Мое тело – Босфор

Девчонки, хорошо отдохнули? Вещи с «карго» отправляете? Или все дни на экскурсии потратили?

Это за нами наблюдает какая-то тетка из толпы.

Мы уже не знаем, что говорить. Наверно, нам просто не хватает любви. Но не нам же одним?

Надо иметь тысячу глаз, чтобы смотреть и наслаждаться красотой тканей, золотыми и серебряными сокровищами, драгоценной парчой, разнообразным оружием, бесценными щитами и стальными мечами, каменьями, вправленными в кинжалы, превосходными луками, ножами с рукоятками чистого золота или усыпанными драгоценными каменьями, не говоря уже о златотканых материях – атласе, бархате, камке, плюше, разнообразной пестрой тафте, шерстяных тканях, плащах, а также драгоценных камнях, крупных жемчужинах, благородных каменьях и еще многих невиданных и редкостных вещах, которых в мире не найдешь, а здесь их полным-полно и продаются они во множестве и изобилии, и какого товара ни пожелают – там найдут. В первом отделе были золотых дел мастера, ювелиры и другие искусные и сведущие ремесленники, каких в других странах вовсе не встретить, ибо о чем бы ни помыслил человек, чего бы ни пожелало его сердце, он там у них найдет. И изумруды и рубины величиной с яйцо, алмазные перстни и чаши, и не знает человек, что ему купить или на что смотреть.*

Мы садимся на свои места. Сейчас хоть посмотрим сверху на город. Помню с прошлого раза, что это очень красиво, ночной Стамбул, освещенный огнями. Ниф-ниф ерзает на стуле у самого окна, она вообще не успела ничего посмотреть за эти четыре дня. Самолет резко взлетает, мы вытягиваем шеи, чтобы получше разглядеть светящийся рисунок улиц и мечетей.

Крыло самолета тихо и уверенно перекрывает нам обзор. Мы продолжаем молча сидеть в той же позе, не желая верить своим глазам. В этот раз мы не оделись и не полюбовались городом. Но часть сердца опять оставили там. Не могу понять, то ли человеческое сердце такое большое, то ли наши внутренние органы обладают свойством регенерации, как хвост у ящерицы, то ли мы скоро станем совсем бессердечными?

Симбиоз

Наконец заканчиваются новогодние праздники. Нет ничего тоскливее обязательной готовки в предновогодний вечер. Дома я – застывшее Чучело на палке, заржавевший Железный Дровосек. Жизнь обретается где-то в других местах. Поспешно замешиваю тесто для пиццы и нарезаю вареные овощи для оливье. Утомление приходит после боя курантов и первого обязательного бокала шампанского. Со Славиком мы утыкаемся в телевизор, так как он считает, что это лучшая форма отдыха, и новогодняя ночь - не исключение. Все праздники я с нетерпением жду, когда наконец выйду на работу. Не супер, но уж лучше, чем дома.

В прошлом году я плакала по несколько раз в день, каждый раз после выхода новостей. Мне казалось, что война в Ираке перекинется на Турцию и поглотит весь Восток. Этот год выдался спокойным в политическом плане, только мне совсем не хватает денег. Я умудряюсь найти себе еще несколько подработок и раз в неделю не без удовольствия пересчитываю хрустящие зеленые сотки, а потом прячу их между страницами толстой книги. Это мои маленькие зеленые окошки с видом на вечернее море с тонким месяцем, большие звезды и прочую дешевую романтику.

Я хотела бы выезжать на великосветские балы, как это делали мои предки, закутываться в пушистые меха и затягивать корсет покрепче. Я бы поддержала любую беседу на французском, и, изящно обмахиваясь веером в ложе, спорила бы о преимуществах железной дороги и о том, чей голос лучше.

Вместо этого я который час тяну пиво в забегаловке в компании турков-строителей.

