Мое тело – Босфор
Шрифт:
– Почему ты не хочешь пододвинуться ко мне поближе? Я тебя обниму, - ласково бормочет он, но у меня болит сердце. Маугли смотрит на меня со всех стен и зовет к себе. Я беспокойно ворочаюсь и засыпаю только под неясные звуки начавшейся жизни, когда Бородка убегает на работу, поцеловав меня на прощанье, и возвращаются веселые разомлевшие сестры. У Иа – понятно, любовь. А у меня что, неподъемный багаж из нескольких чемоданов?
Мы вновь сидим на берегу, три девицы-красавицы. Вокруг нас – турецкие семьи из наших апартов и несколько богатых немок.
–
– Превзошел все ожидания! Давно у меня такого не было! Но он так стеснялся, полчаса не мог снять штаны.
– ???
– А там просто бревно!!!
– !!!
Ниф не выдерживает и уходит купаться, бормоча, что у Пинчера, которого она вчера подцепила по пьяной лавочке, напоминает карандаш в стакане.
Мимо проходят русские туристы. Мы смотрим на них как на инопланетян. Дамочки с детьми и савочками, бесформенные мужики с какими-то ластами за плечами…
– Ну вот скажи, Иа, чем твой Чулок лучше нашего, русского?
Она смеется.
– Да всем!
– Может, мы просто наркоманки? Подсели на восточного мужика как на наркотик?!
– Да уж точно. Как бы мы их не кидали, но без них – уже никуда, лучше умереть! Лично я со своего наркотика слезать не собираюсь! А вот он как раз названивает. Джаным?
Ниф выходит из воды с зеленой водорослью на ухе и видит Иа с трубкой:
– Что, Мясник уже звонил?
Мы с Иа покатываемся от смеха. Мясник – это вечный ужас нашего Нифа.
Но вместо Мясника появляется мой Маугли. Он вылетает к пляжу на мотоцикле и глушит мотор. Я накрываюсь кепкой.
– Девченки, может, мне в море?
– Лежи, он тебя уже увидел.
Маугли садится на мой лежак и слегка посыпает меня песочком. Нервы у него явно не в порядке. Девчонки напряженно молчат, ожидая, что скажет наш Ленин в бандане.
– Ты вчера с кем была?
Я молчу.
– А позавчера?
Молчу. Турецкие семьи, сидящие неподалеку, слушают наш «разговор».
– Представляешь, приходит ко мне мой друг, Мустафа. Говорит, ты мою любимую не видел, к вам в бар не заходила русская девушка, у нее еще две подруги? Я говорю, нет, не заходила. А как она выглядит? Он описывает, небольшого роста, светлые волосы, карие глаза. Я говорю, ее не Дария зовут? Он говорит, Дария, ашкым. Я ему говорю, это моя ашкым, ты что-то перепутал! А он говорит, не перепутал! Мы с ней всю ночь гуляли, на счет целовались, я ее теперь люблю!
Мы молчим еще немного.
Ниф с Иа начинают кричать наперебой.
– Да что ты к ней пристал? Чего ты от нее хочешь? Мы сюда отдыхать приехали! А что ты можешь предложить своей ашкым кроме вонючей каморки? Она только знай бабки с тобой отстегивает! У тебя вечно денег нет, вот и сиди помалкивай. А мы гулять хотим, там, сям, это наше дело!!!
Убедительно, ничего не скажешь. Ленин опять глотает слезы. В любовь играть не так-то просто.
– Мне надо подумать, - отчего-то добавляю я.
– Думай! Душун!
Он резко встает и уходит, злой и разбитый.
Минут десять мы молча ковыряемся в песке. Ниф нарушает тишину.
– Черт! Сговорились они, что ли? Мусти твой идет.
Я обмираю. Этого еще не хватало. Жаль, что люди не могут, как ящерицы, тряхнуть телом и в мгновение ока уйти в песок.
Сестры передают мне двухлитровую бутыль Кока-колы:
– Сиди и пей воду!
Мусти с недобрым лицом присаживается на лежак рядом с нами.
В рядах близлежащих турецких семей раздается смех. Одна турчанка трясется от смеха, уткнувшись лицом в песок.
– Nasilsin Darya?
– Cok iyi tesekkur ederim!
Я отхлебываю из двухлитровой бутыли, захлебываюсь и начинаю кашлять. Ниф с волнением поглядывает на меня и нападает первая:
– Чего пришел? С работы что ли уволили?
– Как меня могут уволить? Я же с папой работаю, это магазин моего отца.
И очень серьезно спрашивает, глядя мне в глаза:
– Ты будешь со мной встречаться? Почему ты мне не сказала, что Юсуф – твой аркадаш? Он же мой друг! Ты думала, он не узнает?