Мое кудрявое нечто

Не знаю, как относиться к его издевательствам. Нет, я понимаю, как он взбесился увидев в своем доме непонятно откуда взявшуюся, не стесненную в объемах девушку, и услышал от отца, что это его невеста. Дело ясное – неприятно. Но я же сказала, что свадьба мне не нужна, и я не претендую на его сердце. Так почему он не может оставить меня в покое?

Внутри все колыхается, как перед экзаменами. Чувство страха и опустошения. Я готова прямо сейчас собрать сумку и уйти, хоть мне и будет жаль расставаться с этим местом. Я уже успела привыкнуть к собственной уютной комнате, большой площади дома, свыклась даже с чучелами лисиц у входа. Полюбила питомцев, всех четырех.

Да что это я? Куда мне идти то? Обратно в детский дом? Туда меня уже не примут. Умываю лицо холодной водой, прогоняя упадническое настроение. Натягиваю джинсы и теплую кофту. Повязываю голову новым шарфиком, застегиваю серую осеннюю курточку, в которой становится уже прохладно. Мне нужно прогуляться, подышать воздухом. Побыть подальше от этого ужасного человека. Как можно более мягко ступая, выхожу из комнаты. Мне удается выйти из дома незамеченной, но Олег с Лешей нарушают тишину, приветствуя меня радостным лаем. Немного играю с ними, кидая палку. Овчарки радуются, как дети, борясь за возможность первыми вернуть брошенную деревяшку, и я ласково чешу за всеми четырьмя ушками, улыбаясь тому, как быстро они ко мне привыкли. Может, взять их с собой погулять? Нет, пока не стоит, не уверена, что смогу уследить за ними обоими.

Приласкала кошку Кристину, накормила ее кусочком подобранной на лестнице курицы. Трехшерстка благодарно промурлыкала песенку и пошла гулять со мной. Надо же, сама пошла! Выхожу из ворот, а она за мной, отставая ровно на метр. Я останавливаюсь, закрывая ворота, и она тоже. Я даже пробежала несколько метров, чтобы понаблюдать, и таки да – кошка пробежала их, преследуя меня. Беру ее на руки и поглаживаю, а она в благодарность лижет мои пальцы. Вот такой у нас союз образовался.

Гуляю по березовой роще, вдыхая свежий воздух полной грудью. Как же тут хорошо! Спокойно и тихо. Никаких лишних звуков, только природа. Колыхание оставшихся без одежды веток деревьев, хруст твердеющей от инея травы под ногами и перекличка птиц. Если проживу на даче до лета, обязательно устрою тут пикник. Приду с покрывалом, корзинкой еды и книгой. Всегда мечтала так сделать. Будет здорово. Я бы и сейчас не против, но уже прохладно, а мою курточку легко продувает даже самый легкий порыв ветра. Болеть мне нельзя.

Интересно, будь папа жив, у него была бы такая же дача? Возможно. Папа тоже был генералом. Но я не очень хорошо его помню. Со временем воспоминания стираются, а его вещей у меня не осталось. Есть пара фотографий, распечатанных с интернета, но там он не такой, каким сохранила его моя память. Все в квартире, где мы жили, и попасть куда у меня вряд ли получится. А если честно, то и желания нет идти туда. Возможно, это уже не наша квартира. Я никогда не спрашивала у Алексея Витальевича, что случилось с квартирой, где мы жили, думаю, там до сих пор властвует мачеха. Ну да и Бог с ними, с вещами. Спрошу у генерала, возможно, у него сохранились фотографии моего папы. Будет здорово увидеть его лицо. Мне запомнились его руки. Каждое утро, если был дома, он измерял, насколько я выросла, шагая указательным и средним пальцами от носочков до самой макушки. В первые месяцы в детском доме мне не хватало этого. Но потом я привыкла. Человек привыкает ко всему. А значит, я смогу привыкнуть и к нападкам Миши. Или хотя бы продержаться до того времени, пока не придумаю что-нибудь с жильем.

Глава 3

***

– Миш, у тебя телефон звонит.

Сонный голос слева от меня напрягает, если честно больше, чем телефон. Какого хера я не выгнал ночью эту телку, кем бы она ни была? Я даже не помню, как притащил ее сюда. Кстати, где это я? Нихрена не помню.

