибудь было спокойно!

Он протянул руку.

— Эдгар. Эдик, если по-вашему.

— Вы не похожи на русского, — сказал Влад.

Рукопожатие у нового знакомого оказалось лёгким, почти невесомым. У него были самые страшные ногти, которые Влад видел в своей жизни: чёрные, будто под ними полопались сосуды, с зазубринами и заусенцами, будто садовым секатором обрезанные почти под корень. Это ногти человека, который без всяких орудий может взаимодействовать с землёй. Просто взять, например, и слепить из земного шарика горшок.

— Я из Финляндии. Мои волосы черны, потому что я наполовину еврей. Имею кое-какой бизнес в Москве. Я лечу в африканскую страну. Как вы думаете, бывают такие люди?

— Не думаю, что вы — мираж, — серьёзно сказал Влад. Он не отрывал взгляда от нового знакомого: тот сумел его развлечь.

Эдгар улыбнулся и непонятно сказал:

— Не бойтесь, мы с вами не будем драться возле забегаловки, молодой человек. Может, коньячку? Сколько вам лет? Зачем вы к нам пожаловали?

От выпивки Влад вежливо отказался, и сказал, отвечая на последний вопрос:

— Я исследователь.

— И что же вы исследуете? Студент? Пишете кандидатскую?

Привычка незнакомца задавать вопросы «пачками» одновременно раздражала и забавляла. «С таким нужно держать ухо востро, — сказал себе Влад — иначе зазеваешься и упустишь что-то важное, зажатое между двумя дежурными на первый взгляд вопросами.»

— Нет, я просто исследователь. Не знаю, чего именно. Приеду — разберусь. Очень надеюсь на помощь своего проводника. Он покажет мне город, может, съездим на электричке в какую-нибудь деревню в пустыне. Обычно — Влад прикрыл глаза, вспоминая своё неприкаянное странствие по родному городу, — я исследую людей, которых никто не замечает.

Эдгар пожевал губами, глаза его медленно поворачивались в глазницах. Он явно пытался проникнуть в тайну людей, которых никто не замечает, но не знал, какой из множества крутящихся в голове вопросов озвучить, а Влад хранил молчание. Наконец, он спросил:

— Расскажите мне про вашего проводника.

— Я нашёл его через интернет и отправил ему денег. Он должен встретить меня в аэропорту. Если он будет на машине, то может подвезти и вас тоже.

— То есть у вас нет никаких гарантий, что вас встретят? Боюсь, как бы мне не пришлось подвозить вас до гостиницы. Он негроид или белый?

— Я не знаю. Его звали Умаба. Он сносно говорил по-русски, называл меня «мой белый брат», и говорил, что хорошо знает плато к югу от столицы и в каждом посёлке у него по родственнику… а, нет. «По дяде». Он сказал — «по дяде».

Владу не приходило в голову, что его могут так легко обвести вокруг пальца. И вот теперь, со всевозрастающим изумлением он понял, что кажется, это произошло.

— Понятно… негроид, маскирующийся под араба. Собирательный образ. Вы не спрашивали у него про тропические дожди?.. А, неважно. Поверьте мне, не все африканцы такие самоотверженные, как в «Неприкасаемых». Смотрели этот фильм? Оливье Накаш. По-моему, непередаваемо прекрасен!