Модификаты

— Софи, — громыхнул он, заставляя сосредоточиться на его лице, на котором не было при этом и тени угрозы, и шагнул ближе ко мне.

Инстинктивно я шарахнулась, натыкаясь на один из несущих столбов. Вместо того чтобы приблизиться еще, Рисве плавно присел на корточки, а потом и опустился на колени, поднимая свои огромные раскрытые ладони в жесте, демонстрирующем смесь миролюбия и мольбы.

— Софи-и-и, — протянул он гораздо мягче, призывая к спокойствию, — я ничего не могу поделать с тем, что признаю тебя своей анаад. Но это совсем не значит, что ты обязана взять меня в качестве своего энгсина, как бы сильно мне этого ни хотелось.

"Энгсин". Защитник. Тот, кто бережет, заботится в первую очередь и только потом сгорает от страсти и грезит об обладании. Возлюбленный и супруг по праву выбора, а не только волею судьбы. Осознание этого понятия немного замедлило хаотичный вихрь внутри.

— Н… нет? — Я, кажется, утратила способность говорить связно.

— Нет, — печально покачал он головой. — Это говорит лишь о том, что мой выбор сделан окончательно и бесповоротно и я буду всегда желать для всего в этой жизни одну тебя.

Эмоциональный прилив стал медленно отпускать меня, и не в малой степени оттого, что стоявший передо мной мужчина выглядел сейчас уязвимо и смиренно, несмотря на то, каким огромным и преисполненным дикой силы был на самом деле. Вдохи давались легче, разум брал верх над захлестнувшим инстинктом самосохранения.

— Рисве… — пробормотала я, приваливаясь к столбу для опоры и проведя ладонью по потному лбу. — Ты… мы совершенно друг друга не знаем, чтобы…

— Моя лойфа узнала тебя почти мгновенно, Софи, — улыбнувшись едва заметно, но до боли в груди искренне, ответил он. — И твоя откликнулась ей совсем немного времени спустя. Просто ты не позволяешь ей говорить с тобой.

"Лойфа". Что за потрясающий язык, где в единое слово вкладывается столько? Душа, сердце, сознание, вся суть — то, чем ты являешься.

— Мы даже не из одного мира, — покачала головой я.

— Мир один на всех, Софи, — нахмурился Рисве так, будто недоумевал, как я могу не понимать такой очевидной вещи.

— Тебе просто могло показаться, — настаивала я, обретая все больше контроля над собой.

— Мне? А тебе, Софи? Тебе тоже показалось? — На секунду мне померещилось, что он сейчас рассердится и вспылит, и я невольно сжалась.

— Прости, я не понимаю, о чем ты.

Рисве уставился на меня так пристально, что я поняла: от него не ускользнула моя непроизвольная реакция на привидевшийся мне гнев.

— Тот, кто научил тебя, что мужчину нужно так бояться… — глаза Рисве пугающе потемнели, и рот искривился, но он быстро взял себя в руки. — Однажды я верну ему этот страх и вобью его так глубоко, что и через сотню жизней он от него не избавится, обещаю.

— Рисве… — начала я, внезапно теперь боясь уже за него.

— Не надо. О нем мы говорить больше не станем, Софи, — категорично отрезал мужчина. — Ни одна твоя мысль не должна принадлежать ему. У такого, как он, нет на это никакого права. Думай теперь обо мне.

Невзирая на ту решительность, с которой он это произнес, прозвучало совсем не приказом, а просьбой.

Рисве резко встал и протянул мне руку.

— Софи, я не хотел торопиться, но раз теперь ты все знаешь, то пусть так и будет, — с необычайной серьезностью начал он, снова заставляя меня испугаться. — Я собираюсь просить тебя…

— Стоп. Остановись, — почти взмолилась я, ибо, когда это будет произнесено, мой отказ станет неизбежным, как и его возможные последствия.

Что, если Рисве выйдет из себя? Чем это обернется для меня и моих спутников? При его мощи это способно превратиться в кошмар.

— Нет, — покачал мужчина головой, — еще нет. О главном даре я речи пока не заведу, Софи. Я прошу лишь о праве показать себя. Ты знаешь, кто ты для меня, согласись просто попробовать посмотреть, какой я и кем могу стать для тебя.

— А если я соглашусь и не оправдаю в итоге твоих ожиданий?

— Не в моих ожиданиях дело, а в том, смогу ли я снова пробудить надежды на лучшее в тебе, — Рисве так и стоял с протянутой ладонью, предлагая вложить в нее мою. — Если не справлюсь, то это будет моя неудача и потеря, но ни в коем случае не твоя вина.

Я сжала кулаки, борясь с собой, медленно разжала и, сама поражаясь, что же я творю, протянула трясущуюся кисть и прикоснулась к его грубой и горячей коже. Импульс от этого крошечного контакта пронесся по нервам как разряд, заставляя с шипением судорожно вдохнуть и непостижимым образом изгоняя страх. Я смелее оперлась о руку Рисве, испытывая внезапную необъяснимую радость и облегчение от того, каким же непоколебимым он ощущался, и тихо сказала:

— Давай попробуем.

ГЛАВА 24

— Погоди, Софи, — притормозил меня Рисве перед выходом из дома и, подхватив с широкой резной лавки широкополую, украшенную орнаментами шляпу, осторожно водрузил ее мне на голову. — Я сделал это для тебя. Ближайшие дни Кугейр станет являть свое лицо каждый день и пребывать с нами все дольше, а твоя кожа не привыкла к его беспощадным ласкам.

Кугейром здесь зовут светило, и это имя означает нечто вроде "дающий и отбирающий".

— Наши ученые были уверены, что ваши небеса всегда скрыты облаками и паровая оболочка планеты непроницаема для прямого излучения звезды. — Мы уже вышли на помост, но еще стояли в тени, падавшей от дома на сваях, а за ее пределами все действительно было залито яркими лучами. Мне пришлось щуриться, глаза никак не хотели привыкать к такой интенсивности света. Неудивительно, ведь я столько месяцев провела при оптимально комфортном корабельном освещении. Да и здесь первое время защитой моему зрению была постоянная плотная облачность.

— Очевидно, мне придется поначалу передвигаться, придерживаясь за тебя, — посетовала я, продолжая упрямо моргать и вытирать набегающие слезы.

— Ты могла бы меня порадовать больше, только если бы сказала, что разрешишь тебя носить, — несмотря на улыбку, Рисве, похоже, совсем не шутил. — Прежде я так не любил Дни Злого Светила, но теперь, когда ты нуждаешься во мне, им несказанно рад.

— Почему не любил? — спросила, завороженно наблюдая за ватагой разновозрастных длинноволосых мальчишек, с визгом выскочивших из-за деревьев. Заметив нас, они замерли, уставившись блестящими темными глазенками и перешептываясь, но тут Рисве пронзительно свистнул, и они сорвались с места и унеслись, как стайка заполошных воробьев.