Озираюсь по сторонам. Ах, ну да… я в московской квартире. Зачастил сюда последнее время, так как находиться на даче стало абсолютно невозможно. Папина девчонка там повсюду, хоть я почти не вижу ее. Выдраила весь дом, так что теперь любой угол напоминает о том, что она там живет и что я должен на ней жениться.

– Возьми трубку, наконец, – требует голос, – я хочу поспать.

Совсем охренела что-ли? Спать ее сюда везли? Ну вот знаю же правило – стянул презик – вызови такси для девахи, чтобы утро прошло без этих утомительных выпроваживаний. Но я так нажрался вчера, что не помню ни эту девку, ни то, как оказался дома, и уж тем более, как трахал ее.

Деваха валяется на животе, посапывает носом. Мне виден только ее затылок. На длинных темно-русых волосах еще сохранилась завивка. Стаскиваю с нее одеяло, чтобы разглядеть то, что мял ночью. Девушка вскакивает и недовольно ворчит. Не слушаю… рассматриваю ее фигурку. Высокая, стройная, второй размер, может с половиной. На мордочку тоже хорошенькая.

– Я в душ, – заставляю себя подняться с кровати и не обращать внимания на головную боль. – Приготовишь что-нибудь на завтрак?

– Еще и завтрак тебе? – орет девица. – А больше ничего не надо? Нафига ты меня с кровати стащил?

– Раз завтрака не будет, – ищу глазами брюки, достаю из них несколько помятых купюр и кидаю их на кровать, – вот деньги на такси. Постарайся, чтобы тебя тут не было, когда я выйду.

– Ну и козел ты!

Да-да, слышали, знаем. Продвигаюсь медленным шагом к выходу из комнаты, даже не собираясь прикрывать наготу.

– Гребанный импотент!

Что, мать ее, она только что сказала? Чего я только не слышал в свой адрес, когда вот так прощался с женсоветом по утрам. Но импотентом меня еще никто не называл. Чаще всего девахи уходят расстроенными именно потому, что так, как я, их никогда раньше не трахали. Не то, чтобы я считаю себя богом секса, но… ой, да ладно, я бог секса! Я великолепен! Неповторим! Мой член получал комплименты бесчисленное множество раз.

Упираюсь в девицу взглядом, требуя объяснений. На подпорченном размазанным макияжем лице проскальзывает страх. Она понимает, что такими словами опасно бросаться.

– Прости, не хотела тебя обидеть, – девушка прикрывает себя одеялом и ищет взглядом свою одежду.

– А ну-ка повтори!

Я взбешен!

– Да я разозлилась просто, извини, – девушка тянется за валяющимися на полу джинсами.

– Я сделал тебе больно вчера?

У меня не получается говорить нормально. Голос хрипит от саднящего горла, звук получается не только громким, но и грубым. Я не помню ночи, но если сейчас она скажет, что я причинил ей вред в постели, то я определенно извинюсь. Иногда я позволяю себе грубости, но только если заранее обговариваю их с партнершей, если, конечно, это не снятая для разрядки шлюха.

– Миш, не было ничего, – тараторит девушка, натягивая джинсы.

– Серьезно?

Я удивлен.

– Да, ты не смог.

Девушка краснеет, произнося эту фразу. А я пялюсь на нее, слушая ритм льющейся по артериям крови, звонко отдающийся в ушах. То есть – не смог? Не бывает такого! Как это – не смог? Мой член на месте, на всякий случай смотрю на Коршуна младшего, проверяя, дейсвительно ли он на месте. Все верно, мой товарищ там, где и должен находиться. И сейчас он весело подмигивает мне, бодро указывая на девчонку утренним стояком.

– Ты все говорил что-то про мои волосы, бубнил, чтобы я осталась на ночь и спала рядом. Называл как-то странно, – моя гостья краснеет еще больше, застегивает черную рубашку и достает из заднего кармана джинс несколько стодолларовых купюр. – Ты оплатил всю ночь, поэтому я осталась. Тут раза в три больше, чем надо, так что я могу отработать, когда.., – он опасливо смотрит на меня, и понижает голос до шепота, – когда ты сможешь.

– Ты шлюха?

– Стриптизерша.

– И у нас ничего не было?