Я, правда, умудряюсь прочитать им стихотворение Жана Кокто в оригинале. Они не понимают, но слушают с удовольствием. Оказывается, в Москве полным-полно турецких кафешек, а самих турков еще больше. Играет заезженная кассета с турецкими хитами, которую мы сами же и принесли сюда. Ниф-ниф в сотый раз показывает фокус с сигаретой, а Иа взахлеб рассказывает о том, как нам понравился Стамбул. Ее не смущает, что они с Нифом город так и не посмотрели. Зато в Москве потом почитали путеводитель с картинками, главное, атмосферу уловить успели.

Мы быстро «крестим» своих друзей всякими прозвищами. Анечка, Петенька, Шапка, Электрик, Галстук и Танцор, имя им легион.

Волею судеб они стали нашими неизменными спутниками, и вместе мы спасаемся от одиночества в паузах между нашими рейсами. Давно уже никто не относился к моим пожеланиям и капризам так внимательно. Давно так никто не радовался этим детям солнца, замерзшим в наших снегах. Кажется, в природе это явление называется симбиозом.

Правда, романтики с ними в Москве – никакой, здесь не плещут волны, не горят тысячи звезд над головой, они уже не поют и потуже заворачиваются в свои дубленки.

Маха.

Мы не дожидаемся июня и срываемся в последние майские дни. Я прилипаю к окну самолета, и не отрываясь, смотрю на проплывающие подо мной горы и аккуратные разноцветные квадратики полей. Я уже расплющила об стекло свой нос, как в детстве, когда мы с мамой ездили на юг, и я не отрывалась от окна поезда, пытаясь удержать на последнее мгновение ускользающие из виду мосты и речки. Сколько мне сейчас лет? Не знаю. Через полчаса жизнь начнется с нуля.

Ибо кто знает, что хорошо для человека в жизни, во все дни суетной жизни его, которые он проводит как тень?

И кто скажет человеку, что будет после него под солнцем?

Мы заходим на большую дискотеку. Вид проходящего мимо чероноволосого парня с каре вызывает у меня болезненные воспоминания. Мне кажется, что это мой Маугли. Но нет, точно не он. Мы садимся за столик, я чуть не плачу. Не могу смотреть на эти похотливые лица смазливых мальчишек и стареющих турков, в чьих глазах сквозит жесткий расчет. Я хочу только одного - не пожалеть о деньгах, затраченных на все это действо и доставшихся мне не самым легким путем. На них можно было купить не самую плохую подержанную иномарку.

Но я предпочла пару глотков свободы.

========================================

Девушки постепенно расходятся, и я остаюсь на танцполе одна среди турецких парней. Впрочем, действо на этих десяти квадратных метрах идет по своему сценарию. Уже пару часов я участствую в собственном дележе. Танцпол делится на враждующие зоны, группы и независимых. Попытка одного тщедушного эркека одним махом перескочить длительное соперничество оканчивается неудачей: слишком явная низость интересов. Я убегаю, и отсиживаюсь за столиком с подругами.

– Там есть еще один, кажется, симпатичный.

– Мы заметили. Только с ним какая-то беда. То ли сумасшедший, то ли обкуренный.

– Мда, я тоже не пойму. Танцует странно. И зрачки как блюдца. Он, наверно, немец. Не может же турок быть блондином!

Он принимает меня за немку: моя футболка заполнена иностранными надписями. Ко мне подошли его друзья, что-то спросили по-немецки.

– ???

– …

Пауза. Замешательство.

Я спрашиваю по-английски: ты – немец?

Он удивлен. Смеется.

Я – турок.

А я – русская.

ххх

Сон в летнюю ночь: принц на белом коне.

... И три орешка для золушки.

Маха приезжает за мной на белом авто. Я вижу все в дымке сказочного тумана. Смотрю на него во все глаза и не могу насмотреться. Я – с первого взгляда влюбленная кошка, я пью сладкий вечерний воздух, летящий мне навстречу. Ради этого мгновения стоило родиться на свет!

Лучшие друзья девушек – турки, а не бриллианты.

… и среди людей есть прекрасные порождения горячего солнца, и у них есть много чудесного.